— Более чем, — улыбнулся Эчжин. — Я планировал посвятить вторую половину дня разбору и расстановке вещей твоего тайпэна, но для человека столь высокого ранга он на удивление скромен и аскетичен.
— Он бывший дзи, — пожал плечами Удей. — Как и в твоем случае, это уже не лечится.
— Понимаю.
— Нам нужно серьезно поговорить.
— Хорошо, но не здесь. Юэ-сэн не зря прозвали Замком Тысячи Глаз и Ушей.
Территорию крепости они покинули через одни из малых ворот, выходившие к подъезду со стороны поварни. Родовые воины, дежурившие в караульном помещении, лишь обменялись с Эчжином парой ничего незначащих фраз о погоде и без всяких вопросов отворили небольшую дверь, проделанную в массивной створке. Задерживаться в верхних богатых кварталах Циндао названные братья не стали, спустившись сразу же вниз по малоприметным переулкам и проходным дворам, знакомым обоим с детства.
— Я смотрю, ты сумел обзавестись новым нарядом. Настоящий старший тиун. Что еще нового? Не женился?
— Да ну его, не до этого как-то, а девчонок молодых вокруг и так хватает. Я-то хоть и раб, но парень состоятельный, да и со связями. Сами липнут, не отмашешься. А ты что?
— Куда мне с нынешней конской мордой, хотя посмотрим...
— Ага, понятно.
— Чего тебе там понятно?
— Сейчас ты ничего не скажешь, в вот после пятой пиалы я тебя попытаю на эту тему.
— Договорились. Опишешь вкратце, что происходит в большом семействе?
— А что именно тебя интересует?
— Похоже, Юэ не смирились с приговором императорского суда, что вынесли Ли.
— Похоже? Это ты хорошо пошутил, душевно, — мрачно хмыкнул Эчжин. — Не знаю, от чего они больше бесятся. От того, что сделал твой тайпэн, или от того, что Золотой Дворец велел им просто заткнуться и засунуть свое царское достоинство обратно туда, откуда они его вытащили.
— И теперь их главный раздражитель у них под носом, — констатировал Удей. — А каковы мои шансы выбраться из этого казана?
— Весьма паршивые. Но это ладно, ты бы лучше о собственном брате подумал! Меня-то они все это время трогали так в полсилы. Сам понимаешь, ну-бэй есть ну-бэй, и общего между нами вроде как ничего и нет. А вот теперь выходит меня, может быть, даже вполне решат пустить в расход.
— Думаешь все настолько плохо?
— А с чего это, по-твоему, именно я вдруг назначен лично отвечать за размещение императорского колдуна? Я вообще-то ключник передних палат Юэ-сэн, а не какой-то там старший постельничий.
— Великое достижение, наше кочевье гордилось бы тобой, — вспомнил Удей любимую шутку-подначку названного брата.
— Знать бы только какое из них, — со смехом закончил Эчжин.
По давно знакомой им обоим улице, сбегавшей вниз широкими лестничными ступенями, тидани свернули за угол и оказались перед большой двухъярусной закусочной. Стены общего трапезного зала были по-летнему убраны, и большая часть второго этажа представляла сейчас собой открытую террасу с массивными низкими столами и толстыми войлочными циновками. Несмотря на разгар дня, посетителей в заведении было довольно много, правда, большая их часть была уже в возрасте, а значит, могла себе позволить отдых в такое время.
— Гоу-жоу у старика Рёгава! — искренне обрадовался Удей.
— Сюда и шли, — усмехнулся Эчжин.
— Сто лет здесь не был! Не думал, что когда-нибудь скажу это, но я действительно соскучился по местной кухне.
Пройдя внутрь, братья поднялись наверх и, обменявшись вежливыми поклонами с хозяином закусочной, заняли свободный стол в углу. Эчжин сделал заказ и сразу бросил на поднос подавальщику серебряную монету, при виде которой разом пропали всякие неприязненные взгляды, а улыбка служки стала по-настоящему искренней.
— Ха, я вспомнил, как мы в тот раз впервые забрели на Мясной двор в нижнем городе, — продолжил прерванный разговор тиун. — И какое у тебя было лицо, когда нам объяснили, что имперцы действительно едят собак!
— На меня тогда хотя бы столбняк не напал, — буркнул Удей.
— И надо же прошло всего две дюжины лет, и ты уже скучаешь не то, что по собачьему окороку, а по гоу-жоу, на которое не всякий чжу или дань способен смотреть спокойно и без внутреннего содрогания.
— Я тут повстречал пару мангусов во время последнего путешествия, — заметив, как брат вздрогнул при упоминании им степных демонов, Удей довольно ухмыльнулся. — Так вот, знаешь, что они говорят по поводу человеческой плоти или собственных трупов? Мясо есть мясо, и какая разница, чем оно было раньше, когда могло бегать и думать?
— Сурово. И очень по-мангусски, наверное.
— Именно.
Шипящее жаркое на железном противне опустилось на середину стола, а второй служка уже расставлял вокруг него круглые миски с закусками. Эчжин сам разлил по резным деревянным пиалам осхе, настоянную на мандариновой кожуре, и, также как и Удей, быстро ополоснул руки в чаше с розоватой водой.
— За твое возвращение, брат.
— И за всех, кто этому поспособствовал.
Степняки дружно осушили чашки до дна. Удей с третьей попытки сумел-таки подцепить пальцами зеленый кошачий глаз в одной из мисок и закинул его себе в рот. Тиун, хитро улыбаясь, продолжал наблюдать за братом с неподдельным интересом. Спутник Ли Ханя поначалу закашлялся, но быстро пришел в себя и сумел наконец-то сделать выдох.
— Да-а-а, — протянул тидань. — Повара у Рёгава по-прежнему не жалеют уксуса.
— Возьми маринованной капусты с чесноком, — посоветовал Эчжин. — Горлу сразу станет полегче, да и круги в глазах рассосутся.
Удей не стал отказываться от предложенной закуски, а его брат тем временем разлил по второй. Еще несколько минут они, молча, обгладывали кошачьи ребра, отдавая дань уважения местной кухне.
— Так что еще говорят люди? — напомнил брату Удей о главной цели их похода в город. — Мне бы лучше знать прямо, от чего поберечь себя и хозяина.
— Люди? Люди в основном как раз не слишком-то переживают о случившемся. Да, Сяо был наследником рода и все такое, но простой народ толком его и не знал, а отличиться парень ничем не успел. Тут даже одно время после той небольшой войны с недомерками курсировала в разговорах одна веселая мысль. Мол, надо Ши Гханю попросту взять да принять твоего тайпэна в семью, назначив своим новым наследником.
— Представляю себе реакцию на это в стенах Юэ-сэн, — ответил тидань, выламывая из жареной тушки очередное ребро. — Хотя Ли на то время еще было запрещено родниться со знатными семьями...
— С возможностями Ши это было бы не проблемой, — усмехнулся Эчжин. — Попробуй он и вправду предпринять подобный шаг примирения, и, уверен, ни в Золотом дворце, ни на Нефритовом Престоле не послышалось бы ни единого возражения. Но естественно у всех Юэ в тот момент только от мысли о чем-то подобном физиономии перекашивало так, что, не приведите предки, увидеть такое во сне.
— Значит, больше всего стоит опасаться самих радушных хозяев?
— Да, но глава семейства в любом случае устранится. Только если что-то совсем доведет его, то тогда еще может быть, а так... Ши все-таки полководец Императора. В крайнем случае, он будет держать себя в руках хотя бы ради семьи. Незадолго до вторжения с юга, Ханкой снова начали подбивать клинья под должности, что младшие Юэ занимали в различных государственных управах при Хэйан-кё. И на этот раз, как я понял, старик Пай Куань сумел привлечь на свою сторону другие древние семьи, вроде Вейлун, Овара и Шан. Для властителей Чжу в такой момент лишний раз лучше не "раскрываться", а Ши понимает это прекрасно. По той же причине не стоит ждать особо бурной реакции с женской половины двора.
— Тогда кто еще? Гао или Ву-Мин?
— Сын Кара Суня умен и горделив, но в последнее время его добрые отношения с дядей дали заметную трещину. После отъезда отца, Гао стал забирать все больше власти в провинции. Младшие братья, что сидят по уездам, глядят ему в рот, а приказывать дзито напрямую что-либо может только сиккэн. К тому же, Гао действительно хороший дзито, а это значит, что он ставит интересы Циндао порою выше интересов Юэ. Пару раз у них с Ши уже случались столкновения на этой почве, и не похоже, что племянник намерен хоть в чем-то уступать именитому полководцу. Мне думается, что как бы ни был наш градоправитель честолюбив, для него любое происшествие с Ли Ханем — пятно на репутацию Чжу и удар по собственным позициям. Если он, конечно, намерен сохранить их по возвращении Кара Суня.
— Хорошо, допустим, — сменив позу на более расслабленную, Удей привалился к лакированным перилам и, вытащив из железного стаканчика длинную деревянную зубочистку, принялся ковырять ею в зубах. — А старший земельный пристав? Когда я уезжал отсюда, он был всего лишь одним из множества самовлюбленных недорослей, что устраивали забавные попойки в богатом квартале, да пытались сдать экзамены хоть на какой-нибудь нижний чин.
— И у Ву это, в конце концов, получилось, — Эчжин в который раз наполнил пиалы и после глотка продолжил. — Он быстро набрал власти, и не без поддержки со стороны Ши Гханя. Если кто и может быть вам опасен, то это именно он. Полагаю, раз ты задаешь конкретный вопрос, то Ву уже успел отметиться при вашем прибытии.
— Да, он решил лично поприветствовать Ли, но и меня одарил своим властительским вниманием, — усмешка вышла скорее горькой, чем саркастичной, но названому брату Удея хватило и этого, чтобы легко понять недосказанное.
— Этот парень горяч и не привык себя сдерживать. Если ему вдруг в голову запала какая-то мысль, то извлечь ее оттуда можно только расколотив череп. Прекрасная черта для пристава, поддерживающего порядок в той сфере, что ему отвели, но не лучшее качество для богатого, властного и избалованного энь-гун-вэй. У него есть друзья, есть должники, есть связи и средства, но главное — у него есть возможность совершить что угодно дерзкое даже на территории замка, не говоря уже о том, что за его пределами.
— Приготовления к чему-то подобному мы сможем отследить заранее?
— Не знаю, как там у Ву с конспирацией, но, по большому счету, я ведь ключник передних покоев! — Эчжин вскинул подбородок с наигранной гордыней, точь-в-точь как какой-нибудь мелкий поместный аристократ или недавно возвышенный цзун. — У меня тоже есть связи и должники, в особенности среди прислуги. Да и многие родовые воины Юэ на самом деле открытые и простодушные парни, которые искренне верят в то, чему служат. Так что любые странные движения во внутреннем распорядке замка от меня не укроются. Что же касается города...
Тиун на пару секунд погрузился в раздумья, и верный помощник Ли Ханя рискнул отведать еще один глаз, на этот раз желтый.
— Я могу дать тебе несколько проверенных имен, кого-то из них ты и сам сможешь вспомнить. Приглашать этих людей в Юэ-сэн не стоит, незачем лишний раз смущать обитателей замка, да и портить заодно отношения между ними и теми, кто станет нам помогать. С ними следует связываться напрямую, но мы с тобой слишком приметные фигуры, а больше людей у твоего тайпэна, получается, просто нет?
— Людей-то может и нет, — быстро кивнул в ответ Удей, — а вот демоны могут ходить достаточно скрытно. Но, возможно, в нашей ситуации это станут не лучшим решением.
— Варианты?
— Есть у меня кое-какие знакомства в военной разведке, и что-то подсказывает моей печенке, что нужный мне человек завтра будет как раз отчитываться перед Васато и Ли, — к хитрому выражению на клейменом лице примешивалось что-то еще, и Эчжин поспешил воспользоваться новой глиняной бутылью, которую принес подавальщик.
— Пятая пиала, кстати, — напомнил ключник под журчание золотистого напитка.
Даже в самое темное ночное время коридоры Золотого Дворца и его открытые сады-террасы почти ничем не отличались от тех моментов, когда их заполняли каждодневный шум и громкая "рабочая" суета. Чиновники, писцы и евнухи сновали по своим делам, караулы стражи сменялись в положенный срок, а придворные, слуги, гости и музыканты продолжали поддерживать то, что в официальных кругах скромно именовали светской жизнью. Однако в такие часы в пределах величественной резиденции Императора были все-таки некоторые места, где рисковал появляться далеко не каждый. Личные покои Единого Правителя, включавшие в себя тронный зал и общественные приемные, ночью были обычно абсолютно безлюдны и тихи. Ведь даже самые старейшие обитатели Золотого Дворца оказывались совсем не в восторге от мыслей о возможной встрече с молчаливыми хранителями Избранника Неба. А давать без дрожи в голосе оправдания своему присутствию в этом месте, пусть и вполне обоснованному, глядя в безликие стальные маски дзи-вэй, мог бы отнюдь не всякий.
Впрочем, иногда случалось, что жаркие споры и обсуждения кипели у подножия нефритовой пирамиды до самой зари, но сегодня был особенный случай. Всего три раз в год, когда сходились расчеты бесчисленных звездочетов, монахов и геомантов, Император на ночь в одиночестве оставался на Нефритовом Троне, чтобы, вдыхая аромат священных благовоний из тысяч курильниц, познать откровения предков. Мудрый правитель всегда готов выслушать чужой совет, и неважно, живым человеком он будет дан или ушедшим тысячи лет назад в серую мглу. А вот воспользоваться тем, что будет ему предложено, взять лишь часть или отвергнуть полностью, Избранник Неба решал уже сам.
Полумрак тронной залы разгоняли лишь множество крошечных лампадных огоньков и звезды, заглядывавшие с открытой галереи, тянувшейся по левую руку от Нефритового Трона. Женская половина зала, скрытая за белоснежными ширмами, тоже была пуста. Глаза Единого Правителя были закрыты, поза спокойна и расслаблена, а лицо имело то редкое выражение безмятежности, что доступно лишь тем, кто знает цену редким минутам отдыха. Легкий ветер слегка шевелил складки сапфирного одеяния, расшитого жемчужными драконами, и создавал причудливые рисунки из серых и светло-коричневых хлопьев дыма, колыхавшихся в прозрачном воздухе.
Звонкие шаги под древними сводами удивительным образом не нарушили гармонию момента, а наоборот идеально вписались в происходящее, как нечто естественное и уже нераздельное. Смутные очертания размытой фигуры, неторопливо приближавшейся к каменной пирамиде, проступали из воздуха все отчетливее. Император открыл глаза и, все также молча, воззрился на нежданную гостью.
Необычное одеяние, представлявшее собой переплетение обсидиановых пластин, тонких шнуров и кровавого атласа, открыто и в тоже время непринужденно подчеркивало каждую черту идеального тела кумицо. Черные волосы оборотня, стянутые в строгий "хвост", были пропущены через кольцо из красного золота. Крупные рубины ярко сверкали в серьгах и в ожерелье, что обрамляло лебединую шею Старшей Сестры. Длинные тонкие пальцы, оплетенные рисунком из хны, заканчивались чуть скривленными черными когтями, пугающе и идеально сочетавшимися с антрацитовой улыбкой демона.
Поднявшись со своего места, медленно и с достоинством, человек в синих одеждах двинулся навстречу легендарной мерзости, спускаясь по ступеням властной походкой, в которой не было ни капли гордыни или излишнего самолюбования. Они встретились ровно посередине, как если бы дело происходило на сцене театра, и актеры предстали бы перед зрителями в момент кульминации.
