— Правду говорят. Если какая девка незамужняя залетит, ей мужа потом даже проще сыскать — плодовитость подтвердила. Но дед бы осерчал. Он себе на уме был.
Он потянулась и поцеловала Квинта. Потом скривила губы и спросила:
— А у тебя есть жена?
— Нет. Как-то не сподобился.
Берза нахмурилась, словно что-то прикидывая.
— Ну... ты еще молодой. Успеешь.
— Может быть, — он улыбнулся.
— А женщин много было?
— Ревнуешь?
Она фыркнула.
— Нет, не много, — произнес Квинт, мечтательно прикрыв глаза, — домашние рабыни не отказывали хозяйскому сыну, но я не часто на них заглядывался, как-то все время был занят другим. Носился по окрестностям, размахивая мечом и со Стакиром дрался. Воином хотел стать.
— Стал?
— Стал.
Она некоторое время молчала.
— Ты много людей убил, Спартак?
Он ответил не сразу.
— Много. Это у меня третья война.
— Наверное, ты зря стал воином. Женился бы, растил детей...
— Наверное... Но никогда не встретил бы тебя.
Она спрятала лицо у него на груди. Долго молчала. Потом спросила.
— Ты уйдешь?
Квинт вздохнул, но ничего не ответил.
"Нужно добраться до Диррахия, там наши помогут вернуться в Италию".
— Лучше поскорее уходи, — прошептала Берза еле слышно, — пока я совсем из-за тебя головы не лишилась.
Он сжал зубы.
— Я должен. Моей родине тоже угрожает война. Я должен быть с теми, кого назвал боевыми товарищами, чтобы защитить родной очаг.
— Уходи, Спартак, — сказала Берза.
Она выскользнула из-под шкуры, отодвинула оконную задвижку.
— Уходи сейчас, пока я в себя не пришла, — и добавила еле слышно, — а не то я потом целую реку нареву....
В дом ворвался солнечный луч и позолотил ее кожу. Квинт залюбовался девушкой, а та накинула рубаху и выскочила за дверь.
Квинт потянулся, встал. Оделся. Кочергой поворошил остывшие угли в печи. И вдруг услышал конский всхрап. Вздрогнул, схватил топор. Одним прыжком очутился у двери, приоткрыл ее.
Берза стояла на самом краю поляны и разговаривала с каким-то немолодым человеком. Спокойно разговаривала, как со старым знакомым.
Квинт вышел из дома и сразу увидел, что пришелец не один. Шевельнулись лапы елей и, словно из ниоткуда, на поляне появилось еще пять человек. Все вооруженные. Тот, с которым говорила Берза, держал за узду коня.
Девушка обернулась, увидела Квинта, махнула в его сторону рукой и что-то сказала собеседнику. Севера вдруг, словно молнией поразило — к конской попоне был пристегнут гастрафет. Это та же самая компания, что и тогда, на ночной дороге. Квинт сжал топор, шагнул вперед. Остановился, пристально глядя на пришельца и не обращая внимания на его товарищей, которые, без сомнения, видели его движение и сразу подобрались.
"Тестим, стой!"
"Он же один!"
Это тот самый, который кричал.
Пришелец, между тем, по-отечески положил руку на плечо Берзы, с улыбкой что-то сказал ей, коротко взглянул в сторону римлянина, повернулся и скрылся за ветвями. Его товарищи тоже мгновенно исчезли, как будто их и не было. Послышалось конское ржание, а потом негромкий удаляющийся топот.
Девушка подошла к Северу. Она не выглядела взволнованной.
— Кто это?
— Веслев. Что с тобой, почему ты напряжен?
Он не сразу ответил.
— Шестеро... Вооруженные. У старшего гастрафет Марка.
— Что? О чем ты?
Он словно оцепенел, превратился в статую. Стоял и не мигая смотрел в сторону, куда удалились фракийцы. Берза взяла его за руки.
— Да что с тобой?
Он мотнул головой.
— О чем он говорил с тобой?
— Просто расспросил о моем житье. Я не виделась с ним несколько месяцев, говорила же тебе, что он присматривает за мной. Он — друг моего деда и я никогда не видела от него ничего дурного. Он порадовался, что я жива и здорова. Рассказал, что по долинам прокатилась война, но римляне скоро уйдут. Сказал, чтобы была осторожна, вокруг все еще рыщут их разведчики.
— Он — Злой Фракиец, — прошептал Квинт.
— Кто?
— Неважно, — Север мотнул головой, — он видел меня. Спросил, кто это такой?
— Спросил. Я рассказала правду.
— И что?
— Ничего. Нахмурился только, но ничего не сказал.
— Это он был там, на краю оврага, — негромко проговорил Квинт, — его стрела убила моего коня, а меня едва не познакомила с Перевозчиком. Ты испортила своему Веслеву всю работу.
Он повернулся и вошел в дом. Обулся, накинул меховую безрукавку, надел войлочную шапку. Взял в руки рогатину.
— Нет! — Закричала Берза и бросилась ему на шею, — не убивай его!
— Их много и они хорошо вооружены, — мрачно сказал Квинт, — если бы я попытался напасть на них, то глазом не успел бы моргнуть, как превратился бы в ежа. Нет, я не собираюсь нападать на них. Убийца Марка уже мертв. Наверное... — добавил он не слишком уверенно.
— Зачем тогда ты собрался преследовать их?
— У этого Веслева оружие моего друга. Моего погибшего друга. Я должен вернуть эту вещь.
Он вышел из дома. Берза последовала за ним, но остановилась на пороге. Спарт привычно направился было за Квинтом, но тот удержал его. Присел на корточки.
— Не сегодня, Добрый волк. Ты остаешься за старшего.
Пес смотрел умными глазами, высунув язык.
— Оберегай Берзу. Она у нас с тобой одна.
Он выпрямился, обернулся. Губы шевельнулись, беззвучно произнеся два слова. Но вслух он сказал другие:
— Я вернусь.
Пока Квинт собирался, фракийцы гуськом, не слезая с лошадей, спустились по склону к ручью, который протекал недалеко от дома Берзы и двинулись вниз по течению. Кони шли шагом, ступая по воде. Квинт видел всадников и поначалу почти нагнал, но вскоре они выбрались на какую-то широкую тропу, где перешли на рысь и быстро оторвались от преследования.
Квинт бежал за ними час и, запыхавшись, едва не проскочил развилку, на которой они снова свернули в густой лес, на звериную тропку, едва различимую в траве. К счастью, изрытый копытами бурый хвойный ковер и попадающийся местами свежий конский навоз довольно надежно показывали, где прошли всадники, даже такому никудышному следопыту, как Север.
Фракийцы спешились и двинулись дальше, ведя лошадей в поводу. Квинт давно так не бегал, устал и шел скорым шагом, почти не сокращая отставание. Варвары петляли кабаньими тропами. Север еще пару раз покрутился на месте, разыскивая, куда они свернули. Он начал бояться, что не найдет дорогу назад и стал делать на деревьях приметные зарубки ножом.
Чуть за полдень фракийцы остановились на дневку у небольшого озерка. Тут-то он их и настиг... едва не нарвавшись на стрелу прямо в глаз. По части караульной службы у варваров все было в порядке. Не удивительно, что Осторий за зиму их так и не выследил.
Стрела вонзилась в дерево прямо перед носом Квинта.
— Стой!
Север послушно остановился. Следующий вопрос прозвучал сзади, прямо над его ухом, при этом ни один сучок под ногой дозорного не хрустнул, ни одна веточка не шелохнулась и Квинт вздрогнул от неожиданности.
— Зачем за нами шел?
— С главным вашим хочу поговорить, — сказал Квинт, не оборачиваясь.
За спиной раздался смешок и невидимый страж спросил:
— Кончать?
— Погоди, — ответил другой голос, — он у Берзы ошивался. Парень, медленно деревяшку свою на землю положи. И нож. А теперь иди вперед, как шел. И не дергайся.
Квинт попытался обернуться.
— Я сказал — не дергайся!
Пришлось подчиниться.
Веслев ему если и удивился, то виду не подал. Он сидел на бревне возле костра и что-то искал в мешке.
— Здравствуй, римлянин. Признаюсь, я рассчитывал перекинуться с тобой парой слов, но не думал, что это случится так скоро.
— Спрашивай, что ты хотел услышать.
Веслев усмехнулся. Взглянул на одного из своих воинов. Тот хрюкнул.
— Парень, если бы не Берза, то я сейчас услышал бы, как ты хрипишь перерезанным горлом. Сомневаюсь, что ты поведаешь мне нечто интересное, раз всю зиму гадил под себя. Много воды уже утекло. А вот я скажу тебе кое-что. Вали-ка ты, отсюда, подобру-поздорову, пока из-за тебя девка совсем не тронулась умом. Я вашу волчью породу знаю. Сколько волка не корми... Не морочь ей голову.
Квинт молчал, сжав зубы. Ему очень хотелось ответить, но он сдержался, понимая, что любые слова тут бесполезны. Его в лучшем случае сочтут пустобрехом.
— Теперь говори, зачем шел за нами?
Квинт указал на гастрафет, прислоненный к бревну, на котором сидел Веслев.
— Вот это не твое. Верни.
Фракийцы, окружившие Квинта, угрожающе зашумели. Веслев поднял руку, призвав к тишине.
— Тот, кому это принадлежало, уже сгнил в земле.
— Как и тот, кто забрал его жизнь, — парировал Квинт, — а ты прав на трофей не имеешь.
— Ах ты, сука! — сплюнул один из фракийцев.
— Веслев! Это же он Тестима убил! — вспомнил другой, — дай я его...
— Спокойно! — отрезал вожак и нехорошо прищурился, — а у тебя, римлянин, стало быть, прав больше?
— Это моя вещь, — не моргнув глазом соврал Квинт, — и вы взяли ее у моего друга. Которого убили. Не в бою, как я вашего брата, а из засады. Стрелой в спину, полагаю? Потому мы не квиты.
Он не помнил, как был убит Марк. Память сохранила лишь его белое лицо, а на рану Квинт тогда даже не посмотрел.
Один из варваров бросился к Северу, рванул за плечо, занося кулак, но ударить не успел. Квинт, как в танце, влился в его движение, стряхнул руку фракийца и вывернул ее, заставив варвара лечь носом в землю. Однако через мгновение его самого сбили с ног, и он оказался в таком же положении. Шею неприятно кольнуло что-то острое.
— Мукала! — рявкнул Веслев, — оставь его.
Воин нехотя повиновался. Квинта отпустили и он поднялся. Напавший на него варвар свирепо вращал глазами и утирал кровь, идущую из носа. Он неудачно упал. Лицом прямо на выступавший из земли корень. Вождь встал и подошел к Северу.
— А ты не трус, римлянин. И ловок. Но дурак. Понимаю теперь, почему девка краснела и заикалась, когда говорила про тебя. А то, что дурак, плохо. Погубишь ее. Так что еще раз напоминаю — убирайся отсюда. Твои волки уже уходят, и ты уходи. Хватит этой земле слез.
— Я не уйду без этого лука, — процедил Квинт.
— Чего ты, Веслев? — возмутился Мукала, — как можно отпустить, он же наведет...
— Никого он не наведет, — покачал головой вожак, — где все наши он не знает и вряд ли представляет, где сам-то сейчас находится. Нашел бы еще дорогу назад.
Он долго смотрел Квинту прямо в глаза, потом повернулся, поднял гастрафет и фаретру с короткими стрелами для него, протянул римлянину. Фракийцы недовольно засопели.
— Почему, Веслев? — негромко, но с вызовом спросил Мукала.
— Потому что он не побоялся прийти за ним. Хотя глупо это...
Квинт взял в руки стреломет и стоял дурак дураком, не зная, что делать и говорить.
— Я тебя один раз уже убил. Чья воля в том, что ты еще жив, Сабазиса, Бендиды, Гебелейзиса или твоих богов, мне неведомо, но я не стану ей противиться и убивать тебя второй раз. Если поступишь благоразумно. Уходи. Берзу оставь. Навредишь девке, я наплюю на волю богов и на ремни тебя порежу. Не искушай меня. Возвращайся к своим.
— Они мне не свои, — ответил Квинт.
— Переметчив, гнида, — злобно ухмыльнувшись, прокомментировал его слова Мукала.
Веслев нахмурился. Сказал брезгливо:
— Если ты решил, что мы здесь жалуем предателей...
Фразы он не закончил. Квинт перебил его.
— Я не предатель! Это мои соотечественники, но они сулланцы! Такие же враги мне, как и вам!
Двое фракийцев переглянулись. Определенно, римлянин нес какой-то бред. В политических дрязгах захватчиков дарданы не разбирались.
Веслев в это вникать не стал. Покачал головой.
— Уходи.
Квинт медлил. Повернулся, скользнул взглядом по мрачным лицам варваров. Они расступились.
— В том бою ты устроил засаду на Остория? Ты ведь воин тарабоста Лангара?
— Ты слишком много болтаешь, римлянин, — отрезал Веслев.
Квинт брел назад и пытался ответить на вопрос, что с ним происходит. Он всегда поступал осмысленно и старался предугадать последствия поступков. Всю жизнь свою превратил в латрункули[114], где продуман каждый ход. Теперь Квинт сам себя не узнавал. Стал действовать импульсивно, бездумно. Зачем погнался за фракийцами? Вызволять гастрафет Марка? Мстить? А может просто в глаза этому Веслеву посмотреть? Зачем? Он даже не представлял, о чем с ними будет говорить. К тому же они могли его прикончить походя, безо всяких разговоров.
[114] Латрункули (лат.) — 'наемники'. Римская настольная игра, прообраз шашек, расстановка которых на доске копировала древний строй легиона.
Одни тяжелые мысли потянули за собой другие. Он действительно должен оставить девушку, но не потому, что так пожелал какой-то варвар. Нет. Надо вернуться к своим. Встать под знамена Сертория, когда Сулла принесет новую войну в Италию. В том, что это случится, Квинт уже не сомневался.
Оставить девушку... Еще недавно это было бы не так сложно, но как быть теперь, после всего того, что произошло?
"Значит и твое сердце не железное, Квинт..."
Так сказала бы мать. Сказала бы с мягкой грустной улыбкой на лице. Она многое понимала про своего младшего сына. Того, что не видел отец.
Есть долг и он превыше желаний сердца. Если сулланцы узнают, что он жив, сочтут дезертиром. Наплевать на их злопыхания. Он не предатель и не изменник. Но, оставшись с Берзой, станет им.
В Испании некоторые его товарищи тонули в глазах местных красавиц, но он никогда не терял головы. Как-то в Массилии, когда легионы Дидия шли в страну кельтиберов, Квинта и нескольких мальчишек-трибунов занесло на симпосион, устроенный местной высокородной молодежью. Чем он там приглянулся одной горячей черноглазой гречанке, по слухам, очень дорогой и разборчивой гетере, которая сама выбирала клиентов, и никто не мог ее принудить к нежеланной связи, Квинт сказать не мог. Ну, выбрала. Потом товарищи расспрашивали: "Как она? Хороша?".
Ну как? Поинтереснее, чем на сеновале с какой-нибудь рабыней с кухни, много нового узнал. Но голова не закружилась.
"Железный ты, Квинт. Как истукан бесчувственный. Ничем тебя не пронять. Эх, какая баба! Ух, я б ей вдул..."
И вот железное сердце Квинта Севера дало трещину. Да такую, что он, вот стыд-то и позор, сам себя уговаривает не изменять долгу. В какую яму скатился...
Нужно уйти. Да, он еще долго будет ощущать себя неблагодарной сволочью, но так надо. Все правы. И сама Берза и Веслев. Подчиняться фракийцу не хотелось. Все в душе Севера восставало против этого приказа. Глупое юношеское бунтарство. К воронам... Есть долг.
Обратная дорога заняла куда больше времени. Квинт действительно едва не заблудился и пришел к дому Берзы уже в сумерках.
Неладное он почувствовал еще на подходе. Тропа была просто распахана конскими копытами. Отряд Веслева оставил гораздо меньше следов. Квинт ускорил шаг, а потом и вовсе перешел на бег, отбросив всякую осторожность. Влетел на поляну.
