— Почему Гыгышка — пришелец полностью вернулся из мира грез.
— Да, он с детства убогий. Очень плохо говорит. Вместо многих слов произносит гы-гы или ды-ды. За эту особенность и прозвали его в деревне — Гыгышкой. Но кузнец он от бога. Может выковать такое, что диву даешься — как такое возможно.
— Вот!!! Лучшее решение! — путник с глубоким уважением и благодарностью посмотрел на старосту. В его голове сразу начала формироваться фантасмагорическая картина. — Нужно срочно найти какого-нибудь не признанного, сумасшедшего гения — талантище от сохи! И не обязательно кузнеца. Подсунуть ему идею или чертеж невиданного ранее изделия. А если вдруг он внезапно окажется круглым "мудрецом" и не поймет намеков, то можно и саму вещь подкинуть. После чего он её непременно изобретет. А потом ещё одну и ещё... — Рязанцев представил на месте кузнеца маленького, злого человечка с колючими глазами и вредным характером. Творец — первооткрыватель был в фиолетовом костюме, зеленых штанах. На его голове был высокий колпак с серебряными звездами. Вот кудесник решительно махнул руками — появился пистолет с глушителем. Прочитал ядовитое заклятие — возникла снайперская винтовка Лобаева. Ну, а если, со всей силушки стукнул по полу посохом... (Ой, я подумал посохом — поправил себя фантазер — конечно, молотом ударил, от всей души, по наковальне) — здравствуй долгожданный тяжелый пулемет "Утес". Глядишь — через год — полтора дойдет и до боевой машины пехоты первой серии!
— А если что-то пойдет не так? Или церковь усомнится в его гениальности? Или не дай бог его открытия свяжут с Дьяволом? — "добрый новатор" ехидно пощелкал пальцами — То я здесь — ни при чём! — Путник пожал плечами. Непонимающе покачал головой. Удивленно поднял брови. — Он сам виноват! А я ему говорил — спичками, то есть изобретениями нельзя баловаться! Опасно это и заразительно! — Пришелец свел губы уточкой. — А Он — безумец! Меня не слушал. Всё делал наперекосяк — по-своему... Вот Вам и результат баловства! — Рязанцев рассуждал деловито, входя в кузню к непризнанному таланту.
Возле наковальни Алексей рассмотрел крупного, бородатого мужчину в простом фартуке. Он охлаждал раскаленный серп. Сплющенное изделие было обычным, загнутым от середины в полукольцо. Оно ничем не отличалась от других похожих железок.
— Ну, и где его творение? — расстроившись, произнес новый помещик. Гигант с добрыми глазами совсем не походил на созданный в голове образ.
— Гыгышка, — Кирьян обратился к кузнецу. — Покажи барину, что ты сделал.
— Эгы... гы... эгу — кузнец забеспокоился. Он отошел в угол избы и что-то попытался закрыть своим телом.
— Не бойся, — продолжал ласково уговаривать Карачун. — Барин добрый! Наказывать не будет.
— Не буду — подтвердил Рязанцев. — Давай, показывай!
Кузнец аккуратно, словно боясь разбить свое творение, достал из угла металлический прут. На его конце был выкован красивый узор, походивший на цветок. Издали, не выпуская сокровища из рук, он показал гостям результат своего творчества.
— Да-а-а, — Рязанцев протянул гласную букву после осмотра творения. — А он может что-нибудь нормальное сделать? Не знаю? Например, меч, топор. Или наконечник для копья?
— Может, — ответил Карачун. — Только это и другие кузнецы могут. А Гыгышка кует так — как будто металл живым делает. Выковывает что-нибудь, а потом сидит подолгу, смотрит на него задумчивыми глазами — как будто любуется. А иногда плачет. Непонятный он! Юродивый — что с него возьмешь. Бывало, старый барин порол Гыгышку за использованное железо. Он на время переставал ковать, а потом опять начинал. Душа у него такая! Наверное — к Богу тянется.
Подтверждая слова старосты, кузнец бережно прижал цветок к груди. А затем стал качать его нежно — как ребенка.
— Да! Повезло мне с кузнецом! Вылитый — Данила мастер! И вообще, что не человек в моей деревне то либо Марья — искусница, либо кузнец — самородок. Прямо не деревня, а сборная творческих личностей.
— Слушай творец! — Рязанцев обратился к кузнецу. — А давай я тебя гением признаю. И всем скажу, что это божья благодать, а ты мне ограду скуешь из цветов, которые сам придумаешь.
— Зы.. гы... спы, — Гыгышка вскочил и воодушевленно заметался по кузнице. Его глаза искрились от счастья. Он подбежал к помещику и начал ему что-то объяснять. — Жы... жыгы... нады мно... мно-гы я бы... то-ко жыле-зы на-ды...
— Хорошо! Я дам тебе железа. — Начал отмахиваться Рязанцев от непризнанного таланта — самоучки. — Много дам. Если сделаешь красивую изгородь я тебе этого железа — пудов сто подгоню. А затем огромный заказ на кованые изделия. Ты главное — твори! Что-нибудь изобретай... Ну? Я не знаю? Перила, там... — какие-нибудь, люстры, подсвечники! Или ещё, что? Придумай, например... кочергу витую. А я это... Короче, продавать буду. Куда уж мне — теперь деваться? Надо же как-то непризнанных мастеров поддерживать. — Страдалец отошел подальше от "железного гения" — Ох, горе-то, какое — горемычное! Ну ладно. Короче! От "серпов и молотов" я тебя освобождаю. С завтрашнего дня начинай клепать цветы.
Путник повернулся и пошел в сторону выхода. На половине пути он внезапно остановился и, обернувшись, спросил у "кузнечного самородка". — Слушай! А ты можешь ещё что-нибудь выковать кроме цветов? Ну, там... коленчатый вал, например?
— Не... немы... гы, — кузнец развел руки и заморгал глазами, ничего не понимая.
— Жаль! — расстроился странник. Он прикусил губу и вновь погрузился во внутренние размышления. — Придется всё-таки везти из-за границы. С какой-нибудь далекой и неизвестной страны... Например, — путешественник задумался... — С Мозамбика или с Новой Гвинеи... Если только она открыта в этом времени. А что — хорошая идея! Скажу, купил у папуасов... Нет! Лучше, обменял на стеклянные бусы. А может быть... ещё, что придумаю.
* * *
Две недели спустя.
Небольшой разъезд.
Таможенная застава.
Очень далеко от Таганово и Москвы.
— Вот гляжу я на вас, господа хорошие и не верю вам! — черноглазый таможник с пренебрежением обратился к проезжим торговцам. Он раздосадовано вздохнул. Вытянул хитрое "лисье" лицо. Почесал мочальную бородку. — Не по нраву мне ваши постные рожи! Особенно твоя! — Мытник пощелкал пальцами, выбрал жертву и указал на пухлого мужика в помятой одежде. — Какой-то ты неприятный на вид. Похож — на... на сморщенный крендель. И пахнет от тебя — будто капуста заквасилась в погребе. — Он не спеша подошел к человеку вплотную и уставился ему прямо в глаза. — Нехорошее у меня предчувствие с утра — не к добру это! Чую сегодня, сердобольный — не твой день! Путь — дорога у тебя не заладиться. Эвон черна птица каркает — дурная примета для тебя.
Выдержав паузу "чинуша" продолжил скептически осматривать проезжих купцов собравшихся недалеко от таможенного поста. Недовольно переводил взгляд с одной "жертвы" на другую. Он как дознаватель хмурил лоб, раздувал ноздри и требовательно вглядывался в каждую деталь в одежде путников.
Недалеко от проверяющего документы на товар, возле шлагбаума расположились двое стрельцов. Парни весело "скалили зубы". Со стороны было понятно, что для них это было увлекательное представление. Чуть в стороне, у небольшого костра сидел пожилой дьякон. Оторвавшись от приготовления похлебки, он также с интересом наблюдал за происходящим.
— Не зря начальство признало Феоктиста Пупочкина самым ответственным служакой во всем околотке! Я таков! Меня — все бояться и уважают, — мытник остановился напротив возницы в поношенном армяке. Нахмурил брови. Важно поднял палец. — Только в этом месяце за незаконный провоз товара мной было поймано три "кнута"! — Он гордо вскинул вверх расщеперенную руку. — Промыт за уклонение от оплаты мыта составил — пять рублей! И это "есщо" — я начал работать недавно. То ли будет — когда я стану искушенным и всех выведу на чистую воду!
Целовальник зашел за спины собравшихся обозников и окинул взглядом повозки с грузом. Одобрительно покачал головой. Обратился к крайнему из присутствующих. — Где-то в глубине души — я вам не верю! Чувствую... — вы не похожи на торговых людей! — Чинуша пристально посмотрел в глаза съежившемуся человеку. — Да, и вообще! Я вот, что думаю — вы "есчо" поди и не православные! Нерусячи — вы, вот! Нет в вас нашего богатырского духа. — Он обернулся к стражникам за поддержкой, довольный своей догадкой. Охранники закивали головами, еле сдерживая смех.
— А известно ли вам, дорогие заморские гости, что торговый устав утвержденный ещё Царем — Батюшкой Алексеем Михайловичем запрещает немцам без разрешения торговать на Руси. И теперь за нарушение его царской воли вас — поганых басурман бросят в колодки. А затем высекут кнутом или изобьют батогами. Товары конечно конфискуют. А мне... — Контролёр замолчал на мгновение, подсчитывая что-то в уме. — А мне, будет награда, наверное! — Честный "буквоед" помпезно закрыл глаза, потер ладоши, и с удовольствием представил своё большое вознаграждение.
— Как же так? Отец милостивый! — старший каравана вышел из группы и начал быстро оправдываться. — Али на нас "хреста" нет? Мы — да не русские люди? Ты хоть посмотри на нас внимательно! Речь нашу послушай. Бороды наши потрогай.
— А ну! Побожитесь по-нашему, — хитрый плут прищурил один глаз и хитро посмотрел другим на потенциальных жертв.
— Вот, тебе истинный крест, — караванщики вытащили из под нательных рубах кресты и начали крестится. На поляне зазвучала молитва.
— Всё равно непонятно, — Феоктист отказывался верить своим ушам. — Согласен, говорите по-нашему, без акцента. И молитву произносите правильно — вроде. Но, что-то здесь не то... А — знаю! Пьете, чай безбожно — пригубляете до умопомрачения. Ишь, мордасы у всех красные.
Внезапно стряпчему в голову пришла крамольная мысль. Глаза его засветились. Он снова воспрял духом. Выпрямился. Гордо развел плечи. И ехидно произнес. — Всё! Я, догадался — где подстава. У вас — документы фальшивые! Скорее всего, купленные "на стороне"! А за подделку документов вас греховодников ждут пытки. Потом четвертование или дыба. Изделия ваши — разумеется на продажу. А мне... — Он глубоко вздохнул и с надеждой посмотрел на гостей заставы. — Мне, скорее всего... Жалование подымут — на целых два целковых!
— Что, ты! Кормилиц! — мужики замахали руками и затрясли бородами. — Упаси господи от лихо такого! Как можно? У нас все по правилам. По закону. Вот, погляди бумаги. Вот подписи, расписки, печать.
Законник принял грамоты. Внимательно осмотрел их. — Говорите по закону... — Он небрежно облизал пальцы, перелистал листы. — Вот это и странно, что вроде всё правильно — всё по закону. А контрабандисты? Они ведь такие пошли — ушлые! Их же когда надо — днем с огнем не сыщешь. Но стоит только отвернуться как они повсюду — ползут со всех сторон как тараканы.
Пупочкин взял паузу. Пошамкал губами, а затем вкрадчиво обратился к старшему каравана. — Как говоришь твоя фамилия?
— Толстоногов — я. Зовут меня, Илья. Приказчиком буду. Везу товары купцу Коробейникову и его компаньону Алешке Воронцову.
— Толстоногов... Толстоногов, — "бумагомарака" оторвал взгляд от документов. Посмотрел куда-то в сторону. Прищурился. Задумался на мгновение. — Странная фамилия? Неприятная. Какая-то шершавая на языке... По-моему она уже звучала где-то? Точно — в сыскных листах!
— Почему странная? — Лицо торговца покраснело от прилива крови. Он заволновался и начал суетиться. — Что, вы! Побойтесь бога! Фамилия — как фамилия. Обычная фамилия.
— Послушай, голубчик! — новая идея сформировалась в голове таможенника. — Пошто, ты мне голову морочишь! Ведь все знают, что твой родный брат организовал "поход за зипунами" вместе с вором и разбойником Стенькой Разиным в семьдесят пятом году? А когда его поймали и осудили — то сбежал из острога с монахиней Арзамасской. Потом ещё сказывали, что злодей ограбил по дороге карету, сжег два поместья и людишек сорок душ загубил. Ну, врун-говорун, что скажешь про брата своего? Почему молчишь — язык отсох?
— Помилуй, Бог, господин хороший! Смилуйся! Что вы такое говорите? Нет у меня братьев и сестёр на этом свете. Я сирота — сиротинушка. Обычный божий человек. Всю жизнь в Москве — среди торгового люда. Первый раз из дома за товаром выехал.
— Как-то не уверенно и не складно отвечаешь? И зенки в сторону воротишь? И бровь у тебя дергается? Ладно, пес с тобой! Пойдем. Поглядим — чавой везёте?
"Старший уполномоченный по особо важным делам на таможне" пошел вдоль повозок. Он гордо задрал голову и как индюк стал важно перебирать ногами. Группа купцов посеменила за ним следом.
— Итак! — мытник начал читать вводную лекцию для "забитых глупостью деревенщин" впервые оказавшихся на границе. — Напоминаю, что отдельные платежи за мелкие пошлины такие как: подушное, косвенный мыт, сотая, тридцатая, десятое, овальное, мостовое, гостиное, уборка конюшен, на мелкие нужды золотаря, писчие потребности и прочая — теперь платить не нужно...
— Слава тебе, Господи! — путники не дослушав, перебили чиновника. — Святая, Богородица! Ты услышала наши молитвы! Есть-таки правда на земле! А то чего только пустобрёхи не наплетут про таможню?
— Окстись, ворье постылое! — чиновник остановился и "резко обрушился" на торговцев. — Хуже ворон на гороховом поле! Нечего мне зубы заговаривать! На заставе нет юродивых и умалишенных. Дослушайте до конца! Платить не надо по отдельности — так как всё включено в общую плату. Теперь за каждый товар определена цена. Один товар — одна общая цена.
Таможенник остановился возле телеги с необычными объемными ящиками. На одном из них была большая надпись — Дизельный генератор. (Не кантовать). Опасно!
— Это ещё, что? — проверяющий открыл рот, и повернулся к сопровождающим.
— Личные вещи, переданные в дар помещику Воронцову, — старший каравана ответил быстро, не моргнув глазом. — Вот документы и список содержимого.
— Нет! Глянь, какие умные? — должностное лицо надуло губы и недовольно обернулось к солдатам. "Красноречиво" шмыгнуло носом. — Греховодники! Узнали, за что пошлину не берут! — Теперь прут вещички возами. Устроили из границы проходной двор. Аспиды — а не люди! Так и казну пустят по ветру. Ой, чую — неспроста это! Ох, видно придется милостыню просить скоро и в церкви стоять с протянутой рукой.
— Непорядок, Феоктист Никифорович! — дьякон сидевший у костра, поддержал сборщика пошлины. — Креста на проклятых нет! Скоро с такой службой кушать станет нечего — помиру пойдем! Всем христарадничать придется. Ты защити уж нас сердобольных! А то с голоду помрём!
Пупочкин получив поддержку от народных масс, на минуту задумался. Нервно подергал головой. Почесал затылок. Зло ухмыльнулся и грозно произнес. — Только пусть ваш Воронцов докажет, что это его вещи. — Он причмокнул губами. Поднял к верху левую бровь. — А то может быть они ворованные? Тут намедни на соседней заставе боярский обоз разорили! Неизвестные увели в ночь двенадцать подвод чистого серебра!
— Не дай Бог! Святые угодники московские, — старший каравана перекрестился и протянул бумаги мытнику. — Вот. Тут, дарственное письмо, перечень предметов и даже схема сборки этого... — того чего он дарит.
