Посмертие. Второй шанс.

— Относительно последнего — сомнительно: на решение членов Совета это никак не повлияет. А вот твои связи... Да, в определённый момент они могут сыграть свою роль. Если только кое-кто не догадается о нашем соглашении.

— Догадываться и знать — разные вещи. Даже Совету, если они хотят сохранить своё лицо, нужны не догадки, а неопровержимые доказательства.

— А чтобы их добыть — требуется время. И именно его им может и не хватить. Логично. Хорошо: будем считать, что мы достигли соглашения. Однако, даже если я, а точнее мои помощники, и сумею отыскать Релеенарина и доставить его тебе, как ты сможешь обеспечить его безопасность? Совет ведь немедленно пожелает заполучить его, и, согласись, у них будут для этого все основания. Смерть от рук фирримар может оказаться куда легче, чем такая перспектива. Не говоря уже о том, что они получат возможность влиять на тебя.

— Если Релеенарин останется в живых, он не вернётся сюда. Ты оставишь его при себе, и это решит все связанные с ним проблемы.

— Даже так? В предстоящем будущем я буду пребывать в очень небезопасных местах. Об этом ты подумал?

— Релеенарину будет куда безопасней сражаться под твоим началом, чем оказаться в руках дознавателей Совета. Там у него попросту не будет шансов.

На террасе снова повисла тишина, прерываемая только пением птиц в парке. В имении Санкаана жизнь шла своим, устоявшемся за века чередом. Даже несчастье, случившееся с наследником рода, не поколебало привычный порядок вещей. А силы, рвавшиеся из Иа, были далеко. Пока далеко.

— Я хочу знать, насколько далеко ты продвинулся в своем желании помочь моему делу, Санкаан?

— Что именно тебя интересует?

— В первую очередь, состоялся ли твой разговор со слугами Покровителей?

— Нет, я не успел. Вестник о гибели отряда Релеенарина прибыл как раз накануне встречи. А дальше, как ты уже понимаешь, мне было уже не до того.

— Это хорошо. Теперь я хочу знать подробности.

— А мой сын? Мы ведь достигли соглашения.

— О чём ты? Я бы в любом случае попытался спасти твоего сына, так что наше соглашение это только откровенный разговор двух давних друзей. Не больше. В любом случае, мне нужны хотя бы сутки, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию, решить, как действовать и подобрать исполнителей. Я понимаю твои чувства, но и ты пойми меня: карательный отряд в лучшем случае привезёт тебе тело Релеенарина. А нам он нужен живым. Так что давай, расскажи мне всё, что ты узнал и что сделал, чтобы я мог действовать, не оглядываясь каждую минуту за спину на Совет.

Санкаан откинулся в кресле, сложил руки на груди и прикрыл глаза. Не знакомому с его привычками показалось бы, что ангья готовиться подремать после обеда в компании друга. Но Иллонир достаточно знал своего друга достаточно давно, а потому приготовился внимательно слушать его рассказ. Ему, своенравному правителю ардон, который уже давно получал от Совета только короткие сухие послания, была важна каждая мелочь. Ведь просто сражаться с порождениями Иа — это одно, а сражаться с ними, ежеминутно ожидая удара в спину — совсем другое. Он очень хорошо помнил судьбу своего учителя и совсем не желал её повторить. Он чувствовал, что просто не имеет такого права в связи с грядущими событиями. Иллонир знал, что его народ ждут тяжёлые времена.

'Проклятая кровь пророков,' — подумал он, приготовившись слушать рассказ друга.

* * *

Жертвенник впечатлял. Впечатлял как своими размерами, так и отделкой. Это сооружение то ли выросло из пола циклопической каверны, то ли каменные блоки были так искусно отделаны и подогнаны, что не осталось ни намёка на соединительные швы. Всю её поверхность усеивали причудливые знаки, которые чередовались с изображениями, отдалённо напоминающими уродливые лица, искажённые мукой и злобой. Если бы кто-то попытался изучить эту 'отделку', то был бы немало удивлён: ни знаки, ни маски, не повторялись. Не было бы ни единого совпадения на тысячи возможных сверок.

Уступчатая пирамида из чёрного камня возносилась вверх метров на двадцать, а её вершина являла собой квадратную площадку четыре на четыре метра. Поверхность имела едва заметный уклон к центру. А точно по центру этой площадки будто фантастический шип вырастал вверх двухметровый обелиск из чёрного обсидиана весь тоже покрытый сложным узором из едва заметных тускло светящихся могильным светом мельчайших знаков. Острие этого шипа было направлено в центр огромного купола потолка пещеры. Оно целилось в некое образование, больше всего напоминающее огромные сомкнутые уста.

И потолок, и пол, и стены, и свисающие с потолка сталактиты, и вырастающие из пола сталагмиты — буквально всё в этой каверне покрывала сетка появляющихся и исчезающих в толще камня тускло светящихся линий. Если приглядеться, то становилось заметно, что светились не сами линии, а мелкие, не больше пары-тройки миллиметров знаки, которые будто скользили по каменной поверхности. Эти дорожки встречались, пересекались, сливались и разветвлялись, словно невероятных размеров кровеносная система. В одних местах камень являл собой сплошное светящееся пятно, а в других был почти обычным камнем. Причудливо извивающиеся между сталагмитами тёмные дорожки вели от жертвенника к четырём тёмным провалам входов в пещеру.

'Изменённый' был под стать окружающей его обстановке. Удерживаемая несколькими парами уродливых когтистых лап женщина из элдалиэ, смотрела на него с ужасом и отвращением. Обнажённое тело пленницы демонстрировало целый набор синяков и царапин различных размеров, но сейчас всё это отошло на второй план после увиденной картины. Тусклого света было всё же достаточно, чтобы острый взор, присущий каждому минноонар, позволил разглядеть ей все подробности кощунственного надругательства над некогда ухоженным телом. Однако высказать своё мнение пленница не могла: её губы были сшиты грубо толстой нитью.

Каждая пядь кожи этого существа, бывшего в недалёком прошлом её сородичем, была тщательно изуродована. Татуировки в виде чёрных причудливых знаков, больше всего напоминающих многоногих пауков или извивающихся сколопендр являлись самыми безболезненными из применённых в этом процессе способов. Уродливые шрамы, простые и подкрашенные, многочисленные проколы со вставленными в них самыми разнообразными предметами, а также раны, находящиеся в различных стадиях заживания дополняли картину. Последние 'украшения', судя по всему, периодически вскрывались, что явно не способствовало ни выздоровлению, ни положительным ощущениям их хозяина. Бугры на левой руке указывали на неправильно сросшиеся переломы. Из начисто лишённого волос и покрытого шрамами темени торчали вверх две пары обсидиановых рогов, а на лбу, подбородке и скулах ощетинился целый набор клыков, вырванных у убитых хищников и явно магическим способом вживленных в кость черепа. Сделано это было плохо, возможно, что и намеренно плохо, поскольку плоть возле этих 'украшений' была воспалена. Кольца, каменные и металлические штыри различных размеров, клыки — всё это безо всякой видимой системы располагалось на различных участках тела. Длинный изогнутый кабаний клык был вставлен в пробитую носовую перегородку, выворачивая ноздри так, что было непонятно, каким чудом дышит обладатель подобного 'украшения'? Проколотые и безжалостно разрезанные губы позволяли рассмотреть, что зубы были частично вырваны с корнем, частично обломаны, а некоторые спилены до состояния клыков. Кончики разрезанного надвое языка стягивало металлическое кольцо. Левая щека была явно разорвана, а потом крива зашита. Ногти безжалостно вырваны, и теперь на их месте росли некие уродливые наросты, напоминающие наплывы на повреждённых участках коры. А ниже пояса этого обнажённого существа пленница и вовсе не смотрела, старательно отводя глаза. Даже в столь безвыходном положении эльдалиэ хватило и одного беглого взгляда, чтобы избегать открывавшегося зрелища.

— Всего одна? — недовольно спросил 'изменившийся' у удерживающих женщину уродливых монстров.

Выбитые зубы в совокупности с изуродованными губами и языком были трудно совместимы с членораздельной речью, так что получилось у него нечто напоминающее: 'Фсэха атна?' Однако вопрос всё же был понят правильно, поскольку совершенно лысые лоснящиеся головы со светящимися красными глазами навыкате и хищным клювом вместо рта и носа дружно утвердительно закивали. Серия щёлкающих звуков, изданных при этом, видимо несла дополнительную информацию во всё же доступной пониманию форме, поскольку 'изменившийся' внимательно выслушал эти щелчки, после чего сокрушённо пожал плечами. При этом свисающие с его тела обрывки цепей издали звон от соприкосновения с каменными и металлическими вставками, а несколько колокольчиков дополнили эту какофонию звуков, тем самым подчёркивая уродство их хозяина.

'Изменившийся' шагнул вперёд и неожиданно быстрым движением цепко ухватил пленницу за подбородок. Их взгляды встретились. Неизвестно, что прочла женщина во взгляде бывшего соплеменника, но после этого в её глазах женщины остался только ужас.

— Брезгуешь, тварь, — с нескрываемой злобой выдавил из себя всё тем же трудноразличимой, изуродованной, как и его тело, речью 'изменившийся'.

Женщина попыталась освободиться, но тщетно. Ей не удалось даже освободить подбородок от цепкой хватки изуродованной руки. Ноги, и те были надёжно ухвачены цепкими лапами конвоиров.

Отчаянные рывки обнажённого тела вызвали лишь волну удовлетворение, отчётливо видимую во взгляде существа, бывшего некогда эльдалиэ, как и его жертва.

— Хорошо. Сопротивляйся, пока можешь, тварь. Ты отказалась признать нашего Повелителя. Но всё равно скоро ты познаешь всего лишь крохотную часть того, что испытывает Он. Твоё тело и твоя душа станут ещё одной каплей, которая пополнят океан его могущества. Придёт время — и он освободиться. И тогда весь мир познает чашу его гнева! И каждый! Каждый получит то, чего заслуживает! А мы, его верные слуги, будем щедро осыпаны его милостью! Это время близится с каждой новой жертвой!

'Изменившийся' отпустил подбородок пленницы, и тут же неуловимым движением ударил её в живот. Та обмякла и безвольно повисла в мощных лапах удерживающих её монстров.

— Она должна всё видеть.

Монстры снова закивали своими лысыми клювастыми головами на длинных шеях. Тут же одна из лап ухватила пленницу за волосы и задрала её голову вверх. Другая лапа ухватила подбородок женщины, оставив на щеках глубокие царапины, и заставила смотреть её прямо на 'изменившегося'. Острая боль, причинённая когтями, окончательно привела эльдалиэ в чувства.

— Смотри внимательно, тварь. Ты должна всё видеть. И не смей закрывать глаза! Даже моргать не смей! Сделаешь так — пришью веки к бровям.

'Изменившийся' шагнул к обелиску и извлёк из ножен на поясе, который составлял единственный предмет его туалета, нож из вулканического стекла с причудливо зазубренной режущей кромкой. Медленными, но сильными движениями он начал вскрывать уродливые шрамы на своём теле. Один. Другой. Третий. Зазубренное безжалостно лезвие кромсало плоть, словно пила, вызывая обильное кровотечение. По ходу самоистязания 'изменившийся' вскрыл таким болезненным способом также парочку едва поживших ран. И весь этот процесс сопровождался хрипами и стонами, в которых смешались боль и, что было самое страшное для пленницы, наслаждение.

С каждой новой раной, с каждой новой каплей крови, упавшей на каменную поверхность жертвенника, тускло светящиеся знаки на обелиске начинали понемногу разгораться, словно огонь на тлеющих углях, в которые подбрасывают сухую траву и мелкие метки. Так продолжалось минут пять, после чего мигание знаков сменилось ровным и уже достаточно заметным сиянием. Нож в последний раз ковырнулся в открытой ране и застыл, направленный на жертву. Пленница, которая до этого вздрагивала при каждом прикосновении каменного лезвия к телу 'изменившегося', словно оцепенела. Её полный ужаса взгляд был прикован к тому месту на изуродованном теле, смотреть на которое до этого она старательно избегала — в свете только что произошедшего на её глазах, вживленные в пенис предметы приобрели совсем иное смысл. И, похоже, именно он и был их истинным предназначением.

— Давайте, — прохрипел слуга неведомого Повелителя, отступая в сторону от обелиска, — Владыка услышал своего слугу. Он готов принять нашу жертву.

Монстры тут же подтащили жертву к каменному шипу и до хруста в суставах заломили ей руки, тем самым заставив её наклонится вперёд. От боли слёзы хлынули потоком из глаз пленницы. Из-под сшитых губ донеслось мычание. Лицо оказалось прямо перед покрытой светящимися знаками каменной поверхностью, и они тут же засияли чуточку ярче.

— Теперь ты можешь кричать вволю, — прохрипел за спиной у несчастной 'изменившийся', — Тебя непременно услышат!

В следующее мгновение зазубренное лезвие освободило её губы от стягивающей их нити, оставив при этом глубокие равные раны на щеках. А спустя ещё пару мгновений жертва исторгла из себя крик полный боли, ужаса и отчаяния, когда тот самый клинок вспорол кожу на её спине от лопатки до ягодицы. Вместе с криком из губ женщины сорвалось облачко кровавых капель. Кровь залепила знаки, но тут же исчезла, словно впитавшись в камень. Одновременно с этим рисунок на обелиске вспыхнул, словно в невидимый костёр плеснули горючей жидкости.

— Прими её!!! — заорал 'изменившийся' входя в удерживаемую монстрами пленницу сзади, одновременно занося нож для следующего удара.

Спустя пару минут жертва уже не кричала — у неё просто не осталось для этого сил. Она бы с радостью потеряла сознание от всего происходящего, но каждый раз вспышки боли, причиняемые с большим умением и старанием, не давали забыться. Из окровавленных губ срывалось лишь шумное хрипение, да стекала на камень жертвенника струйка крови. Кровь струилась из многочисленных ран и порезов по всему телу, и где-то на краю сознания у несчастной мелькнуло удивление: 'Откуда её так много?' Впрочем, камень был абсолютно сухим: он впитывал кровь, словно гигантская губка.

— Прими нашу жертву, Повелитель, — прохрипел 'изменившийся', прикладывая окровавленное лезвие к горлу жертвы.

Знаки на обелиске уже не просто светились, а буквально пылали, слепя глаза. Язычки призрачного пламени колыхались над ними в том месте, куда было направлено окровавленное лицо. 'Изменившийся' буквально ощущал то напряжение, что повисло в воздухе. Воздух резко остыл, так что с каждым вздохом изо рта вырывались облачка пара. Многорукие монстры возбуждённо щёлкали окровавленными клювами.

Момент наступил.

Лезвие вспороло горло жертвы, с хрустом перерезая трахею. Кровь из артерий ударила в камень обелиска. Но брызг не было. Призрачное пламя хлынуло потоком прямо в открытую рану, зарываясь в окровавленную плоть словно червь. 'Изменившийся' резво отпрыгнул от обелиска. Монстры тоже бросили жертву и отступили. Но покрытое ранами и кровью тело не упало. Поток призрачного пламени удерживал его от падения, проворачивая, словно на вертеле, и раскачивая со стороны в сторону. Под кожей умирающей женщины перекатывались какие-то бугры, выворачивались под невероятными углами суставы, хрустели кости. Сквозь самые глубокие раны уже начинал пробиваться тот самый могильный свет, который полыхал на обелиске. Кто-то невидимый буквально пожирал жертву изнутри, наполняя последние мгновения её существования невероятными мучениями.