Небо шамана. 1 часть

Само собой, толпа мужиков оказавшаяся достаточно свободна изыскала в деревне самогон, сколько бы участковый и командиры не проводили бесед с деревенскими, а может и не в Колежме, ведь наши машины ездят до самого Беломорска. Словом, напились и даже не один раз. Николай Иванович разобрался с пьяницами быстро и не так, как от него ждали. Он не стал никого сажать под арест или ещё как-то использовать дисциплинарный устав. Все пойманные в течение недели организовали группу, к которой почему-то приклеилось название "драп-команда", которой было поручено искать, где хотят камни и бутить ими дорогу к аэродрому. Для этого им выдали ломы, лопаты, кувалду и старую телегу без лошади. Им выделили участок дороги и три дня на выполнение задачи. И никто с них не снимал на это время выполнение их основных служебных обязанностей. Если не справятся, то участок увеличат и назначат новый срок. Камней вокруг в лесу и на скалах вроде бы множество, но подходили под цели укладки в дорогу единицы, и найти необходимое количество оказалось не просто. Бригада трудилась на дороге больше недели, а водители радовались, что самые топкие места стали проезжать без проблем и риска завязнуть. Дорожники так умордовались на этих работах, что больше желающих за стакан пойла расплатиться недосыпом и изматывающей работой на благоустройстве дороги в полку не было.

А тем временем в здешние края пришло лето, и лес запел птичьими голосами. Ночь почти исчезла, ну, разве можно назвать ночью короткий период, когда солнце скрылось за горами, чтобы выскочить чуть в стороне буквально через полчаса и темнота так и не успела сменить сумерки, которые только-только начали сгущаться. Здесь это называют "Белые ночи", а севернее, где солнце вообще не заходит за горизонт это уже "Полярный день". Небо даже в ясную безоблачную погоду остаётся сизоватым и бледно-голубым, а не синим, как на юге и звёзды на нём не такие огромные и яркие. А погода может испортиться буквально за несколько десятков минут. Когда с моря вдруг среди ясного неба налетает шквал и заряд холодного ливня или града, во время которого не столько свирепые порывы ветра, сколько никакой видимости и оказаться в воздухе в это время с пустыми баками и не успеть сесть очень чревато. Тем более, что в свете вышедших с начала этого года нескольких суровых приказов Ставки ВГК** по усилению контроля за безопасностью полётов в тыловой зоне, любое подобное "ЧП" начальнику любого уровня может очень дорого стоить. А вообще, идущий со стороны моря шквал с высоты выглядит очень красиво и завораживающе. На фоне голубого неба и ясного солнца часть неба до горизонта словно срезаны свинцовой стеной, которая посылает перед собой полосу затишья и движется иногда мелькая всполохами молний идущей со шквалом грозы. Высота у шквала не слишком большая, но на наших штурмовиках его перескочить сложно из-за медленного набора высоты, хотя, встретив такой в дальнем полёте облететь его или перелететь можно.

Ещё в середине июня к нам в полк приехал начальник штаба фронта генерал-майор Сквирский с несколькими сопровождающими для вручения наград. Мне вручили Орден Красной Звезды за зиму сорок первого года. Цыганову такой же за бои на Западном фронте. Почти всем из старичков вручили ордена или медали, включая техников. Вечером в сделанной под открытым небом столовой обмыли как велено наши награды. А я стал орденоносцем, это принципиально другой статус в обществе. Хотя, из-за войны этот статус скорее всего сильно снизится, но было очень приятно ощущать тяжесть эмалевой серебряной звезды на левой стороне груди рядом с медалью. На момент вручения, когда меня вызвали из строя, срочно пришлось отдавать Тошку подержать Подгорному, а мне на ходу застёгиваться. К моему возвращению Серёга был дважды укушен, и они с Тошкой были друг другом очень не довольны. Вечером, когда купали награды в водке, а потом мокрую Звезду прикрутил на груди, любопытная мордочка сунула туда свой носик, от запаха водки пару раз чихнула и долго рассерженно тёрла пострадавший чёрный носик. Опытные люди посоветовали под орден сделать подкладку из куска толстой кожи и срезать напильником излишек винта, чтобы кожу не царапало. А ещё теперь при движениях качающаяся медаль иногда позвякивает, стукаясь об орден, так, что награды на груди у меня теперь даже звенят...

Наши отношения с Анной никуда не сдвинулись, собственно никаких отношений не было и нет. Пока была нужда носить Тошку на перевязки, вернее обрабатывать рану на лапке, потому, что любые повязки девочка сдирала сразу, мы каждый день виделись. Можно ли назвать свиданием, когда я просто держал замершую с трепещущим сердечком Тошку, которая на всякий случай обхватывала мой палец, словно намекая, что будет кусать, если ей не понравится? У нас ведь ухаживаний не бывает, жених с невестой всегда живут в разных племенах и в лучшем случае знакомы на расстоянии, как я с малышкой Гази. А потом проходит сватовство, когда даже без жениха приезжают родители или старшие из рода жениха и сговаривают невесту с её родными. Если сговорились, то это событие празднуют пару дней, а потом караван с родственниками невесты везёт её со сватами в племя жениха, где за это время уже готовят встречу и свадьбу. Здесь новобрачные встречаются, и проводится ритуал свадьбы с праздничным застольем и другими атрибутами праздника. Жених и невеста сидят во главе стола и даже не обязательно общаются, а через пару часов невесту уводят на женскую половину переодеть и подготовить к первой ночи. На жениха тем временем обрушивается вал пожеланий, подарков и "очень ценных" советов подвыпивших гостей и родных. К ночи жениха отпускают к невесте, а свадьба переходит к шумным развлечениям, чтобы заглушить, если в шатре молодых будет шумно. Наши женщины считают, что кричать во время близости можно и хорошо, так, что шумные пляски и песни в ночь свадьбы — это правильно, ведь кожаные и войлочные стены шатра почти не приглушают звуки. Иначе происходит свадьба вождей, там невесту вождь берёт при всех, а ещё в этом могут участвовать его побратимы. Но про это я только слышал. Вообще, свадьба вождя — это акт политический, а не способ получить удовольствие. Может с позиции людей и здешней морали наши обычаи выглядят необычно, но они такие и в их возникновении должна быть историческая основа. В моём понимании это всё правильно и так и должно быть. Здесь это было бы дико, но и здесь на Земле хватает народов и обычаев, от которых волосы могут дыбом встать. У Сани Гурьянова весь опыт ограничен одноклассницей, с которой он целовался за школой в девятом классе и однажды потискался в тёмном углу не слишком трезвый с какой-то пьяной девицей во время увольнения из училища, хорошо, что дальше ничего не было. Саня всё-таки хотел, чтобы первый раз был нежным и красивым, а не галочкой о выполнении, как у многих. Остальное из книг, песен, фильмов и разговоров. Но безоглядно доверять этим источникам информации как-то не тянет. Тем более, что об отношениях чаще написано в дореволюционных книгах, а в советских как-то нет. Ну, как представить себе Павку Корчагина с девушкой? Ведь он боец и строит коммунизм, нежностям и поцелуям просто места нет! В общем, тьма непроглядная, а не опыт и знания!...

Да и Анна сама никаких шагов не делает. И вообще, неизвестно, знает ли она вообще обо мне что-нибудь, кроме того, что у меня есть ручной хорёк? И нужен ли я ей со всеми своими ухаживаниями, ведь стольких кавалеров уже отшила? Может у неё правда уже есть отношения с Веселовым. А меня к ней тянет, вернее, она вообще первая, на кого я обратил своё внимание. У неё очень чистая и светлая аура. Она красивая, не кукла накрашенная с губками бантиком, а красивое лицо и ладная фигурка. И предательница — Тошка к ней единственной на руки идёт сама и без возражений, а когда на перевязках больно, то кусает мой палец, а не её...

Вообще, после появления у меня Тошки эта мохнатая мелочь занимает почти всё моё внимание. Во время первых моих занятий, ведь я не бросаю тренировать это тело, Тошка не хотела с меня слезать. Хоть я разделся до пояса, она пыталась усидеть у меня на шее. Но после первого же занятия, когда она своими когтями исцарапала мне плечи и шею, я сажаю её на свою сложенную одежду. Она сидит на ней, сжавшись в комок, и очень внимательно следит, не задумал ли я от неё убежать, чтобы меня за такой каверзой поймать и не дать её совершить. И стоит закончить занятие и присесть, чтобы выровнять потоки Силы внутри организма, она уже карабкается на меня и ей плевать, что я не ёлка и от её когтей у меня вся кожа в царапинах. Поэтому её проще поймать ещё в прыжке и посадить на шею, где она моментально успокаивается и могу, если нужно, подлечить себя, если где-нибудь повредил связку или сустав. Вот странная реакция у девочки на мои занятия, она так не нервничает, даже когда я в полёты ухожу. Там ей просто не нравится, как самолёт ревёт и сама теперь на дерево убегает, с которого на меня прыгает при возвращении. Но я ведь чувствую, что она не нервничает так. Мне кажется, что дело в том, что во время занятий я внутри потоки Силы перераспределяю, а животные это чувствуют...

Ещё Тошке очень нравится играть, когда она разваливается на спине и вроде бы расслабленно раскидывает в стороны свои лапки, а мне нужно кончиком пальца быстро коснуться её переносицы и убрать руку, пока она не успела её ухватить когтями или зубами. И коснуться чёрной полоски на переносице нужно очень аккуратно, ведь если делать движение грубо, то может получиться шлепок по носу, а носик у девочки очень чувствительное и болезненное место. Заодно, если мне удаётся это движение, то уже во время него я придерживаю мордочку от вскидывания, и попытки ухватить палец острыми зубками, а лапками она мой палец удержать не может. Я в этой игре тренирую скорость, а Тошка просто не понимает, как это кто-то умудряется что-то делать так быстро, что она не успевает среагировать, поэтому играет азартно и самозабвенно, и так смешно сердится, когда ей слишком часто не удаётся поймать меня. А после игры я долго ласково чешу её пушистое брюшко и шею, которые она подставляет под ласкающие пальцы. Она буквально мурчит от удовольствия, особенно, когда чешу шею вверху под самой челюстью, что она невольно начинает подрагивать задними лапками, словно помогает мне чесать такое лакомое местечко. И по окончании она, выгнув спинку выполняет какой-то замысловатый танец на кровати, во время которого гугукает, кряхтит, подпрыгивает. Потом забравшись на плечо, старательно вылизывает мне уши. От вылизывания лица мне удалось отвертеться, но ушами пришлось пожертвовать, ведь это она меня так благодарит. Щекотно, просто жуть, когда маленький горячий язычок вылизывает ушную раковину, но уже привык даже...

Утро у нас в кубрике начинается с моего громкого чиха, потому, что Тошка будит меня, вылизывая мне нос изнутри. А когда горячий острый и местами шершавый язычок хозяйничает в носу не чихнуть очень сложно. И если раньше после неожиданного громкого чиха она отскакивала на край кровати и сердито фыркала, то теперь только отскакивает в сторону по подушке и ждёт, буду ли я вставать...

В конце июля пришёл приказ на перебазирование полным составом полка, причём снова с разборкой самолётов и транспортировкой эшелоном, а не перегон по воздуху. Можете себе представить, какой кошмар начался в полку. Тем более, что эшелон нам под погрузку подали не на тихий полустанок Тегозеро, где мы разгружались, а на станцию Сумский Посад, которая немного дальше. Но в полку настроение приподнятое, ясно, что нас направляют на фронт, где мы нужны, будем летать и бить фашистов, а не сидеть здесь в ожидании непонятно чего...

Эта поездка вышла какая-то нервная. Даже не потому, что мы ехали на фронт воевать, а сама обстановка на станции и в эшелоне. Спереди и сзади прицеплены две платформы, на которые установили зенитные пулемёты в обложенных песком гнёздах. В пути нам всем зачитали приказ ГКО номер 227 от 28 июля 1942 года, который потом стал больше известен, как "Приказ: ни шагу назад!". После этого приказа стало понятно, что дела очень серьёзные и на фронте легко не будет. Хотя успевшие повоевать и сами понимали, что на фронте просто не бывает.

В первых числах августа наш эшелон прибыл на Сталинградский фронт. Разгружались в жуткой спешке ночью, потому, что днём немцы почти всё время пытаются разбомбить железнодорожные пути и станции. Здесь всё оказалось иначе, и не только тем, что вместо лесов вокруг приволжская степь. Наш аэродром в зоне действия немецкой авиации, и её было очень много. В воздухе почти постоянно висели немецкие самолёты, и в таких условиях нам нужно было как можно быстрее собрать наши машины и приступить к выполнению боевых приказов.

— Ну, тебе то проще, ты же совсем недавно здесь в Сталинграде учился и всё здесь знаешь... — Спросил у меня Цыганов.

— Михаил Васильевич! Чего я там знаю? Да я за всё время учёбы ни в одном увольнении не был, и город видел, только когда нас по нему на полёты возили, а любую свободную минуту либо учили чего-нибудь, либо поспать старались...

— Что, совсем не успел даже город посмотреть?!

— Как на духу, ничего не успел, даже улицу, где училище стоит не знаю...

— Да! Дела...

А вечером нам довели ещё один приказ ГКО от 17 июня 1942 года "об использовании самолётов Ил-2 в качестве дневных бомбардировщиков". Честно говоря, ничего нового для нас в этом приказе не было. Он только подчеркнул, вместе с приказом от 18 июня 1942 г.

* * *

"об использовании истребителей в качестве фронтовых дневных бомбардировщиков" то, насколько сложное и тяжёлое положение на фронте и командование идёт на исключительные меры для исправления ситуации...

*— Стандартная немецкая система аэродромной ПВО (нашла в описании штатов немецких подразделений): 2-4 батареи среднекалиберной артиллерии в составе каждая: 4 — 88 мм зенитные пушки и 2 — 20 мм зенитных автомата; 6-8 батарей мелкокалиберной артиллерии в составе: 9-12 зенитных автоматов калибрами 20 или 37 мм; до 10 крупнокалиберных пулемётных зенитных установок (часто многоствольных, кроме того, очень охотно и активно использовались трофеи вроде наших ДШК, крупнокалиберных польских и французских пулемётов); три штатных звукоулавливателя и не менее двух прожекторных установок. Всего от 76 до 130 и более активных специализированных зенитных стволов, в большинстве с круговыми секторами обстрела. Огневые средства ПВО выстроены в продуманную систему с налаженной связью и централизованным управлением огнём с учётом возможных коридоров захода на цель атакующих самолётов и выхода от неё. К этому добавьте ПВО действующей ж.д. станции, которая фактически через забор от лётного поля и не слабее аэродромной, а часто даже мощнее. К этому стоит напомнить то, что немцы к службе относятся с азартом и благоговением. То есть для большинства выполнение своих обязанностей наилучшим образом — возможно, самое главное в жизни, ведь "камрады" для немца почти официально приравнены в статусе к близким родственникам. И зенитчики — это не пехота в окопах, у них есть время и силы для реализации этих порывов. То есть любой служащий в системе ПВО не только старательно освоил свою вверенную технику, но всеми путями попытается усилить огневую мощь своего подразделения. Так могу с большой долей вероятности допустить, что доставшиеся при захвате нашего аэродрома повреждённые и брошенные зенитные средства и самолёты были по возможности использованы для усиления огневой мощи охраны и ПВО. Ведь снять с разбитого самолёта пушки и пулемёты не великая задача, а огневая мощь возрастает, тем более, что наверняка и оружейные склады аэродрома достались немцам не пустыми. В свете этого можете сами представить, насколько трудной, неудобной и зубастой целью стал для наших лётчиков этот аэродром (да любой аэродром, ведь описанное во всех частях люфтваффе, а не только тут) и прилегающая железнодорожная станция. В принципе, по поводу доработок и самодеятельного усиления аэродромной ПВО мои слова не фантазия. Никому на земле не нравится быть под авианалётом, поэтому в качестве зенитных средств, что только не использовали. У нас, к примеру, не только снимали пушки и пулемёты с неисправных машин и на самодельных станках приспосабливали в качестве зенитных стволов, даже самодельные пусковые РС-82 и РС-132 на поворотном зенитном станке в качестве средства ПВО делали. "Камрады" — одно из обязательных для каждого немца "четырёх К" (КАЙЗЕР — или Гитлер, не принципиально, КРИГС — война, КАМРАДЫ и КАНОН — это не закон, это скорее уклад и традиции). А для каждой фрау есть её "три К" (КИРХА — храм, КИНДЕР — дети и КЮХЕН — кухня), которые делают её настоящей и желанной немкой, женой и матерью, мне правда попадалось упоминание, наверно из чувства гендерной справедливости четвёртая женская "К" (имеется ввиду КЛЯЙД — платье или одежда, но мелковато это рядом с детьми и храмом, мне кажется).