С самого начала у антитеррористического штаба возникает сомнение в том, что захват заложников является конечной целью террористов. Террористы требуют для переговоров президента Северной Осетии Дзасохова и президента Ингушетии, бывшего генерала ФСБ Мурата Зязикова, одного из самых ненавидимых людей на Кавказе. Не исключено — что Зязиков и есть главная цель террористов. Дзаховов уже на месте, Зязикова не могут найти. Потом появляется слух — что Зязикова "изъял из обращения" лично Путин — но все это ерунда. Для трусости, органической черты характера многих российских военачальников — Путина не надо. Она и так есть...
Заложников собрали в спортивном зале — единственном месте в школе, где можно контролировать большое количество людей. С самого начала — террористы продемонстрировали, что отлично усвоили уроки Норд-Оста. По всему залу разместили взрывные устройства, все их выходы вели на выключатель — лягушку, на котором постоянно была нога одного из террористов. Стоит убрать ногу — взрыв.
О том, что большая часть взрывных устройств большей частью представляет из себя пустышку, с мощностью в разы меньшей, чем у нормальной взрывчатки — террористы не знали*.
Устанавливая взрывную сеть, террористы разбили все стекла — теперь при пуске усыпляющего газа он не мог достичь нужной концентрации. Террористы отказались принимать пищу и воду для заложников — это при том, что большую часть заложников составляли дети, школьного и даже садикового возраста. Тем самым — они резко ограничили оперативный штаб по времени. По израильским методикам — в таком случае, штурм надо было начинать в течение одних суток. Вероятно, террористы просто не рассчитывали на то, что российские "правоохранители" будут мурыжить ситуацию почти трое суток...
С самого начала террористы отделяют мужчин от всех остальных. Мужчины — это угроза для них, они прекрасно знают Кавказ и прекрасно знают, что мужчины — просто так сидеть не будут. Их выводят в коридор, часть расстреливают. Остальных — заставляют стоять у окон или складывать баррикады или просто стоять, положив руки на стену. При малейшем движении — избивают...
— Ты куда?
Закутанная в черное — так, что только глаза оставались — террористка — коротко и страшно посмотрела на мужчину с автоматом. Никогда так — кавказская женщина не смела смотреть на мужчину, любого мужчину. Но под черным одеянием — был пояс шахида и это — меняло все.
Выйдя из пропахшего потом и страхом зала — она пошла по коридорам. Они были завалены мебелью — здесь готовились к обороне, к боям в самом здании. Тут же — были заложники, они старались не смотреть на нее.
Зайдя в комнату, она достала телефон. Набрала номер. У нее были дети, двое. Младшему — примерно как самым маленьким в зале. Это не мешало ей нести террор.
— Салам... — машинально сказала она
— Салам... — ответил ей мужской голос
— Ты кто?
— Ты нехорошо поступаешь, Алия. Очень нехорошо поступаешь...
Ноги окаменели...
— Будь ты проклят... — сказала она — будь ты проклят...
— Ты сама виновата!
— Не трогай их, Аллахом прошу.
— Не трогай их, тварь!!! — завопила террористка
— Ты знаешь, что должна сделать во имя Аллаха, Алия! Аллах с тобой...
Выпустив из рук телефон — он упал и ударился об пол — Алия сделала шаг назад. Потом еще один... Она стояла спиной к выходу — и получалось, что она шла к выходу.
Да... Это и есть выход.
— Сестра, что с тобой?
Шахидка — сцепив зубы, соединила провода детонатора. Последней ее мимолетной мыслью было то, что детонатор не подвел. Потом — рвущая боль навсегда вырвала ее из мира людей.
* Любой сапер подтвердит — подрыв того количества взрывчатки, которое было у террористов (не менее 7-8 килограмм) в замкнутом пространстве гарантированно вело к гибели заложников от действия ударной волны. Заложники же большей частью погибли от пулевых ранений и осколков ручных гранат. Пусть кто-то объяснит — как такое возможно.
Руслан Хучбаров, "Полковник"
Главарь террористов
Будущий главарь террористической группы родился двенадцатого сентября семьдесят второго года в селе Галашки на границе Северной Осетии и Ингушетии. Его родной дом находился по адресу Партизанская улица дом 11, его отцом был просто сельский труженик, тракторист. Отец развелся с матерью, первые годы жизни он жил с матерью. В школе его не запомнили — он не был особенным. Ничем не выделялся. Веснушчатый, совершенно обычный парень
В первой чеченской Хучбаров совсем не участвовал — жил в России, под Орлом в населенном пункте Знаменка, в гражданском браке у него родилась дочь. В мае девяносто восьмого — он совершает двойное убийство — после этого он вынужден бросить семью, дочь и бежать на родину. Только на Кавказе он может скрыться — в России его арестуют. Отцу он говорит, что если бы он не убил тех армян — они убили бы его. Отец ему верит — а что еще остается?
С началом второй чеченской — Хучбаров уходит в боевики. Он все равно вне закона, в розыске за двойное убийство, терять ему нечего. Первоначально он входит в банду Арби Бараеву, но потом — переходит в одно из бандформирований, подчиняющихся дивизионному генералу Абу Идрису*. В двухтысячном году — у родного села он участвует в нападении на колонну федеральных сил, в ходе которой погибает почти два десятка солдат и офицеров. Теперь — он разыскивается уже как террорист и активный участник бандформирований...
— Отец...
Худой, изможденный, с морщинистым лицом старик не пошевелился.
Мысленно попросив прощения у Аллаха, Руслан подобрал камешек, бросил в отца. Камешек попал по ноге...
— Отец! Да'й**.
Отец пошевелился. Начал оглядываться...
Руслан негромко постучал палкой по забору.
— Отец!
— Руслан!
Отец направился к нему, опираясь на палку.
— Отец, нет! Нет!
— Ты ранен?
— Нет! Иди в дом! Открой дверь, я приду!
— Здесь никого нет.
— Только Аллах знает это наверняка. Иди...
В доме — Руслан набросился на нехитрую еду, которую выставил на стол отец. У него был остаток мясного ингушского пирога, который ему дали с собой на свадьбе дальних родственников. Тагир Хучбаров был беден: он не воровал и честно работал, он не гнал водку, не бадяжил бензин — и потому его дом был одним из самых бедных в поселке. Здесь была единственная комната — стол, стул, окно, печь и все.
Перед тем, как есть — Руслан задернул занавеску наглухо. Отец — с тревогой наблюдал за его действиями.
— С тобой все в порядке?
— Хвала Аллаху! — Руслан набивал пирогом рот, ел торопливо и жадно.
— При чем тут Аллах... — с горечью сказал отец
Руслан глянул на него, но ничего не сказал и продолжил есть.
— Как твой сын?
Руслан недоуменно глянул на него
— Ты о чем, отец?
— О твоем сыне. Ты не забыл о том, что он есть?
У Руслана была женщина в Чечне. Вдова — таких там было много. Он подумал, что речь идет о ней.
— Нет, не забыл.
Руслан, не прекращая жевать — достал откуда-то из-за пазухи пачку денег. Положил на стол.
— Трать осторожно...
Отец не прикоснулся к деньгам.
— Ты чего?
— На этих деньгах — кровь.
Руслан покачал головой
— Они честные. За работу.
— Кем ты работаешь?
Руслан ничего не ответил.
— На этих деньгах — кровь. Кровь Башира.
Руслан ощерился
— Я знаю. Братья сказали... Отомщу.
— У тебя нет братьев. У тебя есть брат. Точнее — был.
Руслан перестал жевать.
— Что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты вышел из леса.
Руслан отрицательно покачал головой
— Юхлоарджо. Позор.
— Этот позор, я возьму на себя. Вернись... можно договориться обо всем.
— Позор...
Руслан Хучбаров, живший на взводе — даже за стеной уловил осторожные шаги. Они шли его путем — через огороды...
Ничего не сказав — он бросился бежать, резко подорвался с места, как зверь. Зазвенело стекло. На улице — остановившаяся, перекрывшая дорогу неприметная Нива, стрелок с автоматом, ствол которого напоминает водопроводную трубу — за ней. Спецназ! Он кувыркнулся — пули прошли совсем рядом, одна рванула одежду, обожгла кожу.
Дом находился на самом краю поселка. Совсем рядом — кукурузное поле.
Бежать!
Тело с хрустом вломилось в зеленую стену толстых, мясистых стеблей. За спиной — отрывистый лязг команд, пули идут выше. Хотят живьем брать, гады...
На ходу он выхватил пистолет. Выстрелил несколько раз назад, в сторону преследователей. Пистолет был плохой, маломощный — ПМ, который он снял с убитого милиционера. К тому же — он сообразил, что пуля ПМ никого не убьет, а вот свое местоположение — он выдал.
Выругавшись, он резко сменил направление. Ему надо было не к лесу... там то его и ждут. Надо было к проселочной дороге — может быть, он поймает машину. И тогда спасется.
Хвала Аллаху, не было слышно вертолетов. Если у федералов есть вертолеты — тогда от них не уйти...
На проселочную дорогу он не вышел — а буквально вывалился, хватая ртом воздух. И — о, Аллах — на дороге была машина, он едва не напоролся на нее. Это был УАЗ с чеченскими номерами, хвала Аллаху...
— Д'адита! — он вспомнил нужное слово по-чеченски, заколотил по двери кулаком — Д'адита!
Среднего роста, пожилой, лысоватый, с волчьими глазами водитель открыл дверь машины
— Садись — по-русски сказал он
* Шамиль Басаев
** Отец (ингушск)
Беслан, Северная Осетия
Улица Коминтерна, школа N 1
01 сентября 2004 года.
Тот, кто звонил, не рассчитал одно — шахидка была не в зале, и не рядом с ним. Она вышла и отошла довольно далеко, чтобы позвонить...
Кроме террористки погибли двое заложников — мужчин, работающих на возведении баррикад, шестеро получили ранения разной степени тяжести. Один из террористов смертельно ранен, еще один ранен, но не так тяжело. Террористы думают, что начался штурм и начинают стрелять, от пуль получают ранения еще несколько заложников. Там, где подорвалась шахидка, вся стена забрызгана кровью, кричит от боли умирающий террорист, но вот чудо — один из заложников, находящихся в нескольких метрах от эпицентра не пострадал совершенно! Обычно — пояса шахидов куда мощнее и производят куда более страшные разрушения.
Немного восстановив порядок, террористы дают приказ выкинуть на улицу расстрелянных ранее заложников — мужчин. Когда выбрасывали трупы — одному из заложников удается бежать.
Время идет своим чередом. Когда заложники начинают постепенно выходить из-под контроля, одного из заложников выводят на середину зала и приставляют к голове ствол. В коридорах — мужчин — заложников заставляют строить баррикады и говорят, что скоро всех расстреляют.
Один из мужчин — заложников по имени Казбек Дзарасов строя баррикаду спрашивает одного из террористов — почему они не отпустят хотя бы детей, ведь дети ничего не понимают и по всем кавказским традициям не участвуют в войне. Террорист отвечает: им и не надо ничего понимать, довольно того, чтобы они подохли.
Примерно в полночь главный переговорщик, детский врач по имени Леонид Рашаль, который вел переговоры и при захвате заложников в театральном центре на Дубровке набирает номер террористов. Ему просто и незатейливо объясняют правила: отключите телефон — расстреливаем заложников, увидим солдат — расстреливаем заложников, выключите свет — расстреливаем заложников. Рашаль спрашивает — вы разве не знаете, как часто отключают свет. После недолгого молчания террорист говорит — три минуты. Если через три минуты после отключения свет не включат — будет стрельба. И если один подойдешь (без президентов Ингушетии и Осетии) — к школе — расстреляем.
Рашаль пытается завязать переговоры, ему нужно договориться об освобождении хотя бы части заложников или о передаче им еды и воды (до этого террористы сказали, что заложники объявили голодовку, протестуя против политики правительства России на Кавказе и им не нужны ни еда ни вода). И вот тут — впервые внешне спокойный террорист срывается. Следует истерический крик: "Пошел ты, жидовская морда, ты нам один не нужен! Подойдешь к школе один — будешь труп!"
Становится понятно, что цели у террористов совершенно другие, не такие, как в предыдущих терактах. Дети — только предлог.
Но от этого никому не легче.
Тем временем — в гостинице срочно доставленные из Москвы "местные авторитеты" во главе с М.М. Гуцериевым, крупным бизнесменом — пьют водку. Они ничего не могут сделать. Им страшно...
Владимир Ходов
Активный боевик, самый жестокий из всех
Владимир Ходов не был с детства мусульманином, он не был ни осетином, ни чеченцем — его мать привезла его в Осетию с Украины, когда маленькому Володе было три года, тогда это было нормально. Они поселились в деревне Эльхотово, мусульманской деревне на границе с Кабардино-Балкарией, на улице Сортово 17, в двухэтажном доме барачного типа. Приемный отец Ходова служил в инженерных войсках, мать работала медсестрой. Это была нормальная советская многонациональная семья.
Володя учился средне, самые лучшие отметки были по русскому и литературе. Среди сверстников был необщителен, замкнут, часто болел. Часто ходил в библиотеку и читал книги, обожал читать энциклопедию, которая там была.
В одна тысяча девятьсот девяносто восьмом году Ходов преступает закон — в Майкопе он совершает изнасилование, его объявляют в розыск. Старший брат, Борис — сидит в тюрьме за убийство — восемь лет, убийство он совершил в шестнадцать. Он освобождается в начале две тысячи третьего — чтобы меньше чем через год погибнуть...
— Стоять, лицом к стене.
Произносящий это конвоир страдает насморком, отчего говор у него получается "в нос", неразборчивый. Он привычно придерживает конвоируемого за плечо, не глядя, безошибочно попадает ключом в прорезь замка, который помнит еще сталинские времена. Да, умели тогда вещи делать, не то что сейчас.
— Проходим. Стоять.
Дверь захлопывается.
— Вперед.
Тусклый цвет ламп, забранных в стальные решетки — чтобы не разбили и осколками не зарезали кого или сами не вскрылись*. Мутно-зеленый цвет стен, их красили, наверное, раз двадцать, не шкурили, отчего краска лежит слоями, неровно. Запах параши — неистребимый запах несвободы. Ряды одинаковых дверей с номерами. Гулко гремящий пол под ногами...
Кто не был, тот будет, кто был — не забудет!
— Стоять. Лицом к стене.
Здесь — пост. Двое привычных ко всему конвоиров — крестьянские, усталые, серые от плохого воздуха и постоянного стресса лица с рваной сетью капилляров на алкоголически красных носах. Дубинки в ухватистых руках. Они — такая же принадлежность этого здания как двери, решетки и ключеуловители, они уже свыклись с этой работой и не знают никакой другой. И знать не хотят — работы нормальной нет, предприятия позакрывались, все разворовали — а тут заплата регулярно, выслуга лет для пенсии, больничка своя, ментовская, путевку можно получить в ментовский санаторий, если с начальством не грызться. Ну и приработок... чай — эка невидаль, а тут по три цены идет. Зэки чифирнуть любят, раньше за это враз вылететь можно было, а теперь начальство глаза закрывает. На чифирек, на водку, на всякую бациллу**. Только отстегивай не забывай — а то ОБХСС. Один будешь хапать скоро сядешь. Сам. В этой терпимости есть смысл — зачем проблемы с зэками, с отрицаловом
* * *
— начнешь на горло наступать — бунт поднимут, вскроются, приедет комиссия из Москвы, им либо отстегнешь, либо пинка под зад дадут. А тут — и зэка довольны, и деньга в карман капает... чем не житье.
