Консерватория:музыка моей души

По мере прочтения его слов, мое сердце стало биться чаще. Я даже надеяться боялась, но ведь других вариантов не было. Ни у кого. Даже у преподавателей, регулярно совещавшихся по этому поводу. А Даррак — он не мог бездействовать. Он делает это ради меня. Как же я могу отказать ему?

Сглотнув подступивший к горлу комок, я кивнула в знак согласия и, наверное, прошептала:

— Конечно, Дар.

Мой оллам ободряюще улыбнулся, скинул теплое пальто, придвинул второй винтовой табурет к тому, что стоял напротив, и сел за рояль, откидывая крышку. Я присела рядом. Мгновение — и пальцы Дара стали порхать по клавишам инструмента. Его тело, руки, кисти двигались слажено, единым музыкальным механизмом. Я смотрела на этот своеобразный танец и отчаянно желала услышать, что именно он сейчас играет, о чем поют его пальцы, о чем говорит его душа, но не слышала. Мир по-прежнему был серым и блеклым, и черное марево вокруг не пропускало ни единого просвета, заточив меня в безрадостный черный непроницаемый кокон.

Это было тяжело, очень тяжело — быть совсем рядом с музыкой, чувствовать ступнями вибрации пола от звуковых волн и не слышать ни самой коротенькой нотки. Я сцепила руки скрюченными пальцами и старалась дышать ровно. Получалось плохо. Дыхание все время срывалось на рыдающий ритм. Но хуже этого было понимание, что я пропускаю, не слышу не просто музыку и даже не музыку души, а мелодию, исполняемую Даром для меня. Не знаю, сколько я продержалась. Мне каждая секунда казалась тянущейся патокой болезненной вечностью. В какой-то момент я просто встаа с табурета и отошла к окну, чтобы не видеть того, чего не могу слышать.

Слезы набежали, но я не дала пролиться ни одной из них. Хватит. Скоро я почувствовала ладони Дара на своих предплечьях. Он стоял вплотную ко мне, положив щеку мне на макушку. Постепенно, чувствуя его дыхание, я успокоилась и сама повернулась. Подняв голову, встретилась с ним взглядом и произнесла, стараясь, чтобы мои слова звучали тихо — я еще помнила ощущение шепота:

— Это трудно, Дар. Очень трудно.

Его глаза блеснули отражением моей боли, а губы ответили:

— Я знаю.

Он поцеловал мои щеки затем глаза, а потом отошел к инструменту, чтобы что-то написать в моем блокноте. Подойдя, я прочитала: 'Я знаю, маленькая моя, но так нужно. Ты ведь сама это чувствуешь, верно?'

Я кивнула. Да. Это было правильно. Если что и поможет мне вернуть слух, так это музыка, музыка, которую я так жажду слышать, по оттенкам и цвету которой так истосковались мои глаза.

* * *

Милдред сжала пальцы в кулак, вздохнула и постучала в дверь кабинета первого проректора консерватории и своего прямого начальника. Услышав с той стороны громкое 'заходи!', он нажала на ручку и вошла внутрь, неосознанно растягивая каждое действие. Маркас сидел за столом. Увидев на пороге своего секретаря, он оторвался от очередной стопки документации, которая, как ей давно было известно, навевала на него тоску и скуку, и которой он планомерно и методично заставлял себя заниматься.

— Мила, что-то случилось? — спросил он, откладывая исписанные листы бумаги.

— Не то, чтобы... — замялась молодая женщина, а потом решительно закрыла за собой дверь, прошла к столу и села в кресло напротив начальника.

— Маркас, нам нужно поговорить, — произнесла она и замолчала.

Лорд Двейн кивнул и ответил.

— Я тоже так думаю. В последнее время ты сама не своя. Что произошло, Мила? — документы были забыты. Теперь все его внимание принадлежало ей.

Милдред Уорд улыбнулась. Вот за что она так любила Маркаса: его дружба была крепче гранита.

— Маркас, я увольняюсь, — решительно выдохнув, произнесла секретарь.

— Что произошло, Мила? — снова задал тот же вопрос лорд Двейн.

— Мне нужно уехать. По личным причинам... — попыталась ответить секретарь, но была прервана очень серьезным, сопровождающимся внимательным взглядом, четвертым по счету 'что произошло'

Приложив ладонь ко лбу, Милдред Уорд крепко зажмурилась, а потом открыла глаза, положила руку на колени и, глядя в глаза первому проректору, спокойно ответила:

— Я беременна, Маркас.

На десяток секунд в кабинете повисла тишина, которую разбил столь же спокойный голос лорда Двейна:

— Какой срок?

— Два месяца, — ответила молодая женщина, не отводя взгляда.

— Отец — Гаррет Бирн? — все так же спокойно уточнил проректор.

— Да, — Милдред снова тяжело вздохнула. — Как ты догадался?

Лорд Маркас Двейн фыркнул.

— А кто еще это мог быть?

Милдред грустно улыбнулась.

— Теперь ты понимаешь, почему я должна уволиться. Я не хочу, чтобы ребенок рос в атмосфере осуждения, не хочу, чтобы его называли незаконнорожденным. Я уеду на север страны, в какой-нибудь маленький городок. Беременная вдова не такое уж и редкое явление.

— Значит, ставить в известность лорда Бирна ты не собираешься, — констатировал проректор.

— Нет, — леди Уорд покачала головой.

— Ты не считаешь, что он имеет право знать? — осторожно спросил мужчина.

— Маркас, не будем об этом, — мягко, но безапелляционно произнесла Милдред.

— Твой план хорош, — после небольшой паузы кивнул Маркас, соглашаясь с ее доводами.

— Я знала, что ты поймешь, — ответила женщина и протянула ему лист бумаги, который все это время держала в руках. — Подпиши, пожалуйста. Печать я могу поставить сама.

Маркас принял бумагу, пробежал ее глазами, взял в руки перьевую ручку, постучал ей по поверхности стола, отложил и произнес:

— У меня есть встречное предложение.

— Что? — удивленно посмотрела на него Милдред.

Первый проректор не обратил внимания на ее удивление и стал излагать свою мысль:

— Ты остаешься и выходишь замуж. За меня. Даже если кто-то заподозрит, что младенец не семимесячным родится, ничего не скажет. Думаю, для людей с фантазией предположить роман между нами совсем не сложно. У ребенка будет имя и, какой-никакой, отец. Через год или два оформим развод. Таким образом, тебе не нужно будет уезжать, а мне — искать нового секретаря. Что скажешь?

— Удивление сменилось непониманием. Нет, Милдред расслышала каждое слово лорда Двейна и осознала их смысл. Непонятными остались лишь мотивы, поэтому она и спросила:

— Зачем это тебе, Маркас? Фиктивный брак, чужой ребенок... зачем?

— Во-первых, я люблю детей, — невозмутимо ответил первый проректор. — А во-вторых, расторопного верного секретаря днем с огнем не найти.

— Маркас! — голос леди Уорд стал звенеть от напряжения.

— Мила, ты мой друг. Я своих друзей в беде не бросаю. К тому же при всех предосторожностях, твой план уязвим: он не подкреплен документально. А мой — наоборот, — пояснил свою позицию лорд Двейн.

— Допустим, я соглашусь, — после короткой паузы произнесла Милдред, — чего ты хочешь взамен?

— Во-первых, чтобы ты обуздала гормоны, пришла в себя и больше никогда не задавала мне подобных вопросов, — сухо ответил Маркас Двейн.

— А во-вторых? — решила уточнить молодая женщина.

— А 'во-вторых' я еще не придумал. 'Во-первых' у меня на эмоциях вырвалось, — буркнул первый проректор.

Губы Милдред тронула улыбка.

— Маркас... я не знаю... мне очень хочется принять твое предложение, но по отношению к тебе это будет нечестно, — простонала леди Уорд, откидываясь на спинку кресла.

— Интересно ты мыслишь, Мила. Все-таки беременность на женщин сильно влияет, — хмыкнул мужчина и продолжил. — Послушай, я предложил это сам. Я ничего не теряю, ничего себя не лишаю. Наоборот. Я приобретаю пару лет спокойной сытой семейной жизни без нервотрепок на тему: 'ты не так посмотрел на нашу соседку, ты что, меня больше не любишь?!'

— Ох, Маркас... — снова вздохнула Милдред.

Лорд Двейн вопросительно-иронично приподнял брови, и она решилась:

— Я не могу отказаться от такого предложения.

— Вот и хорошо. Завтра сходим в мэрию, подадим заявление, — кивнул лорд Двейн и порвал заявление об увольнении, после чего добавил. — И да, Мила. До какого срока тебе будет не тяжело работать? Когда мне начинать искать тебе замену?

— Не беспокойся, Маркас. Я сама подыщу себе временную замену, когда почувствую, что больше не могу справляться, — ответила Милдред, особенно подчеркнув интонацией слово 'временную' и нахмурив брови.

— Как скажешь, — легко согласился мужчина и вернулся к стопке документов, лежащей перед ним.

Леди Уорд поднялась с кресла и направилась к выходу. Уже у самой двери она остановилась и, обернувшись, негромко произнесла:

— Маркас, спасибо.

В ответ первый проректор тепло улыбнулся, а в следующую секунду нарочито нахмурил брови и изобразил выпроваживающий жест означающий 'давай, иди отсюда, не мешай работать'.

* * *

Байл Флинн сидел на подоконнике напротив двери одного из музыкальных кабинетов. И смотрел в окно. Звукоизоляция не давала услышать, что происходит за дверью, поэтому все, что оставалось парню — это ждать, а ждать он привык.

Вскоре дверь открылась и в проеме появилась девушка, с глазами, полными слез. Увидев это, Байл спрыгнул с подоконника, скрестил руки на груди, нахмурился и обратился к молодому мужчине, идущему сразу за студенткой:

— Когда ты прекратишь ее мучить?

Таллия Хейс, перевела непонимающий взгляд с него на Даррака Кейна, а потом обратно, а выпускник спокойно ответил:

— По какому поводу претензии? — его голос был сух и сдержан, что разозлило Байла даже больше, чем вид непролитых слез девушки.

— Твоя методика не помогает. Слух к ней не возвращается. Может, хватит над ней издеваться? Разве ты не видишь, как ей тяжело смотреть, как ты играешь, и не слышать?! — на последних словах он повысил голос, не справляясь с эмоциями.

— А тебе не кажется, что это не твое дело, оллам Байл? — спросил Даррак Кейн, выражение глаз которого стало острее лезвия.

— Это мое дело. Я ее друг. Я не могу смотреть, как она плачет! — зло ответил парень.

— Байл, не будь идиотом, — с проскальзывающими рычащими нотками в голосе произнес выпускник композиторского. — Лечение редко бывает приятным.

— Это не лечение, — стоял на своем Байл Флинн.

Таллия снова вопросительно посмотрела на Даррака и привлекла внимание, коснувшись его руки. Подарив девушке теплую успокаивающую улыбку, молодой человек произнес, обращаясь к собеседнику:

— Этот разговор бессмыслен. Если ты друг, то будь другом: поддерживай ее и помогай. А в наши отношения не лезь, — Даррак предупреждающе свернул глазами, взял Таллию за руку и повел прочь, оставляя Байла наедине с собственными мыслями, гложущей тоской и непонятным чувством вины.

Он смотрел вслед удаляющейся паре и понимал, что эта девушка никогда не будет с ним. Байл вспоминал свой ступор и желание уйти, спрятаться от взгляда грустных голубых глаз, не видеть в них звериной тоски и отчаяния. Ему было стыдно за то, какое облегчение он почувствовал, когда узнал, что ему не придется приходить к Таллии каждый вечер, чтобы принести конспекты. Ему было бы слишком тяжело наблюдать за ней, такой потерянной. Байл понимал, что Талли сейчас намного тяжелее, но ничего не мог поделать ни с собой, ни с тем отравляющим, сковывающим чувством неловкости, что он ощущал, находясь рядом с ней. Понимал, но не мог простить себя за малодушие. Щемяще-тянущий комок эмоций в районе солнечного сплетения хотелось выдрать голыми руками. Если бы только это было возможно. Тяжело вздохнув, Байл Флинн тоже направился к выходу на лестницу, впрочем, не стремясь нагнать ушедшую пару.

* * *

Лорд Гаррет Бирн скакал во весь опор на свежей лошади. Карета с уставшей двойкой самых крепких коняг осталась в городе: глава тайной службы гнал во весь дух, чтобы добраться до консерватории не в привычные три дня, а за сутки с небольшим без сна и отдыха. Остановив животное напротив главного входа в здание, он соскочил и стал быстро подниматься по лестнице. За это время гнев нисколько не утих, а только больше разгорался. Знакомым маршрутом, он поднялся на второй этаж и, пройдя до нужной двери, без стука ее распахнул. Та с громким звуком ударилась о стену. В небольшой приемной сидела красивая рыжеволосая женщина. Подняв голову от бумаг, она окинула изучающим взглядом фигуру нежданного посетителя и произнесла спокойным холодным тоном:

— Лорд Бирн, чем обязана честью видеть вас?

— Я скажу вам, чем, — прорычал в ответ ей едва сдерживающий ярость мужчина.

Зайдя в кабинет, он захлопнул дверь с таким же громким хлопком, в два шага оказался у стола секретаря, достал из кармана конверт и швырнул на стол прямо перед женщиной.

— Вот чем!

Милдред Уорд спокойно взяла в руки конверт, открыла и ожидаемо увидела там отосланный недавно пригласительный на собственную свадьбу.

— Вам не понравилась форма приглашения, лорд Бирн? — спросила она, приподняв бровь.

— Нет! — пророкотал мужчина. — Мне не понравилось содержание! Какого бешеного зверя, Милдред?!

— Я вас не понимаю, — холодно отчеканила леди Уорд.

— Все ты понимаешь! Ты уже второй раз сбегаешь от меня замуж! Не надоело создавать семью не по любви? — голос глава тайной службы не повышал, но сама интонация подавляла почище заправского ора корабельного боцмана.

— Какая вам разница? Вы не можете знать о моих чувствах! — поднялась с кресса Милдред и теперь лишь слегка запрокидывала голову, чтобы посмотреть мужчине в глаза, сверкающие решимостью и злостью. Однако Милдред не собиралась так просто уступать.

— О чувствах... тут я бы поспорил! Но ладно. Я знаю о твоем воспитании, о твоих принципах! Этого мне вполне достаточно, чтобы не верить в то, что ты способна обманывать собственного возлюбленного с его же непосредственным начальником. Это не в твоей природе, Мила. А значит, Маркаса ты не любишь. Зачем же тогда тебе выходить за него замуж, притом, что ты молодая, самодостаточная и свободолюбивая женщина, да еще в такой спешке? Уж точно не по прихоти. А значит, появились обстоятельства, требующие немедленного решения. И если в качестве решения ты выбрала брак, значит, обстоятельства весьма серьезные. И не будь я глава тайной службы, если это не беременность! — лорд Гаррет Бирн сжал кулаки. Его глаза сверкали.

Милдред сощурила глаза и очень тихо ответила:

— А с какой это радости я должна отвечать на подобные выпады, лорд Бирн? — от столкновения взглядов пространство только почти заискрило.

— А с той, дорогая моя, что у меня есть все основания предполагать, что ребенок мой, — рыкнул глава тайной службы.

— С чего вы это взяли? — прошипела в ответ рыжеволосая женщина.

— Все с того же. Ты слишком принципиальна, чтобы одновременно спать с двумя мужчинами. А судя по назначенной дате свадьбы, у тебя срок не меньше двух месяцев. Напомнить тебе, где и с кем ты была два месяца назад? — слова вырывались резко и рвано. Мужчина контролировал свою злость, но ему явно приходилось нелегко.

Окинув досадливым взглядом лорда Бирна, после небольшой паузы леди Уорд отодвинулась от стола и произнесла:

— И что с того?

— А то, что женщина — моя, ребенок в ней — мой, а женится на ней мужчина, не имеющей к ней никакого отношения! Какого бешеного вепря, Милдред?! — рокочущие нотки в голосе разъяренного мужчины приобрели угрожающий оттенок.