В жизни иногда бывает так, всё настолько внезапно происходит, что даже охренеть толком не успеваешь. В общем, Ленок — так она представилась — вспорхнула, шустренько эдак, на свободное левое место, обильно хлебнула из поллитровой баночки Яги, меня подманила богато оперстнённым пальчиком, расположив слева от себя, сунула гарнитуру, и пошло-поехало. С земли что-то спрашивали, она шептала ответы, я повторял, время от времени заранее показывала, что куда двинуть, в смысле, рычаги да переключатели, если рук не хватало или не доставала, при этом успевая ещё и вдобавок то и дело по моей руке налитою грудью ёрзать. В общем, и не заметил, как сели, только когда самолёт тряхнуло с несильным ударом, понял — вот она, земля. Движки на реверс — а дальше Лена сама. Здорово у нас получилось. Полное взаимопонимание и взаимодействие. Продолжить бы... Горизонтально чтоб. Телефончик-то дала, без просьбы, да ещё и за промежность успела прихватить, прощаясь, нежно, но цепко. Но — надо домой. Разбираться, что там да как. Здесь, как и там у нас, без бумажки какашка ты. Только там у нас с этим ещё гораздо хуже...

Выбрались по кишке, без багажа, слава богу, сразу к выходу и рванул. Здоровенный аэропортище, кстати, куда астраханскому, и народу здесь, в отличие от тамошнего — прям таки кишмя кишит. Пока маршрутка, метро... А на вокзале, смотрю — пирожки какие-то продают, колу, минералку, дорого, но живот-то к спине прилип! Кстати, читал кой-чего из современного, там у них герои как проголодаются, так у них всё время животы то бурчат, то курлыкают, то ещё что исполняют... непонятное. Каким это таким образом? У меня, к примеру, с голодухи наоборот, брюхо к позвоночнику — и никакого постороннего шума. Вот если наешься от пуза, особенно фруктов, или щей кислых, тем более гороха, тогда действительно — разговаривает. То и правда бурчит, то булькает, то вдруг с Газпромом конкурировать вздумает. А вот чтоб без еды — никогда. Впрочем, может, у меня просто организм иначе устроен? А и то. Словом, на последнюю электричку тютелька в тютельку успел. На 21:40. Только влетел — двери сзади — "Шшшшш", — и закрылись.

Теперь вот еду... Народу немного, групками кучкуется... Молодёжь большей частью, шумная, весёлая. О, Фарфоровскую проехали. Долго ещё. Так и не могу понять — что мне теперь. Мстить? На фиг. Она мне никто. Жалко, конечно. Меня родная мать так не пестовала, как эта — чужая. У нас там как-то это не принято, чтоб чуйства. Надо как-то приспосабливаться в этом мире. Непросто это. К тому же ненадолго — ресурс у местных лет 80, у нас же за 200 даже безо всяких этих эльфийских штучек... К тому же девочки — спасибо им — омоложение провернули по полной. Впрочем, проблемы бум решать по мере ихнего вызревания. Обуховская. Датая компания. Парни, девчонки. Обрадовались — О, дембель!

Они до Мги. Хоть доеду не грустно.

Газета "Волховские Огни", выпуск от 21 мая 2014 г.

"...снова нашего почти коллегу, бессменного редактора, модератора и основного автора независимого новоозёрского интернет-портала vse_kazly.ru Типуненко Евгения Богдановича. Очевидно, это тот же самый хищник-людоед, который бувально на днях насмерть загрыз блогера Пимушкина Олега Михайловича. По мнению экспертов-охотоведов, подобные случаи исчезающе редки, лишь неясные следы воспоминаний об аналогичного рода явлениях можно найти разве что в легендах и сказках, впрочем, даже здесь едва ли можно найти миф о волке, специализирующемся на известных блогерах-правдолюбах, что не может не наводить на... "

Россия, город Новоозёрск Волховского района ленинградской области. Квартира 5 в доме 25, что по Пролетарскому Каналу. Комната Витька. Гимли Зирак, гном.

02:14, 21 мая 2014 года.

От Волхова в город на такси пришлось. Водила пытался сначала две тыщи содрать, потом скинул до тыщи, как дембелю... На дрянной таратайке типа "Жигули" — классика. Шестёрка, кажется — плохо различаю. Почти одинаковые. Машина, конечно, дрянь, и вообще, и конкретно эта, но двужильная, и ремонтировать без малого на коленке можно. Бюджетный вариант. Себе в ущерб, жалится водила. Сначала усмехнулся — а потом как прикинул... Все эти налоги дикие, бензин, запчасти, да ещё, не дай боже, гиббоны голодные привяжутся... Впрочем, они всегда голодные. Перманентно. Порода такая. Подъехал, совсем темно уже было, хоть и белые ночи на подходе, а аккурат за полночь уже слегка. Фонари, как обычно, только на центральной улице, и то местами... Зимой, и то по каналу не горели. А теперь тем более — без месяца белые ночи уже. Расплатился с шефом, всю дорогу вспоминавшим перипетии своей воинской службы. Как же всё изменилось... И не просто к худшему — к совершенно недопустимо отвратному. Куда катится эта страна? Валить надо отсюда, пока не поздно. Ладно... С этим потом. Вдохнул полной грудью воздух, напоенный горьковатым ароматом раскрывшейся листвы... По каналу тополя, старые, в два ряда... Старые лодки на вечной береговой стоянке... Дома!

Из подъезда привычно пахнуло сортиром и хлоркой, засиженная мухами хилая лампочка, вся в пыли и паутине, только на первом. Взлетел на второй, ключи в руках, открыл — чувствую, кто-то есть! Дух в квартире — жилой. Потом вроде как вскрик, женский, затем визг пружин маминой кровати... Бывшей маминой. Свет не стал включать, вижу в темноте лучше людей намного. Всё удивлялся, ну, когда ещё Витьком был. Только чуть в сторону оскочил, чтоб в двери не отсвечивать. Навстречу несуразная женская фигурка в едва накинутом халатике, мелкая, но с явственным пузиком, метнулась, что-то пискнув, проскользнула мимо на лестницу, щекотнув нос резкими контрафаксными духами, хлоп — дверью напротив. Понятно. Зинка. С кем?

Захожу — крупный парень в угол жмётся. Без агрессии. Ладно, разберёмся. Включаю свет. Стоит, жмурится, весь нараспашку, даже причиндалы не прикрыл. Только глаза ладошкой от света. Сложением Аполлон. Выраженный мужчина, что называется, в полном расцвете сил и эрекции. И не шелохнётся, но почему-то чувствуется — двигаться должен легко и мягко. И рыжий. Таких не видывал ещё, не кирпичём красно-коричневым или сочной желтизной одуванчиковой, а именно чтоб пламенно рыжий и с веснушками. Читал, ирландцы такими бывают. Не встречал.

— Ты кто?

— Уй в кожаном пальто.

— Ладно, понимаю, дурацкий вопрос. Зовут-то как? Можно не отвечать!

— Чего уж... Можно и ответить. Толяном зовут. Толиком ещё. Иногда — Анатолием Борисычем. Чубайсом. Не узнаёшь, что ли?

— Оба-на! Борисыч! Обернулся, что ль? Ну ты даёшь...

— Вот почему то сразу мне показалось, что не удивишься ты, ну вот нисколько. Вернулся, значит. Витёк... Или как там тебя?

— Витьком и зови... Привык уже. Как же это тебя так угораздило?

— Как-как... Раком об косяк! Юленьку нашу дорогую, царствие ей небесное, как схоронили, так сосед, гадина, самогону с бражкой на поминках обожрался — у неё ж всегда заначка была, аккурат на такой случай, знаешь, да?

— Откуда? Я ж не по этой части.

— Ну, Саня знал. Неважно. И сосед с первого этажа, дверь справа от входа — тоже, как выяснилось, ты уж с ним разберись, ладно, а? Он заодно и барду всю под это дело всю выжрал, даже ту, что не совсем поспела ещё.

— Разберусь.

— Я так думал рыбкой разжиться. Хорошая рыбка. Судачёк, Саня у рыбаков... Отобрал, наверное. Они ж тянут с работы, потом продают у магазина... А Саня тут как тут, ментяра же. Ну, пару рыбонек конфискует, и всё. По божески, без обиды чтоб. На поминки чистили, голову в ведро... Здоровенная такая головища, свежак, утром ещё в озере плескалась... А я с улицы пришёл, набегался, с кошечкой там... ну, не суть... Чую — пахнет. И так мне её захотелось — прям моченьки моей нет... Эх грехи наши тяжкие... А там уже бутылок сверху пустых набросать успели. Я, конечно, попытался чтоб акуратно, но поспешил... Голодный же... Бутылки, звон, этот прибежал, чернявый такой, мелкий, алкаш, Гриша зовут... Ваххабит мохнорылый...

— Ладно. Разберусь.

— Ага... Значь, эта гнида недовычесанная меня за шкирку — хвать, и смерзеньким таким гоготом в комнату Витькину... Твою, в смысле, комнату — швырь. И голову ту — вслед. Потом народ погудел, попел, поплясал малёха, как водится, да и разошёлся — а я в комнате. И дверь закрыта. Полторы недели, представляешь! Без воды жрать невмоготу... Голова та испортилась, смердеть принялась... А на улице, за окошком — весна! Птички поют! Тварррррри... Окно-то — не открыть, не разбить! Коту-то. А потом потемнело на улице — и гроза. Первая в этом году. Ливнем каак хлынет, в стёкла мокрой дробью, от форточки — знаешь же, щель там, летом, то есть — сырым свободным таким уличным духом потянуло... Чувствую — невмоготу! Глаза закрыл... Вдруг — оп! Сначала думал — всё. Окочурился. Но жажда-то — есть! Значит, не вовсе! А потом смотрю на себя — а я вот такой уже... Сначала, конечно, на кухню рванул, к крану, и воды — тёплой, противной, ржавчиной отдающей — от пуза зато! Ух... А потом сел на кухне — и заплакал... Ты даже представить себе не можешь, до чего ж хреново это, человеком быть. Потому что ты котом никогда не был!

— Ну отчего ж... Котом не был, а перевёртышек и у меня имеется.

— Да? И кто? Неужто... Кошка!?!

— Губозакатинчику дать? Обрадовался... Такая тварюшка... Типа норки или соболя, но с лапками. Чтоб во всякие дыры залезать и там... Ну, подключать, монтировать всякую дребедень. Удорбно. Но не люблю. И ещё одна есть... Но та и вовсе... Типа червя. Вообще-то у многих есть. Ну, там, я откуда. Но у нас этому учат. Полгода или год. До двух, для особо тупых. Потом инициация. Под контролем! Строжайшим! Потому как спонтанная инициация, как у тебя — опасно это. Очень.

— И что, Вы туда и обратно можете, правильно я понял?

— Э, Борисыч, что за церемонии? Мы ж вроде как на ты были?

— Ну... Вы же хозяин.

— Ага. Признал таки. Не надо этого. Ты разумный, я разумный, прочее — чешуя.

— Замётано!

— Да, а Зинка-то откуда взялась?

— А, эта... Отловила. Голову ту я сразу в ведро, конечно, но один хрен — смердела. Был бы котом, и такую б стрескал, с голодухи-то... А человеком — никак. Попробовал — вывернуло... В то же самое ведро и... Шмотки твои мне никак, что ты, что Витёк был, мелкие оба, но треники нашёл трикотажные, напялил кое-как, шлёпки, и бегом к контейнеру. Обратно возвращаюсь — а у двери эта стоит. Кто, — спрашивает, — Такой? А у самой глаза — будто лампочки в них вставлены... Эти... Энергонесберегающие. Похотлива без всякой меры дщерь сия человеческая. И беременная, кстати, месяце на пятом уже, а всё туда же. Твоя, кстати, работа, а?

— Не пойман — не вор. А поди поймай.

— Да ладно. Она всяко замужем уже. Как тебя замели, в смысле, как ты слинял, так сразу и расписалась. Но свадьба так... Скромненько-скупенько. Ни рыбки, ни мяска, ни курочки — всё подожрали, проглотища.

— А муж?

— А что муж... Он днём работает, а эта по сменам.

— Так ночь же?

— Запудрила половинке мозги, будто на работу вызвали.

— А теперь? В смысле, Зинка-то?

— Небось придумала что-нибудь. Та ещё шаболда. Вот говорят, кошки распутные... Женщин нехороших кошками обзывают. На самом же деле кошки — само целомудрие! Особенно если в сравнении с некоторыми... Кстати, а пожрать у тебя нет ничего?

— Найдётся. Кстати, а без меня ты со жратвой — как?

— Зинка приносила... Но помалу. Отощал я...

— А не спрашивала, кто ты да что?

— Не. Только когда попервой перед дверью. Но ответить не успел — сразу внутрь запинала, и... и всё. А потом только всё требовала, чтоб я ей ласковые слова говорил. Мандавошка непраздная. Так пожрать-то...

— Завтра чем-нибудь поприличнее затарюсь... А пока только это — на вокзале прикупил в дорогу, насколько могу судить, условно съедобное, а не понадобилось. К тому же ребята в электричке угостили.

— То-то от тебя перегарищем прёт. Не люблю... Так, что тут у нас... Мрррр... С голодухи чем только не оскоромишься...

— Ладно, питайся...

— А ты?

— Говорю ж, поел... Спать вот только хочу.

— Слушай, а научишь... Ну, чтоб обратно...

— Попробую. В принципе ничего сложного. Закрываешь глаза и представляешь себя котом. Особенно помогает шевелить тем, чего у тебя в нынешней ипостаси нет. Хвостом, там, к примеру. Или ушами...

— Ну, уши-то есть...

— Есть-то есть, а шевелить ими только коту по силам, не человеку.

— Ну вот же, смотри... вот. Видишь? Шевелю же!

— Да что ты к словам-то цепляешься! Иль так и хочешь, человеком навсегда?

— Упппасси боже!

— Вот и давай... Сразу может не получиться, предупреждаю, так что ты тужься, тужься... Да, мне ещё приходится как бы медитировать, чтоб зверушке в головёнку вбить, что сделать надо. Она это... туповатая у меня. Слегка.

— У меня наоборот. Когда котом — столько мыслей, чувств, эмоций... Никакого сравнения. А человеком — будто урод неполноценный. Голый, потный, вонючий, без хвоста, в балде хаос первозданный. Только что говорить могёт... Да и толку-то с разговоров тех. Особенно если эти... Нежные слова в ушко... Бррррр.

— Кстати, а от чего ма умерла — не в курсе?

— Откуда... Это где-то далеко случилось. Метрах в трёхстах, не меньше, если по-вашему. Почувствовал только. Мы ж чувствуем... Не все, впрочем. И не всё. Нехорошо она умерла. Убили её. Задушили и тут же зарезали. После пожара вскоре. Дом напротив сгорел — знаешь?

— Да? Не заметил — темно... Кажись, свет совсем на улицах перестали жечь. Так и не видно ж его почти, от парадного-то. А у своих спрашивать не пробовал? Ну, у кошек там, у котов...

— Так ты что думаешь, у нас все умные? Отнюдь-с.

— А вот таких, как ты, много?

— Таких как я — один! Ну, в принципе, ещё пара-тройка более-менее соображающих найдётся. Это если на весь город. Наверное. Может, больше. Или меньше. Мы ж не вы. Не общаемся.

— Почему?

— А зачем?

— Ну, вот мы с тобой пообщались, я кое-что полезное узнал, ты...

— А что такого вот полезного я у тебя узнал? Как обратно перекидываться я б и сам догадался. Хавку эту дрянную выклянчил, так на это и мяуканья хватило бы. Выразительного. Люди придумали слова, чтоб скрывать свои мысли, но тем паче — их отсутствие.

— Ладно, ты, философ... Ты с Зинкой где кувыркался? На маминой полуторке? Так я на свою... Чистую. Спокойной ночи.

— Мрррр...

Карточку проверил, сбербанковскую — на месте. Мать, похоже, и не брала её. В шкаф на кухне заглянул — самогонку и правда всю выжрали, гости дорогие. На поминках ещё, небось. Даже и бражку всю — у ма всегда стояла, как старую перегнала, так сразу новую и поставила. А на девять дней, видно, не осталось ни хрена, вот их и не было, этих девяти дней. Иначе б кота кто-нибудь да выпустил. Такие вот дела. Глаза слипаются — спать.

Российская Федерация. Ближнее Подмосковье. Государственная резиденция "Ново-Огарёво". Малый президентский кабинет. Василий Всеволодович Пухов, Президент РФ. Дмитрий Андреевич Медветко, Премьер-министр. Тоже люди.