— Так скоро... — задумчиво прошептал он.
— Это же хорошо. — Я подняла на него глаза. — Хорошо ведь?
— Хорошо... — Он поцеловал меня в висок. — Останешься со мной, пока не уйду? Или...
— Останусь, — пообещала я.
— А поехали сегодня к скади! — воодушевился он. — Элька приготовит что-нибудь вкусное. Она у меня замечательно готовит.
— Поехали. Ты, наверное, скучать будешь по скади. Ну, в кане... — А потом встрепенулась. — Только вот боюсь, Тамара не будет мне рада. Особенно сейчас, когда дата твоего ухода точно известна.
— Тамара — сильный воин. Она привыкла драться, даже там, где драться совсем необязательно. А еще у нее проблемы с Дарьей — Тамара не принимает ее как правительницу. Но они обе — скади, придется умерить спесь.
— Воином быть непросто. Приходится убивать, а это меняет...
— Ты говоришь не как пророчица, — заметил Эрик.
— Я — сольвейг. И убивала. Например, знаю, что древний оставляет после себя кучку пепла...
— Ого! — Он, казалось, заинтересовался. Приподнялся на локте, заглянул в глаза.
Напряжение от известия рассеялось, сменилось интересом. Комнату заливал свет, за окном совсем по-летнему пели птицы. На душе было спокойно и легко, будто я освободилась от давящего на сердце груза.
Как бы там ни было, все закончилось. Испытания, неизвестность, тревожные предчувствия. Будущее окрашивалось определенностью.
Теперь, в этой комнате, в этой кровати были только мы. Ничего не разделяло нас больше, и можно не таиться.
— Рихар — так его звали, — произнесла я с грустью. Память заботливо подкинула впечатавшийся в нее клеймом образ: рыжие волосы, яркие глаза, свирепость палача. — Он убил почти всех атли на моих глазах. А затем я убила его. Силой сольвейга.
— Потом их воскресил колдун?
Я кивнула.
— Его я тоже убила. Впрочем, этим точно не горжусь.
— Ты многое пережила. Сильная. Это восхищает.
— Я не чувствую себя сильной, — возразила я. — Усталой. Изломанной. Но все привыкли, что я выдержу, и приходится притворяться. Люди ждут от сольвейга поступков. Всегда. Но я — всего лишь женщина. Несмотря на кен.
Он снова обнял меня, и было что-то в этом объятии — необъяснимое, перемена, которую не можешь уловить и понять. Я притихла, слушая, как он дышит — глубоко и почему-то тяжело. Словно внутри у него шла своя борьба, которую Эрик не собирался афишировать.
Я и не требовала.
— Со мной тебе не нужно быть сильной, — прошептал он, и дыхание опалило мне висок. — Никогда. Сильным буду я.
И я с ним полностью согласилась. Кроме слова 'никогда'. Это 'никогда' к 'всегда' никакого отношения не имело, потому что у него был срок годности. Чуть больше месяца.
Плевать.
Я скажу ему, быть может. Не сегодня. Когда-нибудь потом.
Не буду просить остаться — это нечестно. Просто скажу. Что люблю. Что рядом с ним мир изменился — стал добрее, светлее. Красочнее. Я изменилась. Наполнилась силой, как сухая губка — водой. Напиталась уверенностью. Поверила в счастье.
Не это ли главное в людях? Они приходят и меняют нас.
Я не стану давить — позволю решить самому. Для мужчин очень важно — решать.
Мы лежали молча еще очень долго. Новый день проник в нас, согрел теплым майским солнцем, окрасил красками крыши домов. В какой цвет он выкрасит меня?
Вечером мы поехали к скади. К своему удивлению, в их наполненном вековыми тайнами доме мне было невероятно уютно. Словно за время нашего знакомства с Эриком что-то изменилось во мне на молекулярном уровне, приближая к некогда чужому племени. Наверное, это из-за кена. Скорее всего, из-за него.
Но я так долго не ощущала себя в семье, что не задумывалась. У скади было хорошо. Милые люди, визжащие дети, играющие на ковре у камина, веселый гомон, шутки и задушевные разговоры.
Защитницы, целители, ищейки. И просто люди — каждый особенный и заметный. Со мной говорили, меня расспрашивали, меня слушали. Эрик улыбался, гладил по спине и молчал, позволяя мне проявить себя.
И я узнавала каждого из них, находя в каждом какую-то мелочь, которая делала его личностью, наделяла индивидуальностью, отличала от других.
Удивительные, радушные, волшебные скади!
Эля, болтающая без умолку, серьезная Алла — воительница, которую очень заинтересовало, как атли пережили войну с охотниками. Внимательный Роб, даже Даша, тихо притаившаяся на подлокотнике кресла.
Тамара специально на нее не смотрела. Ни взгляда, ни слова — воительница и защитница словно не замечали друг друга.
А в остальном — идиллия.
Все они нравились мне.
В их тесном кругу я напитывалась теплом, от которого отвыкла. И все они, казалось, тоже грелись у своего костра. Сплотившись вокруг Эрика, как бы дополняли его самого, олицетворяя собой единство. Жались к нему, как котята к кошке, ища ласки и одобрения.
И я подумала, что никогда мне не было так уютно у атли. Или было? Уже и не помню.
А потом мы пили кофе на кухне. Вчетвером — я, Эрик, Роберт и Тамара. Кутались в ароматы свежей сдобы, говорили обо всем и ни о чем, вспоминали прошлое с некой теплой грустью необратимости. И негласно молчали о будущем.
Вернее, я молчала. А Эрик, как бы между прочим, в один момент объявил:
— Двадцать второго июня откроется портал в кан.
Идиллия закончилась тут же. Тамара сверкнула на меня убийственным взглядом и спросила:
— Ты сказала, да?
Я поежилась, а Роберт обратился к подруге:
— Полина не виновата в том, что рождена пророчицей. И в том, что видит будущее Эрика.
— А кто виноват? — вспылила воительница. — Пока она не появилась, все было хорошо.
— Ты знала, что я уйду, — строго осадил ее Эрик. — Мы говорили об этом не раз.
— Тогда не было четкой даты. Черт, Эрик, никто серьезно не верил, что этот момент наступит. — Она помолчала и добавила: — Никто, кроме тебя.
— В этом нет моей вины. — Тон холодный, даже ледяной, без намека на прежнее тепло. — Пора было уяснить, что мои слова имеют вес в скади. И начать уже прислушиваться.
— Некоторые твои решения просто глупы, — упрямилась Тамара. — Никто в скади не решается сказать это тебе в лицо. Так вот, я не боюсь сказать.
— И, тем не менее, ты обязана подчиняться. Ты присягала мне на верность, забыла?
— Ты мог оставить наследника! За все эти годы у тебя было столько возможностей. Но ты не сделал этого, а теперь оставляешь племя этой... этой...
— Дарья — моя сестра! — рявкнул Эрик и приподнялся, возвышаясь над воительницей.
Никогда я не видела его таким злым, таким разъяренным. Словно в него вселился первый нали и подстрекал хозяина разрушить все вокруг. Впрочем, Тамару это нисколько не смутило.
Пожар противостояния вождя скади и его воительницы разгорался все больше, и мы все рисковали сгореть в нем. Я вжалась в спинку стула и смотрела на сложенные на столешнице кисти рук. Ощущение уюта тут же рассеялось, и захотелось уйти, скрыться.
Наверное, Роб заметил это, потому как положил мне руку на плечо и шепнул:
— Идем. Позволим им немного поспорить наедине.
И мы пошли по затемненному коридору — обратно в гостиную. Дом спал и дышал во сне, не обращая внимания на внезапную ссору. Потрескивали в камине дрова, и вокруг растекалось тепло, обволакивало, пьянило. Как и сам дом.
Кто же топит камин в мае? Странно, но стены не возражали. Источали прохладу, чтобы поддерживать контраст. Или мне только казалось?
— Они всегда спорят, — пояснил Роб, провожая меня к дивану. Сам присел на подлокотник и виновато улыбнулся, словно хотел извиниться за поведение соплеменников. — С детства. Но Эрик ценит Тому именно за честность.
— Я ей не нравлюсь, — констатировала я факт.
— Дело не в тебе. Ты — пророчица, и Тома винит тебя в том, что Эрик уйдет.
— Я могу ее понять. Если бы не мои видения, он остался бы.
— Эрику тесно в этом мире, — усмехнулся Роб. — Если бы не твои видения, он нашел бы себе трудности по силе.
— Даша справится? Я имею в виду скади. Она сможет?
— Ей придется. Хотя в этом я согласен с Томой — из Даши пока ужасный правитель. Но другого нет, увы. Эрик чтит закон крови, значит, должны чтить и мы. — Он помолчал немного, а затем вдруг посерьезнел: — Тебя изгнали, верно? Из атли? Эрик не любит об этом говорить, вот я и не расспрашиваю...
— Изгнали, — кивнула я.
Сначала думала, жрец начнет жалеть или сочувствовать, и уже приготовилась отвечать, что мне ничуть не жаль, ведь это позволило мне поближе познакомиться с Эриком, но Роб спросил:
— Как тебе удалось уговорить его? Своего вождя?
— Влада? — удивилась я. — Я не уговаривала — он сам предложил. Это длинная история... — Вздохнула. — Ты извини, но зачем тебе? К Эрику это никакого отношения не имеет, поверь.
— Зато к Ларисе имеет, — мрачно ответил он. — Влад Вермунд не отпустит сильную защитницу. Но пророчицу отпустил. Значит, есть способ.
— Лара... — прошептала я, понимая.
Так вот кто этот таинственный скади, кто запал на красотку-защитницу. И тот разговор Эрика с Дашей внезапно обрел новый смысл. Да уж, Влад так просто не отпустит ее, и, если Лара захочет вступить в скади, ей придется отречься. Хорошего мало, хоть на первый взгляд так и не кажется. Будет больно. Плохо. Несмотря ни на что, Лара любит атли. Она росла с ними. Несправедливо будет, если ей нельзя будет с ними общаться.
— Боюсь, мой способ Ларе не подойдет, — ответила я. — Но Даша — подруга Влада, она может с ним поговорить. Объяснить, что вы... что у вас...
— Она не станет, — грустно улыбнулся Роб. — У нас с Дашей весьма натянутые отношения.
— Из-за Тамары? Ты поддерживаешь ее, верно?
— Из-за нее. И в прошлом... Я не горжусь, но однажды из-за нас с Томой Даша чуть не погибла. Между нами нет взаимопонимания.
— Но как же вы... ты же жрец! Эрик уйдет, и вам с Дашей придется сотрудничать. Иначе ослабите скади.
— Ты права, — задумчиво вздохнул Роберт и отвернулся. Словно наш разговор разбередил старые раны жреца, а еще казалось, что неожиданная откровенность смутила его. Ведь, по сути, мы совершенно чужие друг другу люди. Хотя в тот момент я была рада той откровенности. В собственном племени откровенничать я могла только с Глебом.
— Слышишь? Не кричат уже. — Роб поднял указательный палец вверх, призывая к молчанию. Неловкость рассеялась в напитанном ночью воздухе гостиной. — Иди, ты нужна Эрику. — Он сделал паузу и посмотрел на меня очень внимательно и, казалось, изучающе. — Ты хорошо на него влияешь, Полина.
— Он на меня тоже, — прошептала я и поднялась.
Эрика на кухне не было — только Тамара раздраженно мыла посуду, остывая от недавних разборок. Когда я вошла, воительница метнула в меня ненавидящий взгляд, словно хотела пронзить им меня насквозь.
Что ж, справедливо — из-за меня Эрик покинет этот мир.
Я не стала задерживаться, чтобы не злить ее еще больше.
Эрика нашла в кабинете. Он стоял у окна со сложенными за спиной руками. Не шевелился. Спокойный и уверенный, как обычно, но почему-то показалось, в душе его царило смятение. Оно и не мудрено — скорее всего, Эрика трогал разлад в скади сильнее, чем он показывал.
Я научилась чувствовать его. Было ли это последствием обмена? Скорее всего. Обмен соединяет пары — не зря именно ним закрепляется ритуал венчания.
Я подошла, положила ладонь ему на плечо. Он был сильным, этот мужчина. Но в тот момент захотелось обнять его, укутать в себя, спрятать от мира и успокоить. Хотелось, чтобы он снова шутил и беззаботно смеялся. Убрать тоску из лазурных глаз.
— Не расстраивайся. Уверена, Даша с Тамарой найдут общий язык.
— Боюсь, я недооценил проблему, — хмуро возразил он, кладя свою ладонь поверх моей. Луна смотрела на нас сквозь прозрачный газ занавесок и молчала. Вокруг таинственно сверкали крупные майские звезды. Из открытого окна отчетливо пахло сиренью. — И сейчас она проявилась особенно остро.
— Сам говорил, скади — главнее дрязг. Им придется...
— Не придется, — перебил он. Развернулся. Такой высокий, что приходилось задирать голову, чтобы на него смотреть. Он всегда был таким? Или сегодня это особенно заметно, ведь хотелось быть маленькой, а приходилось говорить взрослые слова. — Все решится проще.
— Проще? — хрипло спросила я, захлебываясь его напором, его теплом, неведомым мне, но уже таким желанным ответом. — Как?
Верила ли я когда-нибудь, что он это скажет? Ждала ли? Путаясь, теряясь в сладком карамельном безумии, я даже помыслить не могла, что такое возможно.
Но иногда происходит то, чего ты совсем не ждешь. Вопреки логике, здравому смыслу, расчетливым и понятным ожиданиям.
Он сказал это.
А я боялась поверить, потому что сказок не бывает. Только не для меня.
— Потому что я не уйду в кан, Полина.
Глава 23. Трудное решение
Занавеска плавно развевалась, танцуя на врывающемся в окно сквозняке. Под ногой протяжно скрипнула половица. Из кухни донесся стук тарелок — Тамара выплескивала остатки злости на кухонную утварь.
А потом нас окутала звенящая тишина. Я пыталась сконцентрироваться на дыхании Эрика — глубоком и спокойном. Хотелось успокоиться самой. Вернуть опору и не проваливаться в неизвестность.
Но дыхания слышно не было, только мое — прерывистое и едва различимое. А еще пульс болезненно отдавался в висках. Руки слегка тряслись, и я сунула их в карманы.
— Ничего не скажешь? — тихо спросил Эрик глубоким голосом. Такой голос — особый вид оружия, его так просто не достают.
И я бы сказала, только вот что?
— У маленькой болтушки пропал дар речи?
Улыбается. Шутит? И не поймешь. Как тогда, когда мы познакомились. Тогда меня еще пугал и этот взгляд, и эта улыбка. Тогда я еще не знала его. Сильного. Совершенного. Любимого.
— Ты... шутишь?
Эрик покачал головой.
— Нет.
— Но ты же... мечтал всю жизнь. Сам говорил. Что есть цель, и отступать от нее — кощунство.
— А еще я говорил, что ты дорога мне, помнишь? — Он склонил голову набок, вгляделся мне в лицо. — Ты тогда перебила — весьма бестактно, кстати. И обещала закончить разговор, когда я вернусь из хельзы. Я вернулся.
— Ты тоже... дорог, но... — Слова застревали в глотке, царапались острыми иглами, причиняя боль. Воды бы. И на воздух.
— Но?
Почему он так спокоен? Я здесь пытаюсь не сойти с ума от радости, а он совершенно непоколебим. Изучает, ждет. Дышит.
И ты — дыши, Полина.
— Кан. Скоро. Твоя цель, помнишь? Знания. Новый уровень. — Я выдохнула и отступила на шаг. Эрик прищурился и, казалось, расстроился.
Я определенно что-то сделала не так. Но что?
А потом он вздохнул и перестал на меня смотреть. Отвернулся к окну, к звездам, которые безразлично блестели на небе, как пришитые к темному сукну пуговицы.
— Понимаю, ты не ждала. — Голос глубокий, но уже другой. В нем нет вопроса — лишь понимание. Вещей, которые понимать не хочется, но надо. Как часто я понимала такие вещи? До этого момента их было так много, и вот растаяли... — Но я много думал. Ты не хочешь возвращаться в атли, и нам хорошо, так почему бы...
