Черный истребитель

— Итак? — заложил руки за спину Эскер. — Вы готовы назвать мне имя предателя?

— Нет, — коротко ответила Кэсс.

— Значит, я подписываю приказ о глубоком сканировании?

— Нет.

— Так вы назовете мне это имя? — приподнял брови штаб-капитан.

— Нет, — покачала головой Кэсс.

— Полковник Конро, — поднял голову Эскер. — Прикажите ей отвечать, кажется, тут явный бунт.

— Отвечайте, капитан, — похлопав ее по плечу, сказал Полковник. — Отвечайте всю правду.

— Среди моих людей предателей нет. Нет, — в четвертый раз с удовольствием выговорила она вкусное слово.

— А вы упрямы, капитан Кэрли Ши-Хэй. Почти как ваш брат. Это у вас, видимо, семейное... — с издевательской улыбкой сказал штаб-капитан.

Полковник снял руку с ее плеча. И тогда она поднялась — рывком, и схватила штаб-капитана за грудки. Полковник что-то предостерегающе крикнул, но Кэсс было все равно. Эскер пытался оторвать от себя ее руки, но она ударила его коленом в пах, он невольно согнулся, колено ударило в лицо, а сложенные в "замок" руки опустились на основание черепа. Раздался хруст. Кэсс оглянулась на Полковника — на лице его были только понимание и скорбь, и с этой скорбью на лице он нажал на кнопку вызова охраны, и через минуту она уже лежала на полу, беспомощно распластавшись и не имея возможности сказать даже слова после удара парализатора...

Кэсс вздрогнула. Ничего не было, померещилось — она по-прежнему сидела на стуле, и рука Полковника по-прежнему лежала на ее плече.

— Вы что же это... — медленно, словно во сне, сказала она, распахивая глаза и чувствуя, как лицо невольно складывается в детскую гримаску наивного удивления. — Вы это все мне назло затеяли?

Не было больше ни слов, ни эмоций, только это бесконечное, невыразимое, какое-то беспомощное даже изумление. Кэсс смотрела на Эскера жадным взглядом, стремясь рассмотреть его получше, увидеть что-то за тонкими чертами лица и ладно сидящим мундиром, то, что заставляет людей совершать вот такие вот поступки. И не могла найти этого — какой-то дополнительный орган, или какой-то особенный контур, или что-то в лице, в глазах, в жестах; не было ничего такого, что явственно отличило бы штаб-капитана Эскера Валля от всех прочих людей.

И тогда она положила на стол тонкий лист пластика, который до сих пор держала в руке.

— Вот, Эскер. Прочтите.

Штаб-капитан презрительным жестом взял листок, наскоро пробежал глазами, хмыкнул.

— Я не вполне понимаю, как вы добрались до моего личного дела, но что это вам дает?

— Все просто, Эскер. Все просто, — устало сказала Кэсс. — Вы с Алгеды. Мы с вами земляки, так уж сложилось. А ваш так называемый партизан был отравлен "белой солью". Нужно родиться и вырасти на Алгеде, чтобы знать об этом яде. Он не популярен в Империи. И только вы один из всех, кто входил с ним в контакт, родом оттуда. И отравили вы его загодя; "белая соль" действует примерно двадцать часов.

— Это бред, — швырнул на пол листок Эскер, меняясь в лице. — Болезненный бред.

— Эскер, — укоризненно спросила Кэсс. — Зачем вы отравили бедного дедушку?

— Да я к нему не приближался, черт вас возьми, упрямая дура!

— Ах, это вы мне такой подарок заготовили? — прищурилась Кэсс, не без удовольствия игнорируя "упрямую дуру". Бывали люди, услышать от которых оскорбительное слово было для Кэсс лучшим подарком, ведь это означало, что ей удалось вывести их из состояния привычного пренебрежительного равнодушия. Эскер был из их числа. — Так ни я, ни кто-то из моего крыла к нему действительно не приближались, я вам уже вчера все объяснила. А вот вы — докажите, камера-то была отключена!

Эсбэшник молчал, и выражение его лица было настолько странным, что Кэсс не могла понять, что же происходит в голове у стоящего напротив человека. Впрочем, считать ли его человеком? Она прислушалась — фонило от него смесью облегчения и ненависти. Не решив, как сие понимать, она собралась говорить дальше. Теперь была ее очередь задавать вести беседу в тоне допроса.

— Эскер... вы продолжаете настаивать на том, что кто-то передал противнику данные по карте, оставленной в штабе? — спросил Полковник.

— Да. Я уже показывал вам результаты спутниковых наблюдений.

— Эскер, вы дурак, — горько улыбнулась Кэсс. — На столе в штабе лежала совсем другая карта, не та, что вы мне выдали. Карта, взятая мной у полковника Конро. И на ней были совсем другие пометки. Так кто передал информацию противнику?

— Вы не сможете этого доказать, — уверенно сказал Эскер.

— Смогу. Карту видели трое, не считая меня и Полковника; двое из них живы и здоровы. Не понадобится глубокого сканирования, чтобы это подтвердить. А к поверхностному мы уже привыкли. И это еще не все. Я могу шаг за шагом указать вам на каждую вашу ложь, на каждую ошибку. Вспомните — папка, плата, диверсия... Мне продолжать? Или уже достаточно?

Эскер встал, на краткий миг Кэсс показалось, что сейчас он опустит ладонь к рукояти лучевого пистолета. Но вместо этого он заложил руки за спину, приподнялся на носки, покачался. Посмотрел на них с Полковником с какой-то радостью во взгляде.

— Более того, — добавил Полковник непонятно для Кэсс. — Арито Онна, диспетчер, уже арестован. При аресте он оказал активное сопротивление, ранил троих, пытался покончить жизнь самоубийством. Но — не удалось.

Эскер с каким-то непонятным облегчением рассмеялся, развел руками.

— И что же вы теперь будете делать? Прикажете меня арестовать? Мой допуск еще не аннулирован!

— Ничего, — коротко ответил Полковник. — Ничего, кроме составления рапорта. Вашу судьбу решит Император.

— Эскер... — помедлив, все же сказала Кэсс. — Если бы все зависело только от меня, я бы убила вас прямо здесь и сейчас...

— Ну-ну... — перебил ее штаб-капитан.

— Тем не менее, я не могу себе позволить этой роскоши. Ваше счастье, что я думаю не только о себе, но и о своих людях. Поэтому вашу судьбу решит Император.

— Вы повторяетесь... — улыбнулся Эскер, но улыбка Кэсс не смутила. Он проигрывал так, как нужно было проигрывать по его представлениям — с улыбкой на устах и гордой осанкой. Возможно, в этом что-то и было, но уважения к нему вызвать у Кэсс не могло уже ничего.

— Что-то подсказывает мне, Эскер, что мы с вами еще когда-нибудь встретимся. И даже если вы искупите вину перед Империей и останетесь живы — я вас не прощу никогда. Запомните это.

— Ох уж, эти женские угрозы... — вполне натурально засмеялся Эскер.

Кэсс только улыбнулась в ответ.

— Вы свободны, штаб-капитан! — рявкнул Полковник так, что в штабе задрожали стены. — Покиньте мой кабинет!

Эскер четко отсалютовал и вышел; осанка была безупречна, а выправке могла позавидовать вся Служба Безопасности, вместе взятая. Но этот спектакль уже никого не интересовал, кроме единственного задействованного в нем актера — зрители даже не смотрели ему вслед.

Кэсс поднялась со стула, прошлась туда и обратно по кабинету, потом вернулась к стулу, поставила на него колено, поскребла ногтями по спинке. Полковник сел в свое кресло, взял со стола магнитное стило, повертел в пальцах, задумчиво положил обратно. Кэсс постояла еще минуту в вольной и нахальной, не положенной ни по какому уставу, позе подростка, потом все же подобрала слова:

— Что-то я ничего не поняла...

— Ты кое в чем ошиблась, — улыбаясь, сказал Полковник. — Разумеется, он затеял все не только назло тебе, хотя именно твою эскадрилью выбрал мишенью именно потому, что когда-то сталкивался с твоим братом и, видимо, ничего приятного между ними не произошло.

— Могу себе представить, — натянуто улыбнулась Кэсс. — Но разве это повод...

— А это и не был повод. И даже не мотив. Но, имея задачу навредить кому-то одному, он, разумеется, немедленно вспомнил про твою семью. Если бы здесь не было твоей эскадрильи, он выбрал бы Эрга, или Ремера, или кого угодно...

— Но когда он успел сделать такую убедительную подборку данных?

— Операции ведь планируются не за один час. Он узнал, кто пойдет в этот рейд, и составил свой якобы убедительный пакет документов. А узнал вполне законными методами — в операциях на Эйки действительно действовал агент, и я еще тогда просил прислать следователя высокой квалификации: подполковник всю голову сломал и всю аппаратуру истерзал в попытках найти шпиона.

— Это был диспетчер?

— Да, Онна был действующим агентом Олигархии уже несколько лет. Эскера завербовал не он, ему просто передали контакт. Кажется, нашего дорогого штаб-капитана шантажировали.

— Кто? И чем? — удивилась Кэсс.

— Значит, было чем, — пожал плечами Полковник. — При допросе Онны нашему СБ придется порядком попотеть — подполковник уже обнаружил, что у него стоят мощные блоки с незнакомыми нам принципами работы. Больше уже похоже на то, что он был внедрен, а не завербован.

— А когда же завербовали Эскера?

— Определенно до его прибытия сюда, — усмехнулся Полковник. — Но неизвестно пока, за сколько именно — до. Кстати, думаю, что того партизана отравил все же не он, — у него просто не было на это времени. Его ловко подставили те, на кого он работал — этого он не ожидал. А напрасно — он провалил всю операцию, которую планировали его наниматели. Ты ошиблась, но именно эта ошибка его доконала.

— И чего он хотел? — удивленно спросила Кэсс.

— Посмотри сама. Размахивая допуском налево и направо, он заставил меня гонять одну эскадрилью из четырех — вашу. Настолько эффективно ослабить Корпус не удалось бы и за неделю сплошных боев. Он пытался промывать мозги твоим людям, выматывать тебя своими "расследованиями". Особой пользы не вышло. Тогда он попытался тебя подставить, вернее, он даже заранее подстраховался на случай неудачи. Я имею в виду папку. Они с диспетчером пытались выдать Олигархии одну из машин. Не вышло. Дурное это дело — недооценивать тех, кем пытаешься играть. Для офицера СБ особенно непростительно.

— А диверсия? — спросила Кэсс.

— Это наш славный диспетчер. Кстати, твоя авария управления — его рук дело.

— А Алонна?

— Это как раз Эскер. Собственно, уже после истории с картой ему можно было бы задать пару интересных вопросов. Но ни местные, ни Олигархия четыре дня никак не реагировали на слитые им данные. А когда отреагировали, было поздновато — Алонна уже погиб. Мне стало ясно, что все гораздо сложнее, чем кажется, и вопросы могли спугнуть нашего невезучего штаб-капитана...

— Почему он действовал так нагло и глупо?

Полковник пожал плечами, потер переносицу.

— Не знаю. Иногда в людях могут бороться два противоречивых желания. Он офицер СБ, в нем "зашита" лояльность. Кажется, он порядком свихнулся, пытаясь совместить служение двум государствам.

— Зачем вы его отпустили? Он же сбежит!

— Никуда он не сбежит. Он застрелится в течение часа, и на этом можно будет поставить точку.

— Но зачем вам это? — опешила Кэсс.

— Скажем так: у меня есть некоторые личные причины не сообщать Императору о том, как он ошибся с кандидатурой следователя. А в расследовании дела диспетчера этого скользкого момента можно будет избежать. Бравый штаб-капитан Эскер Валль погибнет от руки злого вражеского агента, которого он доблестно вычислил.

Кэсс опустила лицо в сложенные руки и сидела так долго, бесконечно долго, пока не почувствовала, что вновь может шевелиться. Полковник не трогал ее, задумчиво глядя в окно.

— Вот, Полковник, все и закончилось. Среди моих людей предателей нет. К сожалению — нет, — сорвалось с языка, и Кэсс сжалась, ожидая отповеди, но не жалея о сказанном. Впервые за многие сотни лет безупречного, преданного служения Империи ее посетила мысль, что она и ее пилоты служат тому государству, тому Императору, которые не достойны ни преданности, ни верности. Верность не может быть односторонней. Если эта держава готова убивать молодых мальчишек, чтобы найти среди них несуществующего шпиона, если в ней высший допуск получает безумец и предатель, настоящий предатель...

Ей хотелось одного: чтобы после этих слов Полковник нажал на кнопку, вызвал патруль и передал ее в СБ. Пусть расстреливают — чем скорее, тем лучше. Она не будет оправдываться — будет говорить такое, что не доживет и до трибунала.

Нет, так нельзя. Умереть с чистыми руками не выйдет — ведь и Империя, и Его Императорского Величества Особый Корпус "Василиск" останутся, и в нем останутся служить ее люди. И придет новый "эскер", ничуть не лучше прежнего, но тогда она уже не сможет их защитить. А уйти от того, кого еще можешь защитить — настоящее предательство. Я уже могу предать это государство, но не могу предать этих людей, поняла она.

Полковник поднял на нее усталые глаза под отекшими, покрасневшими веками, и посмотрел спокойно и понимающе.

— Я понимаю тебя, девочка. Долгие годы я верно служу Империи, я бросаю вас в бой — вы гибнете, я остаюсь. Я получаю приказы и бросаю вас в бой... год за годом, одну тысячу лет за другой. Меняются машины, меняется вооружение — но не меняется суть. Все эти годы я жду, что найдется кто-то, кто разорвет этот порочный круг. Но никогда его не находится... Должно быть, и не найдется. Ты поняла что-то. И это хорошо. Иди. Ступай, Кэсс. Отдыхайте.

Теперь уже Полковник уронил голову на руки, спрятал лицо в ладонях. Стараясь ступать неслышно, Кэсс вышла, осторожно прикрыв за собой дверь, бросила адъютанту — "Полковник просил не беспокоить его...", и вышла из штаба. На горизонте она увидела беседующих Сэлэйн и Рона Анэро. Я им все расскажу, пообещала себе Кэсс. О сомнениях, о подозрениях, о своей вине. Потом. Десять тысяч минут спустя...

В лицо ей ударил раскаленный летний воздух, пахнувший нагретым металлом, выжженной степью и небом — любимый и родной запах. Кэсс расстегнула воротник кителя, плюя на все приличия, вдохнула полной грудью ветер, спустилась по ступенькам и, обогнув штаб, села на землю, прислонилась спиной к стене. Отсюда ей было видно летное поле и ангары. В голове было пусто, и еще более пусто было в душе, словно не ей несколько минут назад удалось одержать победу, возможно, самую важную из всех побед в ее жизни. Не осталось места ни радости, ни удовлетворению — только полная, абсолютная опустошенность.

Кто-то подошел — тень упала ей на лицо, не спрашивая позволения, сел рядом, протянул флягу. Кэсс отхлебнула, вернула флягу Рину, и долго, бесконечно долго они смотрели в зеленовато-голубое небо, в котором парили черные птицы.

2. Танька: "Выбью падаль с небес..."

Ехали недолго. Танька обнаружила, что квартира Эри и Рыжего находилась на Курской, а им нужно было на Волжскую. Места оказались относительно знакомыми — здесь они проезжали с Сашей, когда проверяли квартиру в Люблино. Нужный дом — шестнадцатиэтажный и длинный — стоял почти у метро, нужно было только пройти мимо пруда. Поднялись на лифте на одиннадцатый этаж. Нужная дверь была стальной, а глазка на ней, как ни странно, не было.

— Звони.

Танька позвонила. Звонок откликнулся переливчатым щебетанием. За дверью довольно долго не реагировали, Танька настырно позвонила еще пару раз. Наконец послышались шаги, и кто-то хрипло спросил: