* * *
— Конечно, — сказала принцесса Рут. — Вы хотите, чтобы я сделала записи для моих родителей, так же как для моей тети? Я бы рекомендовала начать с папы и мамы. Тетя Элизабет рассердилась бы, если бы кто-то высказал это вслух, но правда в том, что мой отец обычно может вытянуть из нее что угодно. И поскольку любые меры безопасности, которые защищают Берри, могут перекинуться на меня, он, вероятно, будет подлизываться очень хорошо.
Веб и Джереми посмотрели друг на друга.
— Как вам угодно, Рут. Ты в этом эксперт.
— Тогда ладно. — Рут поджала губы. — А теперь... Я должна выяснить, что будет работать лучше. Слезящиеся-глаза или сурово-настойчивая-просто-ограниченная-сыновняя-непочтительность. Разве "сыновняя" подходящее слово, когда ты дочь?
* * *
— Почему ты так уверен, что Мантикора может оказать достаточное влияние на Беовульф? — спросил позже Джереми.
— Есть, по крайней мере, четыре причины, которые я могу придумать, — ответил Веб. — Самая простая из них заключается в том, что даже если ты провел много времени среди беовульфиан, я не думаю, что ты действительно понял глубину и безжалостность вражды элиты Беовульфа с "Рабсилой". Для них в некотором смысле даже больше, чем для таких бывших рабов, как мы, эта война носит глубоко личный характер. Недоброжелательное соперничество, можно сказать.
— Все это произошло столетия назад, Веб. Более половины тысячелетия. Кто может так долго таить личную неприязнь? Не думаю, что даже я мог сделать это, а я известный фанатик.
Веб усмехнулся.
— Я знаю, что на Беовульфе есть как минимум восемь проектов, посвященных изучению эволюционных эффектов, каждый из которых был начат в течение пяти лет с возникновения первого поселения на планете — почти тысячу восемьсот лет назад. При определенном уровне самоотверженности биологи на самом деле не в своем уме.
Он покачал головой.
— Но оставим это в стороне. Одной из других причин является то, что Мантикора может сильно надавить на Беовульф. Назовите это влиянием. И наоборот, конечно. Отношения между этими двумя звездными нациями намного теснее, чем думает большинство людей.
Джереми все еще выглядел немного неуверенным. Но он не стал развивать эту тему дальше. Это, в конце концов, была область компетенции Дю Гавела.
Глава 32
Военный корабль, который вышел из терминала звезды Тревора мантикорского туннельного узла, не показывал мантикорского кода транспондера. Он также не показывал грейсонского или андерманского кода. Тем не менее, ему разрешили переход, поскольку код, который он отобразил, был кодом королевства Факел.
Назвать это судно "военным кораблем", было, пожалуй, чересчур великодушно. Это был, по сути, фрегат — крошечный класс, который ни одна крупная военно-космическая держава не строила более пятидесяти стандартных лет. Но это был очень современный корабль, возрастом менее трех стандартных лет, и он был построен мантикорским картелем Гауптмана для Антирабовладельческой лиги.
Что, как все прекрасно понимали, на самом деле означало, что он был построен для Одюбон Баллрум до того, как последний стал респектабельным. А этот конкретный фрегат — КФФ "Ручей Поттаватоми" — был довольно знаменит, можно даже сказать, печально известен, как личный транспорт Антона Зилвицки, прежде служившего во флоте ее мантикорского величества.
Все в Звездном королевстве знали о попытке убийства дочери Зилвицки, а учитывая нынешнее жаждущее крови настроение Мантикоры, никто не был склонен чинить какие-либо препятствия, когда "Ручей Поттаватоми" попросил разрешения подойти к КЕВ "Император" и переправить пару посетителей.
* * *
— Ваша светлость, капитан Зилвицки и... гость, — объявил коммандер Джордж Рейнольдс.
Хонор оторвалась от созерцания ближайших дрейфующих кораблей ее флота, приподняв одну бровь, когда почувствовала особую остроту эмоций Рейнольдса. Она решила встретиться с Зилвицки как можно более неформально, и именно поэтому попросила Рейнольдса поприветствовать его и сопроводить в относительно небольшой купол наблюдения, расположенный в кормовой части передней молотообразной оконечности "Императора". Панорамный вид был впечатляющим, но купол символически находился вне ее собственных апартаментов или официальных границ флагманского мостика.
Теперь эта странная рябь в мыслесвете Рейнольдса заставила ее поинтересоваться, будет ли Зилвицки столь же рад, как и она, представить этот визит как "неофициальный". Рейнольдс, сын освобожденного генетического раба, был восторженным сторонником великого эксперимента в Конго, не упоминая уж о личном преклонении перед Антоном Зилвицки и Кэтрин Монтень. Он на удивление хорошо работал с Зилвицки непосредственно перед отправкой Хонор в систему Марш, и был рад, когда она попросила его встретить катер Зилвицки. Теперь, однако, он казался почти... встревоженным. Это было не совсем подходящее слово, но оно было близким, и она уловила соответствующий проблеск интереса Нимица, когда кот выпрямился во весь рост на спинке стула, где она устроила его.
— Капитан, — сказала она, протягивая руку.
— Ваша светлость. — Голос Зилвицки был таким же глубоким, как всегда, но он был также немного более резким. Отрывистым. И как только она полностью обратила свое внимание на него, то почувствовала кипящий гнев, скрытый его внешне спокойным видом.
— Мне было очень жаль слышать о том, что произошло на Факеле, — сказала Хонор тихо. — Но я очень рада, что Берри и Рут выбрались невредимыми.
— "Невредимый" — интересное слово, ваша светлость, — прогрохотал Зилвицки голосом, похожим на крошащийся грифонский гранит. — Берри не пострадала физически, но я не думаю, что "невредима" действительно описывает то, что произошло. Она винит себя. Знает, что не должна этого делать, и она одна из самых здравомыслящих людей, которых я знаю, но все равно винит себя. Не столько из-за смерти Лары или всех остальных погибших людей, но за то, что выбралась сама. И, я думаю, возможно, из-за того, как умерла Лара.
— Мне жаль это слышать, — повторила Хонор. Она поморщилась. — Чувство вины выжившего — это то, с чем мне самой приходилось сталкиваться раз или два.
— Она справится с этим, ваша светлость, — сказал рассерженный отец. — Как я уже сказал, она одна из самых здравомыслящих людей на свете. Но этот раз оставит шрамы, и я надеюсь, что она извлечет правильные уроки из него, а не наоборот.
— Я тоже, капитан, — сказала Хонор искренне.
— И, говоря о том, чтобы извлечь правильные уроки — или, может быть, следует сказать "выводы", — сказал он, — мне нужно поговорить с вами о том, что произошло.
— Я была бы благодарна за любую информацию, которую вы можете дать мне. Но разве вы не должны поговорить с адмиралом Гивенс, или, возможно, СРС?
— Я не уверен, что кто-либо в официальных органах разведки готов услышать то, что я должен сказать. И я знаю, что они не готовы выслушать... моего коллегу-следователя в этом.
Хонор полностью и открыто перенесла свое внимание на спутника Зилвицки, когда капитан жестом указал на него. Она поняла, что он был очень молодым человеком. Ничем особенно не выделявшимся физически. Среднего роста — возможно, даже немного ниже — с телосложением, которое было не более, чем жилистым, почти щуплым на вид рядом с впечатляющей мускулатурой Зилвицки. Волосы у него были темными, цвет лица тоже скорее смуглый, а глаза были просто карими.
Но когда она посмотрела на него и протянула руку, чтобы попробовать его эмоции, она поняла, что этот молодой человек был совсем не "непримечательный".
В свое время Хонор Александер-Харрингтон знала довольно много опасных людей. Зилвицки был тому примером, как по-своему смертоносным был юный Спенсер Хоук, даже здесь настороженно стоящий за ее спиной. Но у этого молодого человека был ясный, чистый, незамутненный вкус меча. На самом деле, его мыслесвет был настолько близок к свету древесного кота, насколько Хонор когда-либо пробовала у человека. Конечно, не злой, но... прямой. Очень прямолинейный. Для древесных котов враги делились на две категории: те, с кем обошлись соответствующим образом, и те, кто еще был жив. В этом отношении, мыслесвет этого ничем не примечательного на вид молодого человека был точно таким же. В нем не было ни малейшего следа злобы. Во многом он был чистым и прохладным, как омут с глубокой неподвижной водой. Но где-то в глубине этого омута притаился Левиафан.
За прошедшие десятилетия Хонор познала себя. Не идеально, но лучше, чем когда-либо делало большинство людей. Она столкнулась лицом к лицу с волком внутри себя, склонностью к насилию, характером, скованным дисциплиной и направленным на защиту слабых, а не на охоту на них. Она видела этот аспект себя, отраженный в зеркальной поверхности стоячей воды этого молодого человека, и с внутренней дрожью поняла, что он был даже более склонен к насилию, чем она. Не потому, что он жаждал этого хоть чуточку больше, чем она, но из-за его сосредоточенности. Его цели.
Он был не просто Левиафаном; этот человек был еще и Джаггернаутом. Посвятивший себя точно так же, как она, защите людей и вещей, о которых он заботился, и гораздо более безжалостный. Она могла с готовностью пожертвовать собой ради того, во что она верила; этот человек мог пожертвовать чем угодно от их имени. Не ради личной власти. Не для получения прибыли. Но потому, что его убеждения и честность, с которой он их придерживался, были слишком сильны для чего-либо другого.
Но хотя он был целеустремлен, как мясницкий топор, он не был калекой-психопатом или фанатиком. Он будет истекать кровью за то, чем пожертвовал. Он просто сделал бы это в любом случае, потому что он заглянул в глаза себе и своей душе и принял то, что он нашел там.
— Могу ли я предположить, капитан, — спокойно сказала она, — что политические связи этого молодого человека, скажем так, могут сделать его чуть-чуть персоной нон грата в этих официальных разведывательных органах?
— О, я думаю, что вы могли бы сказать это, ваша светлость. — Зилвицки улыбнулся без особого юмора. — Герцогиня Харрингтон, позвольте мне представить вам специального сотрудника Виктора Каша из хевенитской федеральной разведывательной службы.
Каша спокойно наблюдал за ней, но она чувствовала, как за его невыразительным фасадом нарастает напряжение. Эти "просто карие" глаза оказались намного глубже и темнее, чем она сначала подумала, и они создавали замечательную маску для того, что происходило за ними.
— Офицер Каша, — повторила она почти мелодичным голосом. — Я слышала о вас несколько довольно примечательных вещей. Включая ту роль, что вы сыграли в недавней... смене лояльности Эревона.
— Я надеюсь, вы не ожидаете, что я выскажу свое сожаление об этом, герцогиня Харрингтон. — Голос Каша был внешне таким же спокойным, как его глаза, несмотря на несколько усилившийся укол опасения.
— Нет, конечно, не ожидаю.
Она улыбнулась и отступила на полшага, чувствуя, как Хоук внутренне напрягся позади нее при объявлении личности Каша, прежде чем она махнула на удобные кресла в куполе.
— Садитесь, джентльмены. А потом, капитан Зилвицки, возможно, вы сможете объяснить мне, что именно вы делаете здесь, в компании одного из самых известных секретных агентов — если это не оксюморон — на службе у зловещей Республики Хевен. Я уверена, что это будет увлекательно.
Зилвицки и Каша переглянулись. Это было короткое мгновение, скорее ощутимое, чем увиденное, а потом они уселись в унисон. Хонор заняла кресло перед ними, а Нимиц стек к ней на колени, когда Хоук отошел чуть в сторону. Она почувствовала, как Каша осознал, каким образом передвижение Хоука освободило его оружие и убрало саму Хонор с линии огня. Хевенит не подал никаких внешних признаков того, что он заметил, но на самом деле это его скорее позабавило, отметила она.
— Кто из вас, джентльмены, хотел бы начать? — спокойно спросила она.
— Полагаю, это я, — сказал Зилвицки. Он посмотрел на нее, потом пожал плечами.
— Во-первых, ваша светлость, я прошу прощения за то, что заранее не согласовал визит Виктора с вашими охранниками. Я скорее подозревал, что у них нашлось бы несколько возражений. Не говоря уже о том, что он хевенитский оперативник.
— Да, это так, — согласилась Хонор. — И, капитан, боюсь, что я должна заметить, что вы доставили этого вышеупомянутого хевенитского агента в охраняемую зону. Вся эта звездная система является якорной стоянкой флота, подчиняющейся законам военного времени и закрытой для всего несанкционированного судоходства. Кругом летают объекты с большим количеством строго конфиденциальной информации, в том числе той, которая может быть получена простым визуальным наблюдением. Я верю, что никто из вас не воспримет это неправильно, но я действительно не могу позволить "хевенитскому оперативнику" отправиться домой и доложить Октагону, что он здесь увидел.
— Мы учли этот момент, ваша светлость, — сказал Зилвицки гораздо спокойнее, чем он на самом деле чувствовал, заметила Хонор. — Я даю вам свое личное слово, что после ухода с Факела Виктору не был разрешен доступ ни к чему-либо из наших сенсорных данных или даже к мостику "Ручья Поттаватоми". У него не было никакой возможности делать визуальные наблюдения во время перехода с "Поттаватоми" на ваш корабль. Это, — он поднял руку, махнув ею в панорамный вид смотрового купола, — первый раз, когда он на самом деле глядит на что-либо, что хотя бы отдаленно может быть истолковано как конфиденциальная информация.
— Как бы то ни было, герцогиня, — сказал Каша, пристально глядя ей в глаза, его правая рука легко покоилась на коленях, — капитан Зилвицки говорит вам правду. И хотя, признаюсь, у меня было сильное искушение взломать информационные системы "Ручья Поттаватоми" и украсть информацию, но я обещал ему, что не буду этого делать, и довольно легко подавил искушение. Он и принцесса Рут оба опытные хакеры; я — нет. Я должен полагаться на других людей, чтобы сделать это для меня, а к этому времени рядом не оказалось ни одного из таких людей. Если бы я попытался сам, то все бы испортил и попался. В этом случае я не получил бы никакой информации и разрушил бы ценные профессиональные отношения. Если уж на то пошло, мои познания в вопросах флота такие... ограниченные. Я знаю много больше среднего обывателя, но недостаточно, чтобы сделать какие-либо стоящие наблюдения. Конечно, не полагаясь на то, что я вижу снаружи.
Хонор слегка откинулась назад, задумчиво глядя на него. По его эмоциям было очевидно, что он понятия не имел о ее способностях на самом деле пробовать его мысли. И было равно очевидно, что он говорит правду. Так же было очевидно, что он на самом деле ожидал, что будет задержан, вероятно, заключен в тюрьму. И...
— Офицер Каша, — сказала она, — на самом деле я хотела бы, чтобы вы отключили устройство для самоубийства, находящееся у вас в правом бедренном кармане.
Каша напрягся, глаза расширились от первых признаков испытанного им неподдельного шока, а Хонор быстро подняла правую руку, когда услышала резкий шорох пульсера, вынимаемого Спенсером Хоуком из кобуры.
