Жернова истории 4 - Сводный файл

Но постепенно мои мысли сворачивают с производственно-технических проблем совсем в другую сторону. Прошло уже больше десяти лет, как я оказался здесь. Из несомненных достижений — обзавелся семьей, любимой женой и детьми. В карьере не особенно преуспел. Мой "предшественник" был заместителем председателя ВСНХ в 1918 году, и я, через ряд промежуточных станций, вернулся к тому же положению.

Мои попытки влиять на ход событий какие-то результаты принесли. Удалось подтолкнуть ряд решений, которые и без моего вмешательства были бы приняты, но несколько позднее (например, развитие стандартизации, или опережающая подготовка квалифицированных кадров). Не будучи техническим или военным специалистом, что-то сумел подсказать и в этих областях, особенно по структуре бронетанковых войск. Из того, что я ставлю себе в заслугу — удалось немного сбить накал внутрипартийных конфликтов, избавиться от крайностей "спецеедства" и избежать кадрового погрома в хозяйственных ведомствах. К двухлетней засухе 1931 и 1932 годов не без моего участия пришли с несколько более разумным отношением к крестьянину (не настолько сильно напортачили с погоней за коллективизацией, да и заготовки были организованы хоть с какими-то экономическими стимулами). Кроме того, удалось создать несколько увеличенные, против моей прежней истории, зерновые резервы. Совсем голода избежать не удалось, но катастрофических масштабов он не принял.

По-другому проходит и свертывание нэпа. Частного торговца и мелкого предпринимателя не изводим под корень, а постепенно, понемногу, поглощаем кооперативной системой. В результате негосударственный сектор в промышленности и торговле имеет весьма значительный удельный вес, но, поскольку он представлен в основном потребительской кооперацией и производственными артелями, он не рассматривается как классово чуждый и подлежащий вытеснению. Да и сам государственный сектор не стал предметом тотального администрирования сверху, сохранив в своей организации некоторые нэповские начала. Нет и признаков намерения власти ликвидировать потребительскую кооперацию в городах, как это случилось в моей истории в 1935 году.

Все это в совокупности дает возможность уже к концу этого года отказаться от карточной системы, и вернуться к нормальной торговле. Но вот падения жизненного уровня населения в ходе первой пятилетки все же избежать не удалось. Однако, судя по всему, дальше экономическая ситуация должна понемногу начать разворот к лучшему.

Лишь одно дело торчит занозой в сердце — грядущий 1937 год. Теплится надежда на то, что и экономическая, и внутриполитическая обстановка изменились настолько, что надобность в массовых репрессиях не возникнет, но и страх не отпускает. Люди, в общем, те же, проблемы, пускай отчасти и смягчились, но никуда не исчезли. В нелепый миф о том, что Сталин захотел в 1936 году демократическую конституцию, а партработники спровоцировали репрессии, чтобы ему помешать, я никогда не верил по одной простой причине — фактами эта версия не подкреплена. Инициатива в развязывании репрессий шла сверху, из Политбюро. А партаппарат кинулся перевыполнять план по репрессиям так же, как гнался за 100% коллективизацией в несколько месяцев, и как потом будут осваивать целину и насаждать кукурузу...

Нет у меня пока решения, как можно поставить надежный заслон возможной лавине репрессий. Ведь если она сорвется, ее быстро не остановишь. Поможет ли превентивная чистка государственного и хозяйственного аппарата, которая пока осуществляется без репрессивных крайностей? Не знаю. И мое послезнание тут ничего не может подсказать. Многое уже изменилось, да и надеяться на свою внезапно обострившуюся после попадания память больше не приходится. Те детали, которые столь легко вспоминались в середине 20-х годов, уже не получается так просто извлекать из своей головы. Что-то я, конечно помню, и можно рассчитывать, что какие-то события, особенно внешнеполитические, состоятся, как и в моем варианте истории — уж на мировую-то политику мое вмешательство практически не повлияло. Но с решением проблемы 1937 года все мои знания пока не помогают.

Однако отступать, бежать, прятаться я не намерен. Это моя страна, мои люди, и я пройду свой путь до конца вместе с ними. Тем более, что впереди — смертельная схватка с нацизмом.

Пароход зашлепал гребными колесами, отваливая от дебаркадера после короткой остановки у какой-то пристани. Тут в мою дверь постучали. Открываю — передо мной матрос из команды судна.

— Вы Осецкий? Виктор Валентинович? — спрашивает он.

— Да, это я.

— Капитан просит пройти вас к себе. Я провожу.

— Хорошо.

Выхожу из своей каюты вслед за худощавым пареньком в застиранной рабочей робе, и поднимаюсь по трапу вверх.

Капитан, довольно молодой, широколицый здоровяк, в свою очередь переспрашивает:

— Осецкий, Виктор Валентинович?

— Да, — коротко киваю.

— Вам телеграмма. Распишитесь в получении.

Расписываюсь, получаю бланк, и тут же читаю:

"Прошу ускорить прибытие завод 183 тчк угроза срыва производства известного вам изделия". И подпись — А.О. Фирсов.

Завод Љ183 — это Харьковский паровозостроительный. Фирсов там — начальник КБ. Хороший двигателист, между прочим. Но о каком изделии речь? О чисто гусеничном (без колесного ходя) варианте БТ, который производится малой серией как разведывательный танк? Здесь в массовое производство БТ не пошел, а от колесного хода отказались еще год назад, когда была решена проблема производства траков из стали Гадфилда, и как-то освоена закалка траковых пальцев. Или об опытном варианте нового разведывательного танка с торсионной подвеской, на который предполагается ставить спарку автомобильных двигателей для снижения шумности? Что же там у них стряслось?

На ХПЗ я и так собирался, но придется звонить сразу по приезде в Сталинград, и выяснять, что там за спешка такая. Вижу, скучать мне здесь не придется...