Все начали расходиться. Максим остался сидеть, глядя на медленно исчезающую проекцию Красного Обелиска. На мгновение ему показалось, что она смотрит на него в ответ. Он тихо пробормотал:

-Мы сами себе могильщики. Только в этот раз с хорошей архитектурой.

Максим догнал Рашид в коридоре. Она шла неторопливо, с прямой спиной и странно пустым выражением на лице, словно совещание было формальностью, не стоящей даже малейших эмоций.

-Эй, Анисса. Подожди.

Она обернулась, на лице легкая, почти материнская улыбка. Но глаза... нет, глаза были другими. Холодными. Прозрачными, как стекло над вскрытым Обелиском.

-Что случилось, Максим?

-Ты серьёзно спрашиваешь? — Он подошёл ближе, понизив голос. — Что за херня тут творится?

Рашид приподняла бровь.

-Конкретизируй.

-Конкретизировать? — он усмехнулся. — Мы строим Красный Маркер. Мы! После всего, что было на ''Омеге''. После экспериментов, который едва не свели с ума всех, кроме меня. А теперь "всё по протоколу", "слияние с ''Икаром"... А ты ведёшь себя, как будто это норм.

-А что, по-твоему, не нормально?

Он хотел что-то сказать, но она опередила.

-Люди уже не способны меняться сами. Мы застряли. Нас держит страх. Обелиски — катализатор. Не инструмент смерти. Инструмент отбора. Понимаешь?

-О, отлично, — горько усмехнулся он. -Опять разговоры из брошюры юнитологов.

Рашид едва заметно скривилась.

-Эти... фанатики? Нет. Я не имела к ним никакого отношения тогда, не имею и теперь. Их примитивная вера — это грязная тень от настоящего откровения. Они — плесень на коже цивилизации. А Обелиски глубже, древнее, не о вере речь. О трансформации.

Максим молчал. Голос у неё был почти гипнотический — ровный, хрипловатый, как будто говорила не она одна.

-Я слышала их. — Рашид сделала шаг ближе. — Не голос. Шепот. Поток. Как ветер, гуляющий в пустоте между нейронами. Они не убивают, Макс. Они переписывают. Кто не выдерживает — да, сгорает. Кто готов — становится частью нового, нам лишь нужно откатить настройки к изначальным.

-Очнись, мать твою. Какие настройки? Чего нового? — пробормотал он. — Клуба мертвецов?

-Нет. Нового вида. Постчеловечества. Мы — только черновик. Обелиск — редактор. Он исправляет ошибки.

Максим замер, по-настоящему испугавшись. Не за неё. За себя.

-Редактор сам поломан, ты окончательно спятила, товарищ главный научный руководитель, — тихо сказал он. — Или ты уже не ты.

Рашид усмехнулась, и в этом было что-то... нечеловеческое. Не злое, скорее, жутко спокойное.

-А может, наоборот, я наконец-то стала собой.

Он хотел уйти, но она положила ладонь ему на плечо. Не с силой — с весом.

-Ты другой, Максим. Ты слышишь... но не падаешь. Ты не поддаешься. Это делает тебя уникальным. И важным.

-Повторяю, в пёс знаетой как раз: я тебе не пророк, Анисса.

-Нет. — Она наклонила голову. — Ты — свидетель. А свидетели всегда выживают. Чтобы рассказать. Чтобы указать путь. Даже если сами этого не хотят.

Она убрала руку и пошла дальше, шаг за шагом растворяясь в полумраке лабораторного сектора.

Максим остался стоять один, чувствуя, как по спине ползёт ледяной страх — не за Рашид. За то, что в её словах, как ни ужасно, была пугающая... логика. Даже с работавший пси-защитой безумие постепенно подтачивало работавших в ''Локусе'' людей. Не так, как могло бы, с массовыми психозами, помешательством, самоубийствами. Нет. Внешне все оставалось спокойно, прилично, поскольку часть воздействия успешно глушили, но, кажется, лишь Максим и горстка менее восприимчивых сотрудников чувствовали неуловимые изменения в рабочей атмосфере. Об Обелисках говорили теперь с каким-то придыханием, благоговением, большая часть разговоров неизбежно скатывалась к ним, их предназначению и великих переменах.

Может создатели этих адских машин сделали их такими изначально и рассказы об ''искажении изначального замысла'' — фикция? Слишком уж хорошо и эффективно для глючных псевдоживых компьютеров они работают...

Огромные ворота раздвинулись с механическим скрежетом, открывая просторный, стерильно-чистый ангар. Металлический пол отливал серебром, а в центре возвышался массивный принтер в виде передвижной прямоугольной арки — нечто среднее между промышленным 3D-станком и фабрикатором. Его корпус переливался холодным светом металла и мигающих датчиков.

-Идёт прогрев матрицы, — прокомментировал техник, не отрываясь от панели управления. — Через десять минут начнётся послойная экструзия материала. Мы используем нанополимер на основе хелатного железа и висмута. Структура идентична образцу оригинального Маркера.

Максим подошёл ближе. Над печатной платформой уже двигалась гравитационная балка, выполняя пробные траектории. Вокруг летали дроны с камерами, анализаторами и манипуляторами.

На голографическом экране развернулась модель будущего артефакта — спиралевидная башня, слегка изогнутая, будто искажённая криком. Она мерцала, словно уже живая.

-Мы... точно уверены, что хотим это сделать? — негромко спросил он у Равель, появившейся за его спиной.

-Уже поздно отступать. Нам нужно попытаться воспроизвести Маркер — чистый, без вируса, без чужих патчей. Только так мы поймём исходный замысел.

Максим молча кивнул, но внутри сжималось тревожное предчувствие.

"Чистый или нет, Маркер — это зеркало. А когда долго смотришь в зеркало, оно начинает смотреть в тебя. Я в этом неоднократно убедился."

Внизу загудели направляющие балки, и первые капли расплавленного сплава упали на платформу. Репликация началась. И вместе с ней отсчёт до следующего кошмара.

Металл зашипел, когда полимер в виде вязкой темно-красной массы упал на платформу. Принтер начал медленно печать с основания — толстого, тяжёлого блока с узором из резонансных каналов. Их геометрия не поддавалась эвклидовой логике — линии искривлялись, плыли, будто имели собственную волю. С каждой секундой они обретали всё больше сходства с оригиналом, который был уничтожен аннигиляционным взрывом на ''Омеге''.

-Температурный режим в норме, — доложил чернокожий инженер. — Поле стабилизировано. Распыление в пределах нормы, девиация не превышает шести микрон.

-Отлично. Следите за отклонениями параметров поля подавления, — отозвалась Равель, подходя ближе. Она была в темно-синем плаще лабораторного куратора. На поясе висел персональный резонатор подавления облучения — плоский серый прибор с пульсирующим зеленым индикатором. С последний год приборы стали менее громоздкими, без лишних проводов и датчиков.

Максим стоял чуть в стороне, наблюдая за процессом. В его резонаторе индикатор тоже мигал спокойно, значит, облучение от реплицирующегося артефакта пока не достигло критических значений. Но он уже начал чувствовать это странное давление, скорее психосоматика.

На противоположной стороне зала молодой техник, светловолосый парень в маске, внезапно застыл. Его глаза не моргали, рука с планшетом зависла в воздухе. Несколько секунд он просто смотрел на формирующуюся спираль.

-Эй, Луис? — позвал один из напарников. — Ты чего?

-Что?.. — он будто очнулся. — Н-ничего. Просто... показалось, будто она... дышит.

Равель метнула взгляд на Максима, затем быстро подошла к технику.

-Сколько ты тут находишься?

-Почти пять часов... С перерывом.

-Слишком долго. Пора на восстановление. Немедленно покинь зону репликации.

-Но я в порядке...

-Это приказ, — жёстко сказала она. — Без споров.

Техник нехотя сдал планшет напарнику и, слегка пошатываясь, направился к шлюзу. Максим поймал взгляд Равель: короткий, напряжённый. Они оба знали, что это не просто усталость.

-Уже? — шепнул он.

-Пока слабо. Больше психологическое. Система защиты работает, — она кивнула на резонатор. — Но не идеально. Даже в ослабленном состоянии артефакт влияет. Нужно будет обновить прошивку подавляющих волн, а с пси-диапазаном так ничего серьезного не добились.

Максим перевёл взгляд на Маркер. Печать достигла десяти процентов и уже угадывались спираль, характерный изгиб, внутренние каналы. Даже сейчас, недостроенный, он был... прекрасен. Не по-человечески.

-Он как сирена из мифа, — пробормотал он. — Манит. И чем дольше смотришь, тем меньше хочется отводить взгляд.

-Ты слышал что-то?

-Нет. Но... думаю, оно готовится.

В ангаре что-то пискнуло. Один из терминалов вывел сообщение:

"Отклонение локального ЭМ-поля: 3.2% — корректировка начата."

-Предел допустимого — пять, — вслух прокомментировал техник. — Но, если скачки продолжатся, резонаторы собьются с фазы.

-Мы будем держать режим в узких границах, — Равель сверилась с данными. — Перегрузки не допустимы. Если резонаторы выйдут из строя, зона будет опечатана.

Максим оторвался от наблюдения и огляделся. Два вооружённых охранника на балконах с нейроподавителями и шлемами с зеркальными визорами. Вентиляция работала в усиленном режиме. Да, всё по протоколу. Но он знал: как только Маркер будет полностью собран, даже эта защита может оказаться недостаточной.

"И всё же мы его печатаем. Потому что надеемся, что сможем приручить зверя. Что на сей раз обойдётся."

-Знаете, — тихо сказал он Равель. -Надо пригнать сюда нашу бригаду танцоров. Для гарантии.

-Пока рано.

Материал послойно поднимался вверх, теряя вязкость и обретая гладкость. Принтер теперь работал почти бесшумно, напоминая хирургический инструмент, высекающий проклятую спираль из полуживого вещества. Красный Маркер обретал форму, медленно, с торжественной неотвратимостью.

Вокруг сохранялось рабочее молчание. Свет фонарей, слабое гудение подавителей, короткие переговоры техников. Всё шло по инструкции.

И вдруг Максим услышал голос.

Не голос. Шёпот. Как если бы кто-то стоял за спиной и говорил прямо в ухо. Едва различимый, но настойчивый.

Слова не имели смысла, лишь отголоски:

"...услышь... нас... не ты... но ты... ближе... наблюдай..."

Он резко обернулся. Никого.

Глаза у техников уставшие, расфокусированные. Только у одного, худощавого азиата в очках, дрожали пальцы, когда он вводил команды. Экран на его терминале на миг дёрнулся, символы на секунду сменились на неизвестные иероглифы, но тут же вернулись к норме. Парень моргнул, будто сомневаясь, действительно ли это произошло.

Максим подошёл ближе к Маркеру. Его тело уже достигло почти метра высотой. Геометрия вызывала внутренний протест — линии, которые не должны были сходиться, сходились. Тени шевелились не так, как велит логика. Пространство будто гуляло вокруг него, едва заметно.

И снова шёпот. Громче.

"...всё — едино... за пределами мысли... смотри глубже..."

Он инстинктивно потрогал резонатор на поясе, зелёный индикатор пульсировал ровно, а экран показывал: "Уровень сигнала — допустим".

"Чертово пси-излучение. Никак не хочет экранироваться."

Он сделал полшага назад и шёпот стих. Не исчез, а ушёл на задний план, как шорох в эфире, если выключить радио.

В этот момент резонатор одного из техников начал мигать красным.

-Сбой подавления! — выкрикнул кто-то. — Резонансный дрейф 9%! Повторяю, девять!

-Отводим его! — Равель среагировала молниеносно. — Быстро, в гермозону восстановления.

Техник, светловолосый и бледный, повторял:

— ...по образу... мы по образу... из кода... первичный шум... как тогда, в ледяной пустоте... нас ждет Единение!

Он шёл, не сопротивляясь, но глаза его остекленели. Он говорил, но не осознавал этого.

Максим наблюдал. Он чувствовал, как Маркер пытается заговорить снова, но у ничего не выходило. как у инвалида, утратившего язык, но не желание быть понятым.

"Он не давит. Он... ищет. Тестирует."

-Ты что-то слышишь? — шепнула Равель, подойдя ближе.

Максим медленно кивнул:

-Да. Но только я.

-Слова?

-Скорее нет. Только... послания. Ощущения. Слова идут как помеха. Но я уверен: оно пытается говорить. Со мной.

Равель не удивилась. Похоже, она уже предполагала подобное.

-Твой иммунитет к сигналу работает.

-Вы думаете, он меня выбрал?

-Нет. Ты просто не мешаешь ему. Остальные — глохнут, сходят с ума, ломаются. Ты — тишина. И он говорит в неё.

Маркер продолжал расти. Тени вокруг него плясали по своим законам, геометрия нарушалась уже не только в его теле, но и вокруг — лёгкий оптический мираж, едва заметный, как жара над раскалённым асфальтом.

-Нам нужно вводить изоляцию, — тихо сказал Максим. — Чем раньше, тем лучше. Когда Обелиск будет достроен, может быть поздно.

-Купол Плащаницы завершен. Вспышка не вырвется за ее пределы.

Максим ещё раз взглянул на артефакт и услышал:

"...ещё один шаг... сделай нас единым!"

— ...показатели стабильны, но волновой дрейф переходит в зону флуктуаций, -сообщил техник с планшетом. — Мы наблюдаем уже четвёртое отклонение на уровне фоновых осцилляций.

-Что с резонаторами? — спросила Равель.

-Подавление держится. Но... уровень напряжённости мозга у персонала повысился. Мы сняли ЭЭГ двух операторов. у обоих наблюдаются фоновое возбуждение в теменно-височных зонах. Один жаловался на "присутствие". Другой на запах крови. Хотя в ангаре, разумеется, всё чисто.

Максим хмуро усмехнулся:

-Добро пожаловать в утро с Маркером. Шоу "Убей всех!"

В этот момент Красный Маркер будто бы издал импульс. Не физически, но в воздухе дрогнуло нечто едва уловимое, как если бы на станцию налетела звуковая волна, но без звука. У нескольких техников задёргались веки, кто-то неловко оступился.

-Всё. Хватит, — твёрдо сказала Равель. Она провела пальцем по коммуникатору. — Офицер связи, срочно: группа "Мантра-1", сценарий один-два. Да, прямо в ангар. Подтвердите протокол. Да, вы не ослышались.

Некоторые из техников переглянулись. Один даже не сдержал лёгкого смешка:

-Это серьёзно?

Равель повернулась к нему, ледяным тоном:

— Хотите остаться в живых, не смейтесь. Все, кто смеялся в прошлый раз, мертвы.

Пауза. Затем:

-Да, принято, высылаем, — доложил голос в комм-связи.

Максим опёрся на перила. Он чувствовал, как Маркер продолжает говорить — не словами, не мыслями, а... давлением. Как тёплый ветер в затылок. Как предчувствие чего-то, что пока ещё скрыто.

Через пять минут в ангар вошла группа из десяти человек в легких, струящихся одеяниях. Трое несли тибетские колокольчики, ещё двое — барабаны. Остальные — певцы и танцоры. У каждого был индивидуальный нейрошлем подавления и белая метка на шее: ICAR-C.

Они рассредоточились по периметру, не глядя на Маркер. Один из них отсчитал ритм. Барабаны зазвучали медленно, с глухим перекатом, будто имитируя сердцебиение гиганта. Затем — пение. Не молитва, не песня. Скорее — звуковая мантра, не имевшая смысла, но ритмически точная, вибрирующая с самого нутра.