— Живой, миленький мой, Ормондушка, — бормотал призрак, всхлипывая и вызывая череду не самых приятных мыслей и ощущений.
— Почему ты тут? — ровно спросил я, хоть и читал некогда, что с галлюцинациями говорить не стоит. Но уж очень горько было.
Да и мимоходом брошенный “взгляд” в эфире явил мне “живую” природу галлюцинации, что было признаком совсем неважным, но и зародило несколько безумную, но надежду.
— Я, Ормондушка, забыла, — ответила всхлипывая галлюцинация. — Сказала тебе что всё есть, а у нас яблочки закончились… думала до лавки сбегать быстренько, да покупатели там были. Спешила домой, да дом пропал, — задрожала она губами. — А там ты был… Если мнишься мне, то не мучь меня, Оромондушка… я яблочки тебе несла… — зарыдала Мила, отпустив сумку и закрыв лицо руками.
Яблочки заскакали по мостовой, весело подпрыгивая, но я их сшиб пинком, бросившись к девушке. И стоял, держа в объятьях мою Милу, живую и настоящую, меня обнимающую и рыдающую. Да и сам, признаться, ронял слёзы на золотое руно её кудряшек, чувствуя как ростки ледяные внутри трескаются и осыпаются. Но не до конца, что, наверное, не столь и плохо, отметила часть меня, оставшаяся разумно-расчётливой, подозреваю, не без помощи этой “шоковой закалки”. Впрочем, большая часть меня рыдала вместе с Милой, причём как от облегчения, так и от счастья, чему я не находил нужным препятствовать.
Это нам невероятно повезло, просто сказочно. Я даже готов умеренную жертву принести, богу какому, если докажет он, что это его рук дело, думал я, гладя овечку мою по голове.
Впрочем, собранная часть меня начала думать не о “реках крови” а о случившемся именно с точки зрения анализа. Итак, судя по всему, бритты нанесли свой удар первыми. Довольно результативный психологически, но не сказать, чтобы разрушительный на практике: Да, с пару десятков зданий в Акрополе порушено, даже частично задеты управы, насколько я могу видеть. Но для военного применения это мышкины слёзки. То ли капут бриттский кривоглаз, то ли они позиционирование не смогли обеспечить. Судя по грохоту взрыва в стороне милитантов, летели они к некоему маячку, очевидно, тому самому алтарю. А судя по скоростным самолётам, был этот алтарь сброшен с воздуха.
Так, встряхнулся я, надо нам отсюда убираться, потому как народ всё прибывает, да и в целом, не дело нам тут стоять. Не отпуская, а приобнимая Милу за плечи, я сделал глупость. А именно, подал широким потоком в кольцо диплицикла эфир, первый раз в жизни пробуя передать эфиром не просто энергию технике. В чём мне прочитанное помогло, ну а гараж под нашей инсулой точно уцелел. И, на удивление, результат вышел положительный: пусть и вихляющий, рывками, диплицикл к нам из каретной выехал.
Мила отпускать меня не пожелала, примостившись за спиной и обнимая, невзирая на неделикатно задравшееся платье и пальтишко, ну а я не гнал, да и двинул к ближайшему гостиному двору. К счастью, уцелевшему, правда у стойки служителя толпился народ и слышался гул. Вот честно, не было у меня ни сил, ни желания просить, так что прошли мы к служителю по пути, который я эфирным телекинезом нам освободил. Достаточно аккуратно, но и не нежничая.
— Нумер на двоих, любой и быстро, — бросил я без расшаркиваний, вместе с крупной купюрой на стойку.
— А вы знаете… — начал было служитель.
— Знаю. Наш дом. Мне долго ждать? — холодно прервал его я.
Понятно, что дядька ни при чём, да и деньги он пытался отказаться брать, под одобрительный гул персонала и постояльцев. Но вот честно, ни сил, ни желания к разговорам у меня ни с кем, кроме разве что овечки моей, все так же приобнимаемой за плечи и временами всхлипывающей, не было.
Так что прошли мы с Милой, всё также в обнимку, в нумер. Окружающие понимание проявили, “расталкивать” их не пришлось, да и за прошлый, довольно, стоит признать, бесцеремонный, метод “прохода” претензий не предъявляли.
А в нумере бухнулились мы на кровать, лишь верхнюю одежду скинув. И Мила в меня вцепилась, задремав. Время от времени просыпаясь, ладошками по лицу гладя, плача и радуясь, бормоча “живой, родненький”, да и вновь засыпая. Даже в уборную одного не отпустила, да и покурить не дала, вцепившись и пробормотав, чтоб курил тут.
Ну а я несколько “отошёл”, да и продолжил мысли свои. Итак, очевидно, бритты начали войну, довольно по-дурацки, но учитывая проявления, кроме них, и некому, нет у Полисов подобных технологий. И, очевидно, не только на Вильно была атака, и ежели в других местах бритты столь феерически не тупили, то жертвы могут быть вполне для войны подходящие: например, весь Акрополь, ухнувший капутьей волей бес знает куда. Таковой Полис лишается всей управляющей верхушки, знаний, бюрократии… По сути, остаются подданные да рабы. В общем, Полисом его уже назвать нельзя, даже если подданные сориентируются, организуются и прочее.
Ну банально, останется не Полис, а жилая застройка и ряд производств, более ничего. Такой пострадавший от окрестных полисов критически зависим становится во всех проявлениях. И милитанты тут выжившие не особо ситуацию выправляют, хотя лучше, чем ничего.
Далее, начал считать я. Сколько подобных диверсий могут учинить Бритты? И выходила у меня фигня. Две сотни с лишним Полисов Гардарики, две с лишним же сотни Полисов данских — это только непосредственные фигуранты под рукой. У бриттов на все Полисы самолётов-то хватит с трудом, а это не считая внушительный флот в окрестностях островов. Который на подобное нападение ответит ой как больно. Или Капут столь могутен, что обеспечит безопасность всей Британики? А тогда на кой бес были ритуальные танцы с дипломатией? Просто послали бы Полисы Гардарики, вот, как раз, собрали бы объединенный, дано-славянский флот, да и если римские бы присоединились, то только на пользу бы пошло для капутьего удара. А потом обезглавить Полисы, да и строить свою Империю поганую.
А так выходит фигня какая-то… Ну, может, их мозгам Капут настал, изящно скаламбурил я. Ладно, всё равно пока мыслеблудие. Да и пиздец бриттам настал, по делам ихним. Их вся ойкумена убивать будет до смерти, факт.
Ну и что мне не придётся на путь кровавого мстюна вставать неплохо… очень уж я близко подошёл к границе полного отрицания эмпатии, с очень… гадкими императивами. Нет, если бы моя овечка пострадала, с улыбкой погладил я тихо посапывающую овечку по кудряшкам, этот выход бы был для меня приемлем, как ни отвратительно это признавать. Чистая эмоциональная взаимосвязь, а я и вправду мягок не позволительно, а получив подобный удар от Мира, перестал бы его воспринимать в полной мере. Социопатия клиническая, поставил я возможно-будущему себе диагноз.
На следующий день с утра я, так и не отпуская ладонь подруги, сделал несколько фони гостиничным аппаратом. Успокоил родных, как и Мила своих, о чём мы вчера не озаботились, ну реально, не до того было, как ни некрасиво это звучит. И в управу отфонил, соединившись с начальством злонравным своим.
— Живы, отрадно, — бросил Леший на мой голос. — Подруга ваша?
— Жива, — коротко ответил я.
— Поздравляю, Ормонд Володимирович, — впервые на моей памяти с человеческим теплом высказался Добродум, впрочем, тут же исправился. — Изрядно у вас отпуск начинается, — озвучил он.
— Как есть, — не стал препираться я. — Много наших погибло?
— В Полисе тысяч пять, данные неполные. В управе же все живы. Только не один и не два сотрудника семьи потеряли, — отозвался Леший.
— Бритты? Воздухом? — осведомился я.
— Бритты. Воздухом, — подтвердил мои мысли Леший. — Десять Полисов Гардарики подверглись атаке. И на сём я с вами беседу заканчиваю, Ормонд Володимирович. Вам занятия не найдется, в ближайшие дни уж точно. Сейчас милитанты вопрос решают, тут наша Управа-то не слишком нужна, но мне занятие есть, так что прощаюсь. — заявил начальник перед разрывом связи.
Мда, вообще ничего не понимаю, несколько растерянно думал я, поднимаясь с Милой в нумер. Подруга на моё недоуменное лицо о причинах осведомилась, но ожидаемо на непонятный вопрос плечами пожала.
Бред ведь суицидный! Десять Полисов — это не смешно, ежу ясно, что на такую “демонстрацию силы” Полисы ответят так, что мало никому не покажется. Подтверждая мои мысли небеса пронзил рёв, и на север пролетели не менее десятка тяжёлых самолётов строем. Ну реально, или у них Капут — сильнейший из всех известных проявлений Земли, прошлого и настоящего, или капут мозгам бриттским перед этим нападениям пришёл.
Впрочем, не до этого нам было. Наконец, наговорившись и налюбившись, объездили мы родных наших, пусть и ненадолго. Семья Милы на ладошку её, меня за руку держащую, даже во время объятий с матушкой внимание обратила, но претензий не выставляла, что и понятно. А я хоть познакомился со старшей сестрицей моей овечки, которую Понеж явно в преемницы делу семейному готовил. Такая амазонка, прямо скажем, хотя с тем же, как и у Милы, забавным руном на голове.
А у домашних я, помимо всего прочего, узнал, что Терны аж двумя супницами обзавелись, грузовой и пассажирской, по совету моему. Почти все средства в сие ухнули, яровики семейные продали, но покупкой Володимир доволен вышел, повторно поблагодарив персону мою.
А в гостинице меня поймало два чина службы гражданской социальной с, как мне спервоначалу показалось, несколько несвоевременным вопросом. А именно, сколь имущества было в инсуле разрушенной утрачено.
— А не кажется ли вам, — тернисто вопросил я. — Что вопросы сии не вполне своевременны? Да и Полис тут причём?
— Полис всегда причём, — ответствовал чин. — И уж коли обеспечить безопасность и сохранность не смог, то его задача компенсировать. А насчёт своевременности, Ормонд Володимирович, ныне беспокоим мы либо без жилья оставшихся на улице, либо как вы, потерь в родных не претерпевших. Или в бумагах ошибка? — почти виновато уставился на меня дядька.
— Да нет, Семифолд Широкович, — несколько пристыжённо, пусть и внутренне, ответствовал я. — Потерь у меня нет.
— А вы, сударыня, Милорада Понежевна Сулица? — осведомился чин у всё ещё держащей меня за руку Милы. — С Ормондом Володимировичем в инсуле служебной проживающая?
—Так это, — кивнула подруга.
Вообще, оказалось, что “таскать девиц” любого пола и возраста мне в квартиру служебную не воспрещалось, что я и так знал. А вот у Милы, о чём узнал я лишь ныне, документом хозяйственник инсулы её статусом и прочим поинтересовался, да и в отчётность внёс ответы. После встреч неоднократных, как я понял.
Ну да не суть, посидев и подумав, мы вроде имущество своё припомнили, что писец чина подробно записал. Даже деньги, в квартире лежащие, записал, никаких вопросов каверзных не задавая, чего я, признаться, ожидал, да и не рассчитывал на них особо: живы, а остальное — прах. Ну а коли спрашивают, что утрачено, с пристрастием, так можно и ответить, всяко лишним не будет, хотя врать и наживаться я точно не буду — не труполюб я, на беде всеобщей наживаться.
И удалились чины, выдав мне ордер Управы социального Довольствия, наказав при первой оказии с ним оную посетить да компенсацию получить. Ну, навещу при оказии, решил я.
А вот через пару дней Полис огласила новость, как листами срочными, с фото цветными, так и по эфирофонам. А именно, Британика ныне, как и острова окрестные, ныне безлюдны. Совсем. Купный ответ “за вероломное нападение на Полисы”, как извещали листки. Возвращение трёх самолётов, кстати, сии новости предварили.
А выходила, согласно озвученной информации, такая картина:
Начался конфликт с исландцев. Очередное рыбачье корыто с парой рыбаков военному судну бриттскому дорогу не уступило, было тараном потоплено. Один из рыбаков таки потонул, что исландцев привело к поступку феерически безумному. А именно, тяжёлый крейсер (как я понимаю, всё тот же Погибель Троллей), просто поднялся по Тамесису. После чего из района Лондиниума раздалась изрядная канонада, отмеченная уцелевшими судами-патрульными. Продолжалась она с полчаса, после чего затихла, и началось натуральное сражение морское, закончившиеся утоплением бриттского флота не без потерь, впрочем, для судов данов и славян.
Суда в ожидании скучились, отослав “по цепочке” доклады эфирные — в окрестностях Британики были весьма сильные помехи со связью эфирной, несомненно, бриттами учиненные, поскольку сами они без помех связь имели.
И выяснился ещё один момент, заставивший суда отойти — на некоем расстоянии от берега из неосторожно подошедшего судна был изъят немалый кусок, что, закономерно, привело к его затоплению. Кстати, про “богов” новости не поминали, было лишь “эфирное неизвестное воздействие”. Что, по совести, могло быть интерпретировано и так.
Далее, через пару часов эфир пронзили вопли из исландских Полисов, которых ныне нет как факта — изломанные провалы вместо двух Полисов. Собственно, конфликт намечался, но его скорейшей эскалации никто не ожидал, потому как берсеркерство исландское было вещью всеизвестной. В общем, суда отошли, просто патрулируя. А политики Полисов эфиром связывались да голову ломали. Пока, через шесть часов после конца канонады Погибели, на Акрополи Полисов Гардарики, родных для десятка послов небезызвестного мне посольства, была произведена атака одновременная, как я понял из контекста, да и своих наблюдений, скинутыми алтарями. И не все Полисы отделались столь “легко”, как Вильно, уж с чем капутное позиционирование было связано, бес знает, но Акрополь Пскова и болотистого Бирлина были уничтожены мало, что не полностью.
Собственно, леший знает (да и то не факт), на что рассчитывали бритты. То ли это было “на нервах” от исландцев, то ли деяния “отдельной группы”, но после сего нападения вариант “а поговорить?” для Полисов Гардарики исчез, как и для союзных данов. А в воздушные порты прибрежных Полисов направились тяжёлые самолёты со всей Гардарики и Данского полуострова. И, как оказалось, не только меня вопрос “как бриттов воевать” занимал. И мир Полисов узнал вторую в своей истории авиационную бомбардировку (до сих пор максимум, что применялось — это флешетты, да и то в полевых столкновениях), да и в целом воздух был “демилитаризован”, ежели не договорами, то обычаем и традицией.
А также впервые применялось химическое боевое отравляющее вещество. Массового поражения, естественно. Что за отраву умыслили алхимики Полисов, никто не сообщал, однако, с почти границ стратосферы остров начали заливать ядом. Багрово-красное, заметно тяжелее воздуха, газообразное вещество. Фото с судов показывало заливаемый кроваво-красными потоками с небес остров.
