Тяжело вздыхаю, прекрасно догадываясь о том, что у них на уме. Хагрид убеждается, что клетки стоят правильно, и двери в Большой Зал распахиваются. В проеме — несколько авроров и зловещие фигуры в черных плащах. Проклятые д-дементоры Азкабана в Хогвартсе. Черт! Я был прав! Каждого из шестерых сопровождает пара авроров. Они разделяются и идут разными путями на главную сцену, давая толпе слегка попробовать на вкус то, с чем нам предстоит столкнуться.
Только ДОМП способен использовать мероприятие ради возможности вселить в сердца будущих правонарушителей страх и дать им ощутить возможное будущее. Страх, безнадежность и внезапное понижение температуры волной проходит по помещению. Пар от дыхания внезапно задрожавших людей концентрируется в низко стелящийся туман. Бледный Хагрид проводит их мимо нас и рассаживает по клеткам. Панорама в Большом Зале меняется на вид сцены сверху, и я перевожу взгляд на Дамблдора — интересно, каких зелий он наглотался, если его смогли на это уговорить.
— Испытание мужества заставляет каждого соперника сразиться не только друг с другом, но и с его собственным страхом. Все из вас начнут с десятифутовой линии. После сигнала, который будет раздаваться раз в минуту, в течение десяти секунд вы должны будете ступить на фут ближе, или вас дисквалифицируют. В любое время чемпион может выбрать — ступить на шаг вперед, и тогда остальные обязаны присоединиться к этому чемпиону в течение пятнадцати секунд, или вас дисквалифицируют — тогда вы вернетесь к стульям, где вы сейчас и сидите. Если черты в один фут достигнет более одного чемпиона, то участники останутся там, пока один не покинет черту, и оставшегося провозгласят чемпионом. Пожалуйста, сдайте ваши палочки и займите стартовую позицию.
Подошедший Хагрид собирает наши палочки. Они хотят усилить этим состояние беспомощности. Бокурт уже слегка дрожит. Гляжу в побелевшее лицо Седрика.
— Это как наш матч, только в этот раз нам не придется падать с большой высоты, да, дружище?
Его ответ лишен даже намека на юмор.
— Точно, просто прогулка по парку.
Десять футов от группы дементоров — можно чувствовать их кружение. Слышу, как Джеймс кричит Лили, как орет малыш-Гарри и, конечно, издевательский смех Волдеморта. В отличие от того, что было раньше, это не просто отголоски звуков — в голове картинка. Безжалостно опускаю окклюментный барьер. Вместо страха испытываю гнев. Чего бояться этому дерьму позади меня? У скольких из них имеются воспоминания о собственной смерти?
В толпе продолжают перешептываться — в Большом Зале царит какой-то тревожный задор. Они хотят зрелища, а мы вшестером — пляшущие ради их удовольствия обезьяны.
Если бы я сам добровольно вызвался участвовать, то горько бы сейчас об этом пожалел. Оборачиваюсь посмотреть на Шляпу, оставшуюся на моем стуле.
Она напутствует:
— Это несколько слишком даже по моим стандартам. Не давай им пощады, ЭйчДжей.
По крайней мере, вот и нашлось объяснение медитации Флёр и Эйми. Манос с Крамом, очевидно, знакомы с основами окклюменции, но после установки щитов я заметил, что Флёр кажется чуть порадостней. Её врожденная аура, похоже, реагирует на их присутствие и пытается её защитить. Если она тоже знает окклюменцию, то может стать опасной соперницей в этой задаче.
Конечно, можно было бы перейти в анимагическую форму и прохлаждаться тогда здесь весь день, но моя тайна стоит больше десяти очков этого соревнования. К тому же я уверен, что Флёр будет несколько расстроена, если узнает, что я — месье Вилорог. Что непременно приведет к весьма неприятной беседе.
Как только мы все подходим к десятифутовой линии, ответственные сходят со сцены, и звучит сигнал, оглашая начало нашего соревнования на силу воли. Седрик слева, на первой позиции. Я на четвертой позиции, слева от меня Афина Манос, а справа — Флёр. Неужели нас ждут безмолвные десять минут?
— Знаешь, Поттер, я слышала, ты столкнулся лицом к лицу с дюжиной этих штучек? Кое-кто из твоих одноклассников сказал, что ты довольно сильно реагируешь на этих существ, — начинает Манос. Должно быть, уровень её окклюменции выше среднего, если она начинает с того, что сбивает людей с толку.
— Да, но эти заперты в клетках, а у меня проблемы только тогда, когда стая побольше этой. Здесь, правда, приходится сражаться ещё и с аурой Флёр.
Гречанка отвечает:
— Да, меня интересовало, что в таком случае произойдет.
— Это естественный механизм защиты. Жалуйся сколько тебе угодно, Афина, — шипит в ответ Флёр.
— Я не жалуюсь, просто обращаю внимание, что твоя аура стимулирует окружающих нас мужчин.
— Прошу вас, леди. Неужели нельзя подружелюбнее? Если Флёр не в состоянии находиться со мной рядом, не теряя контроль, то есть ли смысл спорить? — Флёр фыркает, в этот момент раздается сигнал, и мы ступаем на девятифутовую отметину.
— Ну что, кого здесь обучали ментальным искусствам? Я слышала, что в Дурмштранге учат продвинутой медитации, — интересуется Эйми с первой линии.
— Мне говорили, что я тупоголовый — это считается? — отвечает Седрик, пытаясь бороться против страха с помощью смеха.
— К сожалению, нет, — сухо бросает Эйми. Её голос немного дрожит.
— Если это следует знать, то я знаю, — рубит Крам со своего места в конце. — Я продержусь дольше вас всех.
Не могу промолчать:
— Ну, если твой страх — боязнь проиграть, Крам, ты ведь должен был уже к нему привыкнуть. Приход к финишу следом за кем-то наверняка послужил неплохой практикой.
И Флёр, и, как ни странно, Манос хихикают в ответ на мою провокацию — а я-то думал, что это будет безмолвная схватка. Вместо этого мы пытаемся выбросить друг друга из игры. Крам отвечает тем, что немедленно ступает на восьмифутовую черту. Делаю шаг к пропасти — присоединяюсь к нему. Большинство остальных ждут несколько секунд, прежде чем ступить вперед. Седрик и Эйми сильно ослабли. Скоро они сдадутся.
— Что-то ты бледноват, Поттер, — насмехается Афина.
— Да, ты права, Афина. Долго он не протянет.
— Но, Виктор, у него прекрасно получается действовать при столкновении с существами, которые едва его не убивают.
— Раз в несколько месяцев меня регулярно едва не убивают, народ, так что ничего нового не вижу. Пытаются, но не могут. Между прочим, мне всегда говорили, что надо бы подзагореть — Афина, как тебе удается поддерживать такой сильный загар? Должно быть, зелья, да? Красота в бутылке? — засмеявшись, ступаю на семифутовую линию раньше времени. Своим лучшим пиратским голосом довольно громко — меня слышат даже первые ряды — спрашиваю: — Вперёд, джентльмены удачи?
Практически все с трудом двигаются вперед, пока моя реплика летит по толпе, вызывая одобрительный рев. Жаль, что на потолок Большого Зала не наложили звук. Так развлечение было бы интереснее. У Седрика и Эйми снова самые серьезные проблемы. Виктор с Афиной продолжают стебаться надо мной, как пара гарпий.
— Как думаешь, когда… Поттер свалится, Виктор?
— Кажется, я уже вижу, как он дрожит. Не думаю, что он дотянет до четвертой линии.
Поворачиваюсь к Флёр:
— Похоже, они забыли, что на первом месте у нас ты.
Она не поднимает глаз, продолжая сосредоточенно смотреть на линию перед собой.
— Они думают, что ты уязвимее… исходя из твоего… прошлого.
— Прошлое… в основном, основано на слухах, — крякнув, заставляю ступить себя на шестую линию раньше. Эйми громко хныкает, а толпа ревет.
Время подходит к концу, и судья предупреждает:
— Мистер Диггори, мисс Бокурт, вы должны немедленно ступить вперед. — У Седрика получается. У Эйми — нет, и под звук вежливых аплодисментов её удаляют. Дементоры уже чуть не прилипли к решетке, пробуя запретный плод.
На нас опускается тишина, пока все пытаются отыскать второе дыхание. Продолжаю напоминать себе, что мой самый сильный страх — просто бледное воспоминание о том, что Гарри Джеймс Поттер никак не мог контролировать. Да уж, шоколадка мне сейчас очень даже не помешала бы. Где Поппи, когда она мне так нужна? У Лили был чудесный голос, не правда ли? Отыщу в памяти утешение. Джеймс действовал благородно, желая пожертвовать своей жизнью ради своей жены и ребенка. Лили же желала пожертвовать абсолютно всем. Я существую только из-за её решимости.
А вот и второе дыхание.
— Ну и где теперь твоё бахвальство, Крам? Манос?
Флёр шипит и ступает вперед, на пятую линию.
— Вы все слишком много говорите. Это как препираться с детьми.
Седрик не в состоянии продолжать, и болеющая за него толпа громко его приветствует. Я ступаю вперед, но замечаю, что ноги слушаются меня крайне неохотно. Ну и герой, да? Очень хочется сейчас развернуться и уйти, но я не позволю этим детишкам себя превзойти. Я не смогу догнать Делакур всего с двумя очками, и никто на этот раз у меня не отнимет победы обманом! Я ведь всё-таки избранный — несмотря на вой Тома Риддла у меня в голове, его здесь нет, значит, это меня не убьет.
Афина ступает на четвертую линию. Похоже, никому больше не интересно ждать сигнала. Крам выжидает целых пятнадцать секунд, но потом идет сразу на третью линию. Они пытаются таким образом закончить всё побыстрее. Всех четверых из нас ощутимо трясет, и толпа снова ревет. Собираюсь с силами и каким-то образом присоединяюсь к Виктору на третьей отметке.
Холод становится невыносимым. В такой близи к тварям температура ледяная. Я мог бы наложить беспалочковое согревающее, но это не особо поможет. Выдыхаемый нашими легкими воздух языками вылетает в белый туман — на сцене как будто горит холодный огонь, подкармливаемый нашими страхами. С другой стороны, возможно, моё отбрасывающее достаточно сильно, чтобы отодвинуть всю клетку полностью? Дементоры продолжают биться о клетки, пытаясь подобраться к нам поближе.
Когда звучит сигнал, гласящий, что пора ступить на вторую линию, Виктор падает на колени. Чувствую, как существо пытается притянуть меня к себе. Его руки не в состоянии пройти сквозь частую решетку, но костистые пальцы изгибаются, маня меня ближе. Крик Лили усиливается, смешиваясь с ревом толпы. Шум в ушах начинает сводить с ума. Холодный воздух не позволяет вздохнуть полной грудью. Нарастает паника, но я отказываюсь ей поддаваться. Не могу, не буду, не должен…
Манос пытается ступить на футовую черту, но падает.
— Поднимайтесь или будете дисквалифицированы, мисс Манос, — кричит Каркаров, одновременно и предупреждая, и командуя.
Она старается, но плачет от бессилия. У Афины ничего не выйдет. Всё сводится ко мне и к вейле. В следующие секунды умещается столько, что в событиях сложно разобраться.
Афина медленно разворачивается и бредет к стульям.
Звучит сигнал.
Мы с Флёр начинаем движение вперёд.
Хагрид прыгает на платформу, и от его веса она вздрагивает. Он вопит:
— Свободу великанам на всей земле! Освободите нас! — толпа ахает, пытаясь понять.
Он отметает пару авроров и швыряет два каких-то предмета. Один ударяется о клетки, а другой со вспышкой падает на землю рядом. Чую, как нас окружает какая-то магия, возведя волшебный барьер и заперев всех шестерых внутри. Стол с нашими палочками по другую, неправильную сторону! Откуда проклятый Хагрид это всё взял?
Частью разума, которая не пытается удержать меня от того, чтобы не описаться, понимаю, что такие рунные щиты не дают людям сбежать. Они не рассчитаны на длительный срок, продержатся максимум три минуты, но отчаянием меня окатывает не из-за этого. Второе устройство отлетело от клетки и откатилось к моим ногам. Я вспоминаю, что это. Оно называется Отмычка.
Сквозь шум толпы и предсмертные вопли Джеймса и Лили в моем разуме гремит ещё более устрашающий звук.
Звук отпирающихся клеток и открывающихся дверей. Дементоры Азкабана готовы к матчу-реваншу с Гарри Джеймсом Поттером, только вот на сей раз у меня нет долбаной палочки…
-
Райдо[1] — руна пути, руна движения, но правильного. Поэтому это руна руководства (направления), контроля (управления) и цели. Цель — правильный путь, в физическом и духовном смысле, причем сам путь, поскольку любая, самая важная конкретная цель — это лишь промежуточная цель, промежуточный этап. Значение руны: связь, объединение, воссоздание, путешествие. Руна помогает в трудной, но жизненно важной работе. Главное — это исполнение своего Предназначения, своей Глобальной Задачи, своего Долга.
Турисаз[2] — имеет негативный оттенок. Означает «внутреннее зло» или внутренние конфликты. Ещё одно свойство руны — реализация намерения. У жертвы руна вызывает апатию, депрессию, а также неплохо сбивает спесь с высокомерных персон — вызывает недовольство собой и постоянное самокопание.
В сочетании с Райдо может указывать на аварию и катастрофу.
Глава 14. Как хорошо порой, что я — это всё-таки я
19 ноября 1994 г.
На какой-то миг, один-два удара сердца, замираю от ужаса. В этом нет ничего постыдного. Тот, кто хоть раз вплотную провёл пару минут в непосредственной близости от дементора, меня поймет. Боггарт представляет собой визуальное воплощение самого жуткого страха, но, не считая эффекта неожиданности, реального психологического воздействии не имеет.
Дементоры заставляют человека переживать свои самые плохие воспоминания снова и снова, вытягивая тем временем сущность души. Что касается боггарта, закрой глаза, и он потеряет свою власть. Его можно ранить, покалечить и даже убить, но это настолько же глупо, как убивать гиппогрифа, когда не знаешь, как себя рядом с ним вести.
О том, как убить дементора, я понятия не имею, и это моя самая большая проблема. Вторая же заключается в том, что у меня, мать его, нет даже палочки.
Всего пару-тройку секунд назад я развлекался размышлениями о том, что случится, если меня «поцелуют», — высосут ли только лишь Джеймса или Гарри. А теперь развлечение само меня отыскало — после активации хагридовой Отмычки шесть клеток начали открываться. Что-то здесь не так, не складывается картинка. Он вполне способен завести экзотическую волшебную зверушку, но вот заиметь подобный редкий и мощный девайс — вряд ли.
И ведь не единственный — он притащил ещё и рунную стену. Волшебники и ведьмы по ту сторону способны быстро её пробить, но серия взрывов в толпе практически сводит на нет вероятность того, что помощь уже на пути. «Быстро», похоже, несколько откладывается — мечтать не вредно.
— Да сделай хоть что-нибудь, ЭйчДжей! — кричит Шляпа, которая застряла здесь так же, как и ещё пять магов без палочек.
Дементоры, видимо, на миг теряются; с другой стороны, им позволяли «закусывать» нашими муками уже минут десять. Я с силой толкаю дверь клетки обратно. К счастью, они слишком полагаются на то, что их жертва застынет от парализующего страха.
