— Ну, конечно, — Римма улыбнулась.
Будь на месте Алины кто-то из сыновей, она бы сурово отчитала их, сказав, что есть полагается лишь за столом, где их никто не ограничивает, и не кусочничать после, но сейчас она была довольна.
— Пойдем, отрежу тебе, — она ласково взяла девочку за плечо. — Что ты напугалась так? Я только рада, что аппетит у тебя проснулся, а то ешь, как птичка.
Римма отвела девочку на кухню и отрезала ей кусок хлеба и мяса.
— Столько хватит?
— А еще можно? — девочка судорожно сглотнула и отвела взгляд.
— Да, конечно, можно, — Римма отрезала еще кусок сначала хлеба, потом мяса, — Садись, кушай, я молочка налить тебе могу.
— Нет, молока не надо, — девочка испуганно замотала головой, а потом несмело попросила: — А можно, я не буду здесь есть? Я во двор пойти хотела...
— Ну что с тобой сделаешь? Нехорошо это, конечно, но иди, раз хотела.
— Спасибо! Я так благодарна Вам, — девочка вскинула голову и лучезарно улыбнулась ей.
— До чего ты очаровательно улыбаешься, Алина, — рассмеялась Римма, — ради одной такой улыбки тебе можно разрешить что угодно.
— Я пойду, еще раз спасибо, — девочка подхватила хлеб с мясом и выскользнула за дверь.
Римма убирала продукты, потом помыла нож, и в это время на кухню вошел Грегор.
— Ах вот ты где, — ласково улыбнулся он ей, — значит, точно стоит ждать прибавления, раз тебя вечерами поесть стало тянуть.
— Да я не для себя. У девочки нашей аппетит прорезался. Впервые за все это время поесть попросила.
— Надо же. Ну и хорошо. Оттаивает, видать, — он нежно обнял жену и притянул к себе.
Римма вначале прижалась к нему, а потом вдруг резко оттолкнула, и поспешно шагнув к мусорному ведру, склонилась над ним.
— Так... — Грегор, глубоко вздохнул, наблюдая за женой, а потом, усмехнувшись, проговорил, — выходит все же, ждать следует точно...
— Угу, — согласно кивнула Римма, разгибаясь над ведром и отирая губы салфеткой, — ты извини, но это не от меня зависит.
— Я понимаю, — хмыкнул он, — хорошо еще тебя при девчонке не стошнило, пока ела она.
— А она к счастью не ела здесь, во двор пошла.
— Во двор есть пошла? — удивленно переспросил Грегор.
— Ну да... Спросила разрешения и пошла.
— С ее-то манерами, она пошла есть во двор?
— Ну да, — Римма озадаченно посмотрела на мужа. — Взяла два куска хлеба с мясом и пошла. Она же ребенок еще...
— Да она даже ест, едва касаясь тарелки... И она попросила два куска хлеба с мясом и сказала, что будет есть во дворе?
— Слушай... — задумчиво проговорила Римма, — а ведь и правда, она ни разу не сказала, что будет есть или хочет есть. Она лишь просила дать ей хлеба с мясом... и еще сказала, что тут есть не хочет, а хотела во двор пойти... Я сама додумывала фразы за нее. Не для себя она просила, точно...
— Угу, — на лице Грегора появилось мрачное выражение, — и я даже знаю для кого...
— Постой! — Римма испуганно схватила его за руку. — Прошу тебя, не торопись! Ты не запрещал девочке кормить его. Ты запретил только мне. Она лишь привыкать к нам стала. Не трогай ее... К тому же, может, и к лучшему это, может, подружатся так они, ведь она от чистого сердца... Ты даже не представляешь, как ей тяжело просить было, она каждое слово из себя выдавливала.
— Ну еще бы не выдавливать, когда врешь, — раздраженно заметил Грегор.
— Да не соврала она мне ничего, говорю же... Пообещай, что не тронешь ее.
— Хорошо, трогать не буду, но отругать, отругаю. Не дело это, если девчонка наперекор моей воле будет идти.
Арни стоял на ящике из-под овощей и смотрел в узкое и маленькое окошечко, предназначенное для вентиляции подвала. Видно ему было лишь маленький кусочек двора и ноги тех, кто проходил мимо. Наблюдать из окошечка было единственным развлечением Арни. В самом подвале было сыро и темно, потому что света из окошечка было очень мало, поэтому он весь вечер простоял на ящике, глядя в него. Он видел как мимо подвала несколько прошел отец, вернее его ноги, как пробежал куда-то Николка, которого он окликнул, но услышав, что тот зовет Алину, и рассказывает ей, что он сидит здесь, быстро спрыгнул с ящика в сторону от окошка. Он слышал, как Алина позвала его, но, не дождавшись ответа, ушла, после чего Арни вновь занял свой наблюдательный пост. Во дворе перед окошечком, в которое смотрел Арни, долго ничего не происходило, лишь прилетевшая пичуга поклевала что-то и улетела. Мальчик уныло подумал, что скоро стемнеет совсем, и все кругом поглотит темнота. Темноты он не боялся, но сидеть в подвале было очень тоскливо. Он замерз и очень хотел есть. В это время во дворе показался подол платья матери, обрадованный Арни, радостно заметил, что она направилась прямо к нему. "Может, поесть принесла тайком от отца" — с надеждой подумал он. В это время подол платья матери вплотную приблизился к окошку и в него просунулся сначала один кусок хлеба с мясом, а когда он взял его, то и второй.
— Спасибо, мам, — тихо проговорил Арни и спрыгнул с ящика.
— Я не твоя мама, — услышал он в ответ тихий голос Алины.
— Так значит, ты уже ее платье нацепила, — зло проговорил он.
— Не нацепила, а надела, цепляют что-то лишь на крючок. Она заставила меня его надеть, потому что мое платье мокрое было, я на речке его стирала. Оно высохнет, и я отдам твоей маме это платье обратно, не волнуйся, мне не нужно ее платье.
— Я не волнуюсь, мне просто противно, что какая-то нищенка ее вещи носит. А вообще-то можешь не возвращать, неужели ты думаешь, что после тебя кто-то станет его одевать?
— Не одевать, а надевать. Одевают лишь кого-то, — тихо заметила Алина, — и я это платье у твоей мамы не просила... Мне и моего достаточно. И вообще, если бы Малыш смог бы жить у вас без меня, я бы давно ушла...
— Его зовут Громит.
— Хорошо, если бы твой Громит смог бы без меня, я бы ушла... но ты ведь видишь, он не может. Неужели ты хочешь, чтоб он сдох?
— Почему же это он должен сдохнуть без тебя?
— Тоскует он без меня. Ты же сам видел, сколько дней он у вас голодный сидел... Представляешь, как плохо ему было, что он даже есть не мог, и голода не чувствовал... Вот ты сейчас наверняка ведь проголодался, хотя лишь не ужинал.
— Ты кстати зря старалась, я не буду есть, что ты принесла, и отцу расскажу, что ты еду воровала.
— Я не воровала, мне твоя мама дала.
— Для меня?
— Я ей не сказала для кого. Я ее попросила, и она дала.
— Все равно тебе от отца влетит, если узнает он.
— Ну и пусть. Я и за ужином ему сказала, что считаю, что нельзя человека, который к тому же растет, голодом морить, только не послушал он меня. И сейчас я скрывать не буду... Пусть наказывает, если хочет.
— Ты из-за меня согласишься наказание вытерпеть? Почему?
— Я знаю, что такое голодать, и не хочу, чтобы голодал ты.
— Вот попадешь отцу под горячую руку, по-другому заговоришь.
— Думаешь, меня никогда не били? — Арни услышал, как явственно усмехнулась Алина.
— В монастыре что ли? — озадаченно спросил он.
— И в монастыре тоже... Так что не пугай, не боюсь я. Ты ешь, лучше давай, а я пойду, стемнело уже совсем.
— Алина, постой, я спросить хотел.
— Ну, спрашивай.
— Ты ведь не хочешь в монастырь возвращаться?
— Почему не хочу? Хочу. Только Громита, как ты его называешь, бросить не могу... и даже если твой отец вернет его мне, в монастырь меня с ним вряд ли пустят обратно, после того как мать Калерия отдала его твоему отцу. Так что вернуться теперь никак не могу...
В это время послышались шаги и грозный голос отца:
— Алина ты здесь?
— Да.
— И что ты тут делаешь?
"Пусть молчит или придумает что-то" — подумалось Арни.
И ту же услышал как та, не лукавя, ответила:
— Я принесла поесть Арни, а потом мы разговаривали.
"Вот идиотка, ну кто ее за язык тянул" — пронеслось в голове Арни, и он испуганно замер, ожидая, чем закончится разговор.
— Ты ведь знала, что я запретил его кормить, — проговорил отец с явным раздражением в голосе.
— Мне Вы не запрещали, и я не обещала выполнять Ваш запрет, потому что считаю Ваш запрет неправильным и несправедливым, и если у меня будет возможность, я и в другой раз принесу ему еду.
— Алина, ты живешь в моем доме, поэтому ты обязана подчиняться моим требованиям. Даже если ты считаешь, что они неправильные и несправедливые. Понятно тебе? Поэтому ты сейчас же пообещаешь мне, что больше без моего разрешения еду ему не принесешь, — потребовал отец.
— Нет, я не буду этого обещать, — в тихом голосе девочки слышалась непоколебимая решительность.
— Ах так? Не будешь, значит?
Арни очень хорошо знал эти интонации в голосе отца и знал, что может последовать дальше. Он моментально вскарабкался на ящик и громко крикнул в окошечко:
— Папа, я извинюсь, извинюсь перед ней. Выпусти меня, пожалуйста, я понял, что был неправ.
— Ну что ж... — Грегор глубоко вздохнул. — В этом случае мое требование более ненадобно, и значит, настаивать на нем смысла нет. Подожди, Алина, я выпущу сына, и он извинится. А потом можешь идти, но на будущее учти, я не терплю, когда мне перечат, к тому же в моем собственном доме, и хоть человек я не злой, но подобное не спускаю.
Алина в ответ промолчала. Она дождалась, чтоб Грегор выпустил Арни, и тот перед ней извинился, после чего ответив: "Прости тебя Господи, а я давно простила", пожелала всем доброй ночи и ушла.
Утром Арни прибежал к матери:
— Мам, можно мы с Алиной и Николкой в лес сходим за ягодами?
— А она согласилась?
— Да, мам, она сказала, что если ты разрешишь, с удовольствием пойдет.
— Тогда идите. Корзинки в сарае возьми. И чтоб к обеду были!
— Хорошо, мам, — Арни согласно кивнул и выскочил за дверь.
Ближе к обеду Римма стала волноваться, но выйдя за ворота, увидела на дороге ребят возвращающихся из леса. Арни нес на плечах Николку, а рядом шла Алина и несла две полные корзинки ягод.
— Мам, а я велхом еду! — закричал, увидевший ее Николка.
— Так ты и не особо устал, раз так кричать горазд, — рассмеялся Арни и, нагнувшись, спустил братишку на землю, — а ныл всю обратную дорогу.
— Так я отдыхнул, пока велхом ехал, — Николка радостно бросился на встречу матери, — Мам, а мы столико ягод насобилали... вон сколико много.
— Вот, молодцы, — Римма подхватила его на руки и, глядя на перемазанный ягодами рот и щеки сынишки, заметила, — а ты я вижу, в рот в основном собирал.
— Я в лот толико чуть посибилал, а потом Алине в колзинку... а она иногда мне в лот давала...
— Понятно, — кивнула Римма и, обернувшись к подходящему Арни удовлетворенно отметила, что тот, как только спустил Николку с плеч, вял у Алины корзинки с ягодами. А потом ее взгляд упал на разорванный рукав рубашки старшего сына:
— Как это тебя угораздило, Арни? В лесу упал что ли? Не расшибся?
— Нет, не расшибся. У меня только рубашка порвалась, а так все нормально, ты не ругайся, мам, я сам могу зашить...
— Да не ругаюсь я, рубашка не стоит того, зашьют ее тебе. Самое главное, что ты не расшибся.
— Спасибо, мамочка, ты — чудо, — Арни ласково и немного неуклюже чмокнул мать в щеку.
Римма польщено улыбнулась: — Да ладно тебе... — и краем глаза заметила как Арни едва заметно подмигнул Алине, как будто сказать хотел, мол видишь, говорил тебе все будет в порядке, и тут в разговор вмешался Николка, сидевший у нее на руках.
— Это он с лебятами подлался мам, поэтому и лукав полвал... Но он им здолово наподдал, они, знаешь, как от него улепетывали...
— Так... — Римма с укором посмотрела на старшего сына. — Опять дерешься...
— Он плавильно длался, мам. Они над Алиной смеялись и обзывали ее нищенкой... А Ални им сказал, что она тепель наша и никакая не нищенка и наподдал... плавда потом Алина сказала, что она вовсе не наша и вооще ничья... Но она не плава, плавда, мам? Она тепель наша.
— Ладно, пошли обедать, сорванцы, — Римма решила обойти непростой вопрос Николки, — Поди проголодались в лесу, а у меня обед уже готов.
— Плоголодались, — радостно подтвердил Николка.
— Тогда беги умываться и садись к столу, — Римма спустила сына на землю и обернулась к Арни и Алине: — Пошли добытчики. Теперь варенье сварим, раз вы столько ягод набрали.
— Мам, а ты пирог с ними сделаешь? Ты его очень вкусный с ягодами делаешь, — Арни мечтательно сглотнул слюну.
— Будет вам и пирог, — усмехнулась Римма, — к ужину обязательно будет.
Вечером Алина подошла к Грегору.
— Я попросить Вас хотела, можно? — тихо проговорила она.
— Проси, — он усмехнулся, — не знаю, выполню ли твою просьбу... Но отчего попросить не позволить?
— Можно я Малыша с цепи спущу? Он не уйдет никуда, я обещаю. Зачем его на цепи держать?
— Возможно, и не уйдет, но сидеть на цепи будет, — Грегор испытующе посмотрел на девочку, — и ты сейчас пообещаешь мне, что ни при каких обстоятельствах не спустишь его с цепи. Поняла?
— Поняла, — Алина опустила голову.
— Ну и...
— Обещаю, что не спущу с цепи, — проговорила она, а потом, вскинув голову, заглянула ему в глаза, — только зря Вы так... я чувствую, что будет лучше, если Вы разрешите его спустить.
— Ничего не лучше. К нам люди заходят, могут напугаться, если увидят собаку без цепи. А мне это ни к чему. Я же не буду всем объяснять, что не бросится он. А если буду, молва пойдет, что не охранник у меня, а так, видимость одна. Так что и думать об этом забудь. И запомни, ты пообещала мне его не спускать.
Ночью Грегор проснулся от какого-то шума во дворе и хриплого рычания. Схватив фонарь и топор, он выскочил во двор. В углу, злобно рыча, и роя лапами землю от бессилия, бился на цепи Малыш, пытаясь дотянуться до чего-то в темноте двора. Грегор, перехватив топор поудобнее, ринулся туда. В то же мгновение в сторону от него метнулась чья-то тень. Поняв, что может не догнать, того, кто решил сбежать. Грегор бросился к псу и, рванув ошейник, спустил с цепи. Пес кинулся вслед убегающему и в момент, когда тот уже перелезал через забор, прыгнул и вцепился ему в спину. Вскрикнув, тот повалился на землю, а пес, отпрыгнув на мгновение, набросился на него вновь, пытаясь схватить за горло. Упавший закричал и прикрыл руками шею, пытаясь закрыть горло от страшных клыков пса.
— Оставь, Малыш, — прикрикнул на пса Грегор. — Нельзя!
Однако пес не обратил ни малейшего внимания на его окрик и в следующее мгновение Грегор понял почему. В неверном свете своего фонаря он увидел лежащую без движения на земле Алину. Ему стало ясно, отчего пес бился в бессильной ярости, и почему теперь, когда он добрался до обидчика своей хозяйки, остановить его будет очень непросто.
В это время во двор выбежали работники, кто с вилами, кто с топором, и замерли с фонарями в руках, не зная, что делать, и лишь наблюдая, как пес рвет руки своей жертвы, пытаясь добраться до шеи.
Грегор не стал больше пытаться остановить пса. Он поставил фонарь на землю рядом с лежавшей девочкой и, склонившись над ней, приподнял ее голову. На ее шее виднелись отчетливые синяки, было похоже, что ее душили, однако сейчас она еле заметно дышала.
