Значительно хуже обстояли дела с пулеметами. Кроме незначительной модернизации ручного пулемета Дегтярева устранившей некоторые недостатки конструкции, выявленные при повторных испытаниях, все остальные разработки пока не двигались, несмотря на пристальное внимание к ним руководства и НКВД.
У Шпагина никак не получалось модернизировать крупнокалиберный пулемета Дегтярева, ни у кого из разработчиков не получался пока новый станковый пулемет под винтовочный патрон, работы над пулеметом калибра 14,5 мм только начинались, как и над авиапушкой калибра 23 мм на базе гильзы от патрона 14,5 мм.
Работы над зенитной автоматической пушкой калибра 23 мм только планировались, так как еще не был готов полноценный снаряд. Разработчики обещали закончить испытания новой гильзы и оптимальной засыпки пороха до марта месяца.
Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтоб посчитать, вооружение, чью разработку закончат позже конца 37-го, будет к началу 41-го в дефиците. Военная приемка наверняка обнаружит недостатки, которые придется устранять. В лучшем случае изделие допустят к серийному выпуску через полгода. Чтоб завод смог подготовить полноценную технологическую оснастку под массовое производство нужно дать ему еще полгода. Остается два года для насыщения войск новым изделием. Если мощностей завода-разработчика недостаточно, то для повторения технологичной цепочки на другом предприятии нужно время от полгода и больше. Два года полноценного серийного выпуска, как правило, достаточно для насыщения новым вооружением, войска имеют время ознакомиться с оружием и подготовить рекомендации по его применению. Но если у тебя нет этих двух лет спокойной работы — начинается аврал и все что с ним связано. На разработчиков давили и давили жестко. Часть КБ уже работала в казарменном режиме, другая часть фактически была в схожих условиях.
Иногда ему хотелось крикнуть, видя вокруг себя непонимающие лица: "Война на носу, а вы думаете, у вас есть время! Мы не успеваем! Не успеваем!", эта фраза рефреном крутилась в голове, когда приходилось настаивать на более сжатых сроках и отклонять все, даже очень нужные и перспективные дела которые не помещались в заданный отрезок времени. На них просто нельзя было тратить силы и средства.
Больше всего Сталину хотелось, чтоб хоть что-то случилось не так, как она предсказывает, увидеть хоть одну ошибку, и снова знать, будущее не определено, можно не верить в этот назначенный срок, в возможную катастрофу, которой просто не может быть. В настоящий момент на континенте нет армии, которая может противостоять РККА. Что может измениться за это время? Ведь мощь РККА растет с каждым днем. Не может Германия совершить такой рывок, это невозможно.
Но события происходили по расписанию и даже тайный протокол к германо-японскому договору, который с большим трудом раздобыла внешняя разведка, повторял то, о чем рассказала Ольга. Приходилось смиряться с неизбежностью и готовить страну к конфликту.
Сталин еще раз после памятного разговора на даче расспрашивал Ольгу о возможностях предотвращения конфликта, и она повторила практически то же.
— Товарищ Сталин, будущее не определено, теоретически возможность предотвращения конфликта существует. Для этого противник должен быть уверен в двух важных для него обстоятельствах. Во-первых, то, что мы не собираемся на него нападать ни сейчас, ни в будущем. Во-вторых, противник должен понимать, что мы достаточно сильны, чтоб не дать себя победить. Это необходимое условие предотвращения конфликта, и мы в силах выполнить эти два условия комплексом экономических, военных и политических средств. Но кроме объективных факторов, к сожалению, существует фактор психологический. И если рассматривать психологическое состояние германского руководства в 41-м году, то после целого ряда блестящих побед и будущего покорения всей Европы, мысль, что в этом мире существует достойный соперник Германии, просто не в состоянии посетить их умы. Поэтому, я не сомневаюсь, конфликт будет. Интенсивность и продолжительность его будут определяться несколькими факторами, а именно: первое и основное — соотношение сил в воздухе. Если мы удержим паритет в воздухе, продемонстрируем упорную оборону на земле и активные действия в тылу противника, нет сомнений, конфликт удастся быстро прекратить и перейти к мирным переговорам. Ведь всем будет очевидно — продолжение конфликта служит интересам Великобритании и САСШ, но никак не СССР и Германии.
— Неужели вы не понимаете, что это ничего не решает? Гитлер сделает перерыв, наберется сил и ударит по нам снова.
— У него в отличии от нас, висит на шее война с Англией и формально война с САСШ, которую шатко ни валко, а вести нужно. Мы тоже не будем сидеть сложа руки, и если мы четко будем демонстрировать два условия названных мною ранее, никакого желания повторять печальный опыт у него не возникнет. Кроме этого есть фактор внутренний. Немецкие генералы тихо ненавидят Гитлера, который существенно подвинул их вниз в исторической иерархии германского общества. Так что не исключен вариант смены власти при первой же неудаче нынешнего канцлера.
— Так это еще хуже. Они сразу попытаются объединиться с Англией и САСШ против нас.
— Попытаться, попытаются, но у них ничего не получится. Не будем забывать, что к этому времени Германия завоюет всю Европу. Для Англии и САСШ такое положение дел совершенно недопустимо, ибо означает их геополитическое поражение в недалеком будущем. Поэтому они будут требовать освобождения всех захваченных территорий. Кто бы ни пришел к власти в Германии, он на это не пойдет. Отдавать завоеванное — это противоречит самой сути германского характера. Народ не поймет. Поэтому, после того как Германия получит от нас по носу, единственный выход у нее — возобновить и углублять заключенный с нами мирный договор независимо от того, кто будет у власти. Что касается идеологии национал-социализма...
— Не нужно считать товарища Сталина глупее, чем он есть на самом деле. То, что идеология национал-социализма не жизненна и само руководство Германии будет вынуждено ее сменить, понятно и ребенку.
— Я считаю вас гениальным руководителем, товарищ Сталин. Уже то, что вы больше года доверяете моим рекомендациям, несмотря на собственные сомнения и возражения вашего окружения говорит о многом. Я в самых смелых своих мечтах не надеялась, что вы измените наступательную доктрину РККА на оборонительную.
— После того как вы записали всех сторонников наступательных действий в троцкисты, у меня просто не было другого выхода. — Сталин спрятал в усы улыбку. — Что ж ваше мнение, товарищ Стрельцова, нам понятно. Не буду вас больше задерживать.
Никто не знал, как тяжело ему было ломать себя. Как он перечитывал вновь и вновь ход событий первых месяцев той, воображаемой войны, изложенные Ольгой по его требованию, ее анализ действий командования РККА. Скрупулезный разбор ситуации и вывод — в условиях столкновения с противником, имеющим количественный и качественный перевес, единственно верным решением было с первых дней перейти к обороне, а еще лучше, готовить ее заранее до нападения противника. Готовить не только оборону, но и саму территорию к возможной оккупации и организации партизанской войны. Как тяжело далось ему понимание — единственный способ борьбы с немецкой армией на первом этапе — это война от обороны. Но после памятного марша минской танковой бригады, когда: двадцать процентов техники осталось на территории воинской части и не вышло на марш, так как она была поломана еще до того, и ждала отсутствующих запчастей. Чуть больше четверти единиц выехавшей техники сломались по дороге, а до места добралось около половины числящихся в бригаде единиц. Не говоря о том, что бензин комбриг реквизировал в соседней МТС, взяв под стражу директора. Это его и спасло.
Сталин, узнав подробности марша, приказал комбрига не трогать, а созвал комиссию из производственников, военных техников и засадил их писать двухгодичную программу обеспечения танковых бригад ремонтными подразделениями и запасными частями. И он был вынужден признать правоту основной мысли звучащей в ее анализе первых месяцев войны. Начинать соревноваться с немцами в ведении маневренных, атакующих действий нужно постепенно, всегда имея козырь в запасе.
Но все это было в прошлом, сейчас нужно было решить, как поступить с Люшковым. Сомнения в очередном Ольгином прогнозе оставались. Впрочем, это касалось всех ее прогнозов.
— Соедините меня с товарищем Ежовым.
— Здравствуйте, товарищ Ежов. Скажите, что вы думаете о товарище Люшкове?
— Здравствуйте, товарищ Сталин. На товарища Люшкова за последние полгода поступило несколько нехороших сигналов от местных товарищей. Причем не только анонимных, но и от его же сотрудников. Товарищ Фриновский уже выехал на Дальний Восток, в его задание входит, в том числе, проверить сигналы товарищей. Если подтвердится то, что пишут, будем менять.
— Вот как... тут такое дело, товарищ Ежов... товарищи из внешней разведки получили данные, что Люшков завербован японцами и готовится передать им важные материалы. Но беда в том, что данные непроверенные и существует опасность, что это целенаправленная дезинформация. Арестовав Люшкова, мы провалим нашего товарища в Японии, а этого делать никак нельзя. Поэтому товарищи из внешней разведки просят нас под любым предлогом отозвать Люшкова в Москву и здесь дальше с ним работать, но так, чтоб об этом никто не узнал.
— Будет сделано, товарищ Сталин. Я завтра выдам приказ о назначении его на другую должность и вызову в Москву.
— Торопиться не надо. Пусть он встретится с Фриновским, доложит, а тогда вызывайте.
* * *
На следующий день Хабаровск порадовал их мокрым снегом и пронзительным ветром. Свинцовые тучи проносились над головой, осыпая тяжелыми хлопьями снега. Изредка из-за туч пробивалось солнышко, но тут же пряталась за новой тучей, которые с завидным постоянством пригонял колючий, северо-восточный ветер. Город, как и многие другие города СССР, напоминал большую стройку, приостановленную зимой из-за плохой погоды.
Проверка началась со штаба армии. Ольге особо пока делать было нечего, она записывала в новую тетрадку звание, фамилию, должность командиров, которых ей довелось увидеть, и ставила напротив значки. Понравился ей человек своим умом, сообразительностью, умением реагировать на вопрос, внутренним достоинством, которое всегда отличает смелого человека от труса, — получал в тетрадку плюс или два плюса. Не понравился, получал минус. Если в оценке сомневалась, ставила рядом знак вопроса. Оля еще не знала, как она дальше распорядится этим трудом, но лиха беда начало, будет список, будем думать, а пока нужно было всматриваться, вслушиваться и ставить отметки. Поскольку, все что-то записывали в свои тетради, эта деятельность пока внимание начальства не привлекала.
Вечером она позвонила в Москву, выслушала начальство и восхитилась, как даже в таком незначительном эпизоде, проявилось искусство Сталина сформулировать задачу так, чтоб при любом варианте действий с ее стороны, всегда была бы возможность, как похвалить, так и отругать, за все, что бы она ни сделала. Это с одной стороны. С другой, такой постановкой задачи, он подстраховывал основных исполнителей. Если у них что-то пойдет не так, ей давался карт-бланш на исправление ситуации. А значит, верил, что в критической ситуации она сможет помочь. Это дорого стоило, и ошибиться она не имела права.
Никто ей слова не скажет, ведь ей было велено заниматься своими делами, но веры уже той не будет. А на вере в то, что она не только знает будущее, но и то, как его можно изменить, все и держалось эти полтора года. Именно поэтому, несмотря на сопротивление окружающих, Сталин настаивал, и принимал решения, опираясь на предложенный ею план подготовки к войне.
Возвращаясь в гостиницу, она раздумывала над тем, как не дать Люшкову перебежать к японцам. Арестовывать человека в такой должности, при исполнении обязанностей, никто не будет, практика была немножко другой. Обычно перед арестом человеку меняли место работы. Когда он прибывал на новую работу, или прямо по дороге туда, следовал арест. Командиров РККА, обычно сперва выгоняли на гражданку, а потом уже закрывали и начинали следствие. Люшков эту кухню знал хорошо, а значит, если увидит подозрительные признаки касающиеся его особы, то может решиться на побег. С другой стороны, это означало, что на своей территории он пока чувствует себя в относительной безопасности, и за ее телодвижениями никакого ненужного внимания не будет. А вот за людьми Фриновского, прибывающими послезавтра, следить будут обязательно. Особенно если Люшков почувствует — проверка имеет своей целью его утопить.
Ольге был нужен информатор из ближайшего окружения Люшкова, и она, после долгих раздумий, в обеденный перерыв рванула из штаба армии в краевой отдел НКВД, благо здание было в десяти минутах ходьбы. Задача была очень непростой, но Ольге вспомнился исторический опыт. Иногда сложные узлы проще разрубить. Бдительный сержант на входе проверил ее удостоверение и задал закономерный вопрос,
— Вы к кому, товарищ лейтенант? — Он приготовился записывать ответ в большую тетрадь дежурного.
— В столовую. Рядом проходила, дай, думаю, проверю, как тут кормят местных товарищей.
— По ступенькам вниз, — дежурный отреагировал на это заявление каменным выражением лица, и записал цель визита в журнал.
— Спасибо, — улыбнулась ему Оля, и пошла по ступенькам вверх.
— Вы куда, товарищ лейтенант?
— В графе "цель визита" допиши проверка дамской комнаты, — не оборачиваясь, ответила нахальная москвичка, продолжая подыматься по ступенькам.
— Откуда вам известно, что она на втором этаже? — Не унимался подозрительный дежурный.
— Типовая планировка зданий, товарищ сержант, и жизненный опыт, — донесся до сержанта ее голос со второго пролета лестницы.
"Столичная стерва", — подумал дежурный. "Какой настырный, сразу видно, начальник здешний — параноик, помешанный на безопасности", — подумала Оля. Не мудрствуя лукаво, она направилась в приемную. "Люшков скорее всего обедает, а в приемной скучает его секретарь. Ждет, когда начальник вернется и отпустит его утолить муки голода". Но все оказалось несколько иначе.
— Здравствуйте, а товарищ Люшков у себя?
— Здравствуйте, он уже собрался на обед, у нас перерыв, вам придется обождать или придти попозже.
— Может, вы мне сможете помочь. У меня совсем простой вопрос. Вот список командиров РККА из штаба армии. Мне бы хотелось побеседовать с сотрудниками из нашего ведомства, которые их знают лично. Частная беседа не более пяти минут. Меня интересует постороннее, но откровенное мнение. Нигде я на него ссылаться не буду, мне нужно проверить свои выводы.
Из кабинета вышел невысокий, кругленький мужчина с залысиной на макушке, пухлыми губами и близко посажеными, бегающими глазами. Глаза непрерывно прыгали с одного предмета на другой.
— Здравствуйте товарищ, вы ко мне?
— Товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга! — Сразу вскочил со стула секретарь. — Товарищ лейтенант из московской комиссии, проверяющей Дальневосточную особую армию. Пришла к нам с просьбой помочь найти наших сотрудников, знакомых с командирами штаба армии. У нее целый список. Хочет просто с ними побеседовать, узнать их мнение об интересующих ее командирах, и сравнить со своим.
