Спасти Ссср ч2

— Ну он всегда пересаливал по части экономики — а вот по части идеологии он слабоват. Сыплет цитатами из Ленина, а понимания то настоящего — и нету. У Брежнева тоже не было — но его Михаил Андреевич спасал. А сейчас ведь у нас и секретаря по идеологии нормального нет. Частично работу по партии Егор тянет — но он тоже без году неделя...

Секретарем по идеологии сейчас был назначен Евгений Тяжельников, выходец из комсомола. Причем пока — только и.о. Все понимали легковесность такого назначения и понимали, что идеология у нового генерального не в чести. Все теперь... в свое время, Фуше, министр внутренних дел Франции ответил молодому тогда еще Первому консулу Бонапарту: месье, люди за ту власть при которой едят. Вот судя по всему Горбачев и решил заменить идеологию сытостью — об этом свидетельствовали лихорадочные действия по наполнению прилавков, раздача земли при том, что в Правде или в "элитарном" журнале коммунист не была до сих пор опубликована ни одна статья за его авторством на идеологические темы. Понятно, что такие статьи пишет не генеральный — а соответствующие люди в отделе — но она, конечно же, одобряется генеральным и задает соответствующий тон его правлению. Тысячи и десятки тысяч парторгов должны ведь знать, в каком направлении вести идеологическую работу в массах! А тут — ничего. Молчание генерального сильно настораживало в сочетании с его действиями, от которых тянуло НЭПом и начатой борьбой с коррупцией.

Чиновничество почувствовало опасность.

Особенно сильно эта опасность проявилась на юге — Алиев приказал через МВД и КГБ собрать списки детей и родственников всего партийного и облисполкомовского аппаратов — где они учатся, где работают, каковы родственные связи. Все знали, что за этим последует — запрет семейственности, то есть сыну прокурора запрещено поступать на юридический. Только что по "голубиной почте" пришла информация, что во время заседания бюро ЦК компартии Грузии Алиев предупредил, что кого поймают на взяточничестве или антипартийных поступках — ответит не только он, но и все его родственники. Исключат из партии, уволят с работы, детям и внукам запретят получать высшее образование — пусть дворниками работают. Это уже тридцать седьмой какой-то.

На самом деле — тут я намеревался со временем поправить Гейдара — злой полицейский и добрый полицейский, это все еще работало, и мудрости Макиавелли никто не отменял. Был у этого у всего и еще один смысл — запретить надо было, но без озверения, чтобы те дети и внуки какие не могли бы поступить в своей республике — могли бы поступить в московские, ленинградские, свердловские, казанские и прочие ВУЗы. Таким образом, я пытался разомкнуть националистическую обособленность республиканских элит — если она еще не приобрела националистического окраса, то вот-вот приобретет, а там и до сепаратизма недалеко. Нельзя допускать, чтобы элиты превращали республики в свои вотчины и надо ломать, исподволь, но ломать большевистские схемы коренизации. Не должно быть титульных наций, но должен быть советский народ. А добиться этого можно, в том числе и делая космополитическую (в рамках Союза) конечно молодую элиту, которая училась в центре, для которой русский действительно родной и для которой Москва и Ленинград родной дом.

— Нездоровая обстановка, нездоровая. И что ты предлагаешь, Владимир Васильевич.

Щербицкому тяжело было это произнести. Он вспомнил, как принимал генерального в Киеве. Но... все это сиюминутно, а настоящее — система. Система, которой он вскормлен, которой он всем обязан. Громадная бюрократическая машина, которой он был обязан всем — ждала от него действий. Не дождется — сожрет. И на его место встанет другой.

— Надо менять первого, я считаю — сказал он

Слово было сказано. А оно не воробей.

— Ты один так думаешь?

— Романов со мной. И его люди.

— Романов... — Кунаев задумался — не верю я ему.

— Почему?

— Как бы хуже с ним не было.

— На генерального он предлагает меня. Григорий Васильевич...

Щербицкий понимал, что это самый опасный момент разговора. Если Кунаев в мыслях рассчитывает сам — то он этого конечно сейчас не скажет. Но потом предаст. Это ему только в плюс — уберет опасных соперников.

Но Кунаев просто кивнул

— А Романов что?

— Ему надо статус союзной республики для Ленинграда

Кунаев присвистнул

— Широко шагает.

— Тебе я предлагаю предсовмина.

Вместо ответа Кунаев сам наклонился и сорвал колос. Растер в пальцах, попробовал зерно на вкус

— Что скажешь, Динмухамед Ахмедович?

— Предсовмина мне не надо. Я старый человек, мне недолго осталось. Какой смысл в Москву срываться. Здесь моя земля, здесь мой дом.

...

— Но человека на Предсовмина я тебе дам.

Это и был ответ

— Кого?

— Молодой. Мой предсовмина, Назарбаев Нурсултан. Работу он знает, деятельный. Пусть совсем недолго работает. С завода.

— С биографией у него что?

— Хорошая биография, из бедняков. На оккупированной территории понятно, не был

* * *

— какая тут оккупированная территория. Женат на дочери уважаемого человека. Партийный.

— Значит, договорились.

— Договорились. Когда начинаем и с чего?

— Времени нет. Вот когда Политбюро будет по событиям в Тбилиси, тогда и начнем.

— Хорошо ...

* Про это знают все в Казахстане — Дарига не родная дочь. Поэтому отношения в семье всегда были крайне напряженными

** У афганцев в ходу не открытый казан, а скороварка с центральным винтом, но нижняя часть как казан. И готовится намного быстрее и весь вкус остается внутри, весь аромат

* * *

Это правда мясо закупали в Китае и особенно много — в Монголии.

* * *

Кстати на оккупированной территории был Горбачев — но он был несовершеннолетним, ему это потом не навредило.

07 июня 1985 года

Украинская ССР, Киев

На обратном пути Щербицкого грызла мысль — где он ошибся? Он думал, думал... и не мог понять. Но покоя не было.

Билась в виске мысль — зачем ему все это на старости лет. Ну обошли его на вороных...

Несправедливость. Только из-за этого он и начал. Власть поманила — а потом показала фигу. Если бы не те разговоры с Брежневым в восемьдесят втором...

А может, Кунаев прав?

Ну его, куда он лезет? Своя земля есть своя земля, куда ты от нее. Тут тебя сама земля соками питает, от врага укрывает. А там...

Ох, Леонид Ильич, Леонид Ильич. Как не вовремя ты...

И все-таки не давала покоя известие, сообщенное ему на ухо — Горбачев собирается реформировать союзную систему с тем, чтобы примерно уравнять отчисления союзных республик на общие нужды. Понятно, что в таком случае основной удар придется по Украине.

Кто возит — на том и везут!

Мстит что ли он? Но за что?

Не так что-то с ним. Не так. Какой-то он не такой, не наш. Щербицкий, с юности и до старости проведший в Системе, бывший и подчиненным и хозяином — научился узнавать людей системы с первого взгляда, жеста, слова. Горбачев был не такой... он как будто не прошел ту же школу, те же карьерные ступени. Он как будто... с Луны свалился.

Мы бумажные важные люди

Мы и были и есть мы и будем...

И раз так — с Горбачевым дело иметь опасно, он непредсказуем. Его надо убирать.

Щербицкий пока не допустил ошибок. Но намерен был допустить.

Киев встречал летним запахом раскаленного за день асфальта политого дождем. Широкий Днепр — смягчал климат этого южного города, не допуская излишней жары летом и морозов зимой, сглаживал и перепады температур дня и ночи. Тот же автомобиль с затемненными стеклами отвез первого секретаря в больницу, тот же человек поднял его на этаж, сопроводил в палату. Было темно, свет не горел. Щербицкий подошел к окнам, отодвинул занавеску, чтобы взглянуть на Киев — и снова сердце кольнуло: ну куда ты лезешь?

Но и остановиться он уже не мог.

На следующий день, покончив с бумагами, с которыми он работал даже в больнице — он вызвал своего секретаря по идеологии, Леонида Макаровича Кравчука...

— Владимир Васильевич — заглянул в палату Кравчук. Осторожный, представительный, всегда с иголочки одетый — живое воплощение просвещенного бюрократа

— Садись, Леонид, садись

Кравчук подвинул стул и сел

— Хочу тебе Леонид поручение дать.

...

— Но тайное. Понимаешь. Тайное.

Кравчук кивнул, смотря на шефа, как собака на хозяина

— Обстановка... — он сменил тему — кстати, Леонид Макарович ты участок себе взял?

Как и везде в Союзе — раздавали приусадебные участки, все записывались в мичуринцы. Кравчук участок не взял — просто не успел. Но сейчас — он моментально понял, какого ответа от него ждут.

— Нет, Владимир Васильевич

Щербицкий с довольным видом покивал — он больным, кстати, совсем не выглядел.

— А почему? Вот как ты сам считаешь, Леонид, не кроется ли тут мелкобуржуазное перерождение? И с ним опасность для нашей партии.

Кравчук был человеком системы. Плоть от плоти. И главное в системе — не иметь свое мнение, не быть правым — а угадать мнение начальника и уметь его научно обосновать, вне зависимости от его бредовости или безумности. На этом строилась система: ты начальник я дурак. В системе никогда не ценились умные и самостоятельные. Особенно самостоятельные. Ценились верные.

— Я сам об этом думал, Владимир Васильевич. Ведь что получается — мы раздаем земельные участки, разрешаем строить на них дома. Что мы тем самым поощряем? С одной стороны — рвачество, стяжательство, мелкобуржуазное перерождение. Ведь в первые годы советской власти ценилось как раз что — коллективизм! Тогда даже кухонь с ванными в домах не строили! Хотели, чтобы люди всегда были на виду, в коллективе. А сейчас что? Каждый, кто получил участок и построился — считай, мелкий хозяйчик уже, не социалистический человек! А с другой стороны, если мы делаем такое, значит, мы признаем что решение продовольственной проблемы провалено, и более того — что мы никогда и не решим ее. И вместо решения мы идем на мелкобуржуазные компромиссы с массой! А кто отвечал за решение продовольственной проблемы?

Ответ напрашивался сам собой — М.С. Горбачев

Щербицкий крякнул

— Правильно мыслишь, Леонид Макарович. Но и зарываться тоже не надо. Это... про квартиры без кухонь и ванных ты не упоминай — не поймут это люди.

...

— И проработай так же тему того что в Грузии происходит. Дружба народов, ленинские принципы...

— Понял Владимир Васильевич. Когда?

— Пара дней у тебя есть. Но не больше. Подготовь по каждому из вопросов доклад... минут на пятнадцать — двадцать. И побольше — печатную версию с раздаточным материалом

— Понял.

— Вот и хорошо. Только помалкивай. Либо сам работай, либо привлекай тех, кому абсолютно доверяешь. Один, два человека, не больше.

...

— Иди.

Леонид Макарович Кравчук был в душе предателем. Хотя сам он таковым себя не считал. Но разве не правильно говорят: что такое один украинец? Партизан. Два украинца? Партизанский отряд. Три украинца? Партизанский отряд с предателем.

Он родился в Хмельницкой области, странном месте на границе польского, украинского и русского влияния. Во время войны там зверствовала как нигде УПА, убивали людей целыми селениями, не щадили никого — женщин, детей, стариков. Зверствовали и польские соколята. Немцы почти не вмешивались — у них был приказ запрещающий участвовать в эксцессах, и они почти не контролировали сельскую местность. Потом пришли войска НКВД, и на область обрушилась новая волна террора. Днем в селе советская власть — а ночью бандеровская. Скажешь что не так — и жди ночных гостей в дом.

Кравчук там и научился двоедушию — лгать, таить, но главное — выживать. А чтобы выживать — надо было угодить и тем и другим.

Вовремя предать — значит, предвидеть!

Первым делом, вернувшись на работу, Кравчук достал листы бумаги, проложил их копирками, вставил в машинку — но печатать не стал, задумался. И думал он не о том, как получше выполнить задание Щербицкого, а о том, как сообщить в Москву что Щербицкий и может быть не он один — готовят смещение генсека.

Идея предать Щербицкого возникла сразу и не вызвала никаких внутренних противоречий и терзаний. Он по-настоящему не входил в команду Щербицкого, не был приближенным, он был чужим для Днепропетровского клана. Та должность, которую он занимал — в нормальных условиях была для него потолком: он был чужим и не был хозяйственником, не имел хозяйственного опыта.

Но если он донесет на Щербицкого — Горбачев разгромит его команду и встанет вопрос — кого? А кого — как не того кто только что проявил верность и правильное понимание текущего момента?

Он начал прикидывать — кого на предсовмина взять. Надо кого-то с Востока.

Да и еще...

Кравчук вызвал помощника

— Ты меня записал в дачный кооператив?

— Да, Леонид Макарович. Двадцать пять соток в Броварах.

— Иди, вычеркни меня. И чтобы...

Кравчук приложил палец к губам

04-05 июня 1985 года

Москва

Утром — я снова поехал в Совмин, и заниматься реформами. Не получается уделять внимание и тому и другому — а надо. Надо.

В группе Валового заканчивалась проработка новой системы показателей для народного хозяйства, к ним я зайду позже. У них задача одна — разорвать гибельную для экономики связку между зарплатой и валом произведенной продукции, дающей почву для злоупотреблений и поощряющей расточительство. А еще одна группа — работала над законом о кооперативах, который я восстановил с помощью самого МСГ и документов комиссии Политбюро по подготовке экономической реформы.

У меня хватило ума дать этот проект на проработку рабочей группе и подключить к ней банкиров. И теперь — сам товарищ Геращенко выносил свое мнение по законопроекту.

— ... извините, Михаил Сергеевич, но закон сырой, непроработанный, а попытка его реализации в том виде, в каком он есть — приведет к коллапсу платежной системы и экономики в целом.

Я снял очки и положил на стол

— Почему?

— Дело в том, Михаил Сергеевич, что — я говорю только с моей точки зрения, у товарищей есть отдельные мнения по их направлениям — банковская система страны имеет своего рода пропускную способность, обусловленную количеством банковских отделений, банковских специалистов, пропускной способностью РКЦ. Если разрешить, как здесь предлагается кооперативы с правом открывать расчетные счета в банках, система быстро достигнет предела работоспособности, а потом начнется коллапс. РКЦ не сможет своевременно обрабатывать платежи не только кооперативов, но и народно-хозяйственного комплекса в целом, и он в короткое время полностью остановится из-за неплатежей. Просто — есть объективные факторы, ограничивающие количество клиентов, которое в данный момент может принять и обработать банковская система. Если его превысить — встанет сначала банковская система, потом и все остальное...