Саша вытянул шею, чтобы лучше видеть и слышать обожаемого осла-руководителя, потому что тот начал выдавать нечто совершенно необычное.
— Джентльмены, — разбитной дробью посыпал Клоун, — мы стоим на пороге колоссальных перемен, которые, — он выпил воды из стакашка, — которые выдвинут Корпорацию на самый верх, на верх верхов. Ну-ка, кто здесь читал Волкова?
— Я читал, — сказал Саша. Остальные молчали. При всем своем ослизме, Босс иногда бывал и крокодилом, и чего от него ожидать тогда не знал никто.
— Ну и скажи мне, — босс прищурился, — сколько книг написал Волков?
— Шесть. — невозмутимо ответил Саша. Как бы он ни ценил эту синекуру, показывать это кому-либо, — и в первую очередь Боссу (он же Осел, он же Клоун) не входило в его планы. Саша держался независимо.
— Верно. — Босс приятно заулыбался. — Можешь назвать все?
Саша слабо улыбнулся , — мол что здесь такого для интеллигентного человека?
— Похвально, похвально, — Босс улыбнулся в ответ (Саша знал , что покупаться на улыбки этого человека не стоило — коварен он патологически, до идиотизма). — впрочем , не надо, довольно 'Волшебника Изумрудного города', надеюсь все читали? Очень, очень поучительно, джентльмены. Так вот , пользуясь аналогиями этой замечательной книги, мы с вами джентльмены , становимся великими и ужасными. Причем, заметьте, в отличие от Гудвина, нам не нужно для этого прибегать к пиару. — Он сделал паузу, но бывалые комиссары, прошедшие суровую школу жизни, воздержались от вопросов. Не дождавшись их реакции (она могла быть только положительной, по разумению Саши, но зачем же идти на поводу мелочных тактик этого подонка — шпрехшталмейстера?), босс продолжал:
— Во-первых, мы сливаемся с Трити.
— Так мы же и так входим в Трити? — спросил туповатый генерал , всегда обычно конспектировавший любое слово Осла, высунув от усердия кончик языка.
— Да, мы входили в Трити — международную ассоциацию палеонтологов. — Саша улыбнулся. Это невинное слово 'палеонтолог' , этот скромный эвфемизм, скрывал за собой такие глубины... За последний год он привык себя чувствовать в нектором смысле палеонтологом. В некотором... В переносном смысле...— мы входили в Трити, а теперь мы и есть Трити.
— И что он паузу тянет, актер мне...— подумал Саша, — Реакции он не дождется. Ну и что нам Трити? Какая разница? Большая международная организация, преследующая в общении с обитателями мезозоя свои непонятные цели, ничем кроме денежности не примечательная.
— И во-вторых, — национальные комитеты упраздняются, мы становимся российским отделением Трити.
Саша почувствовал что встает, встает независимо от своей воли. Неужели, наконец-то, — он ждал, надеялся, но не верил, что такой момент придет. Что можно будет остаться при хороших деньгах, но без топора над головой, и с широчайшими перспективами.
— А кто их упраздняет? — поинтересовался с места тупой (возможно не такой уж тупой) генерал. — Вы не боитесь, что они сами вас упразднят? На счет раз?
Босс снисходительно усмехнулся.
— У нас в России есть проблемы. И дураки и дороги, это все так . но есть еще одна проблема — язык, уж очень он великий и могучий. Сколько веков прошло с момента контакта, а у нас до сих пор нет адекватного термина для обозначения наших друзей — храйды это их слово, звать их охотниками, если честно нет охоты, а остальнеы русские слова по этому поводу, скорее ругательства. То ли дело американцы, — мгновенная реакция и появляются словечки, ничего не значащтие но короткие и удобные — черных храйдов они именуют — бонками, бонкиз, от блэк хантер, а белых — уонками, от уайт хантер. Так вот решение об упразднении национальных комитетов принято правлением Трити при поддержке уонков. Наши друзья, я имею в виду руководство ТРити и уонков, — полагают что кризис поставил перед нами слишком масштабные задачи. В рамках национальных проектов их не решить. Поэтому все организации по контакту сливаются с Трити. Международное управление принесет нам оперативный простор — и открываются такие возможности, от которых просто захватывает дух... К примеру, мы сможем инвестировать в...
— Босс, — окликнул его снова генерал, — и Клоун одарил генерала тяжелым взглядом. Сразу как-то стало ясно что генерал не вписывается в рамки того нового, счастливого мира, который возникнет на базе международного управления. — я думаю всем здесь интересно, кто конкретно пойдет в комитет ноль, сказать его работникам, что они уволены?
— Вы и пойдете, джентльмены! — промурлыкал босс, поигрывая золотой заколкой гастука, — Вы и пойдете...
— Но, — не унимался генерал, — я хочу сказать, что они могуть очень сильно обидеться на наши слова.
— В таком случае, — терпеливо, как ребенку объяснил Босс, — Вы должны опередить их и обидеться раньше. Вы поняли? Очень сильно обидеться, смертельно...
Босс обвел их орлиным взором. Ясно было, что для него не проблема потерять не то что половину, а даже и весь состав сотрудников. Незаменимых нет, не так ли? Черную зарплату погибших эта сволочь прикарманит с легкой душой и превеликим удовольствием.
— Но... Посылать нас против профессиональных военных... Довольно не рационально... — вступил в разговор хмырь из новеньких, кажется интендант, поддержав генерала. — Вы же знаете, они там в тир ходят два раза в неделю, а мы... — и он горестно уставился на свой живот, за которым ему наверняка не видны были носки туфель. — Мы что не можем нанять профессионалов?
— Видите ли, голубцы мои, — босс нервно потер маленькие, ухоженные ручки, — наши друзья считают что мы должны сделать это лично. Отнеситесь к этому как к ритуалу. Оснований для страхов нет, лебеди мои, — дело вот в чем, нам про это спели, надеюсь вам не надо объяснять , что это значит? А если вы не доработаете, не волнуйтесь, важен не результат , важно участие. Потом за вами подчистят.
Босс обвел взглядом ряды своих 'воинов', большей частью лысых и обрюзгших домашних волков, давно забывших вкус свежей крови и решил , что все же нелишним будет напомнить своей гвардии 'что это значит'. Ребенок может одолеть батальон мотострелков, если так споют наши уонки. А вы ведь не дети, да и против вас не батальон. Зажравшиеся свиньи, привычные к безопасности.
— Это так босс, — сказал генерал, — но ведь за них будут петь черные, эти, как их, бонки, да?
— И вот опять неверно, рад вам сообщить джентльмены, что бонки слили национальные комитеты. По крайней мере на время. Они устранились от событий.
— Опять? Но почему? — генерал заметно удивился, отбросив маску тупости.
— Ну уж это не предмет нашей беседы. Политика, голубцы, политика. Биржа. Уолл-стрит, понимаете ли. Сторговалис-с. И вот еще скажу Вам для бодрости, парочка наших конкурентов уже уволена, это небезызвестный вам адмирал Сидорцов и шарлатан, выдающий себя за ученого, так называемый профессор Саговников. И все прошло как по маслу, представьте. А потом наш сотрудник, — Босс кивнул на пустующее место Тимофеича — отправил настоящий взвод морской пехоты в тамошние ...беня, — он мотнул головой обозначивая, очевидно, направление мезозоя. И даже не вспотел.
— И где он сам? — раздались мрачные испуганные голоса.
— В командировке.
— Ну-ну, — недоверчиво подумал Саша, — кто там знает , что они поют? А вот стравить нас всех чтобы зараз от всех избавиться , это даже динозавром быть не надо, это наш клоун и сам бы придумал... Саша не задумался зачем надо динозаврам или тому Клоуну, всех стравливать и избавляться. НЕ успел над этим задуматься.
Клоун указал на него и сказал: А вот Александр ничего не боится и вот вам наглядный пример,
— Вот, смотрите, понимающий человек по доброй воле идет выполнять поставленные задачи. Сядь, Саша, сядь.
Саша с ужасом убедился, что до сих пор стоит, это именно и поволило Клоуну, счесть его добровольцем. Он открыл рот, желая что-то сказать. Закрыл. И сел на место. Все было не так. Как мечталось. Мечталось что отряды комптентных высокоплачиваемых профессионалов сделают грязную работу. И где эти отряды? А его, его и всех их, эффективных, вобщем-то менеджеров, во что хотят превратить? В мясников или в мясо?
Дальше все вышло быстро до оторопи. Босс дал каждому задание и велел ехать немедленно и делать дело. И Саша поехал. Он хотел решительно сказать нет, он хотел послать к бую все это дурацкое начинание , вознесшееся мощно , но без имени. Но вместо этого обреченно, загипнотизированно, встал и пошел. В голове его метались странные слова 'ойрих матху цахру'. Он не знал что это , но странная тягучая мелодия , которая сопровождала слова , не позволяла ему задумываться. Она колыхала его на тяжелых, густых, как сироп, волнах, слова свивались в серые веревки , которые тянулись через мозг и пронизывали собой все пространство и время перед Сашей. В переплетении этих веревок Саша не видел ничего сложного в порученном ему задании. Пойти-ойраху-найти-матху-убить-цахру. Он сел в машину, и улыбнулся Юле.
— Ты долго — сказала она.
— Я долго, — подтвердил он и снова улыбнулся. — Сейчас поедем работать.
— Тебе музыку включить? — спросила она.
Он искренне удивился:
-Зачем? Ты разве не слышишь музыку?
— Какую музыку? — Юля прислушалась, но тщетно.
Саша неопределенно повел рукой в воздухе, —
— Тут все время где-то музыка играет... Такая... хорошая, но... необычная... Ты правда не слышишь?
Юля взяла себя в руки , стараясь не показать беспокойства. Ее внимание привлекли люди, выходящие из подъезда гостиницы и рассаживающиеся в автомобили, — они шли, необычно покачиваясь. Также как только что шел к машине Саша. Она приписала это его усталости. А это они значит здесь вот чем занимаются. Ну-ну. Это было немного не то, на что она рассчитывала, и злоупотребление галлюциногенами прекрасно объясняло все эти россказни Сашеньки про динозавров и мировое господство. Какой же надо быть дурой, как надо увязнуть в своих мечтах, чтобы во все это поверить... Ладно... Она решила все же посмотреть , как он работает. Все же порш Кайен говорил за себя. Всю дорогу Юля молчала и безучастно смотрела в окно (внутренне она рвала и метала), несмотря на все попытки Саши , возбужденного и необыкновенно веселого (волшебный порошок, да?), рассмешить ее, предоставив этому наркоше гадать о причинах резкой смены ее настроения. Похоже было впрочем, что ему это неинтересно. Ну что же еще минус ему(Боже, какая глупость, какие минусы когда все кончено!). Музыку она услышала , когда машина остановилась.
В детсвте ей очень нравилась тахинная халва. Она продавалась в консервных банках и имела вид смятых, перепутанных волокон, веревок, которые во рту были сперва тугими и тянущимися, а потом таяли, распространяя во рту чудную сладость. Нечто в этом роде представляла собой и эта музыка, — она тянулась где-то в душе, и, она покачивала и уносила на своих волнах, и сладко было повиноваться ей. Но сначала музыка звучала слабо и Юля, с радостным предчувствием счастья стала вертеть головой, совершенно не помня , что только что считала музыку галлюцинацией Саши, отыскивая источник, но источника не было, музыка истекала, казалось, из самого пространства. Зато она увидела где они находятся — узнала место. Это был район гастронома Николаевского , вот и подвальчик Ливерпуль был виден.
Саша открыл бардачок и потащил оттуда большой пистолет.
Юля молча наблюдала за ним расширенными глазами, пока он не сунул пистолет за пояс и не открыл дверцу машины. Она схватила его за плечо,
-Эй, ты что? Ты куда?
Он обернулся и она увидела его лицо — улыбающееся, но какое-то отсутствующее.
— Солнышко, посиди еще немного, я скоро...
— Что скоро?! — Юля крепко ухватила его за рукав, и попыталась удержать , ее пальцы соскользнули, — с равным успехом она могла бы попытаться остановить тепловоз. Она вскрикнула и отдернула руку — ах, черт, сломала ноготь!!! Юля с ненавистью посмотрела на ноготь. А этот сукин сын снова улыбнулся как во сне и ровной походкой направился ко входу в кабак. Она заглянула в бардачок — там лежал магазин к пистолету. Идиот! Он что, с незаряженным пошел?.. — промелькнула у нее в голове нелепая мысль...
Юля покусала губу, не зная что делать — то ли бежать за этим незадачливым киллером и отдать ему магазин, то ли звать милицию, то ли выскочить из машины и ехать домой на метро, и постараться забыть и надеяться что не напомнят. Но тут музыка стала громче, словно Юля оказалась сидящей посреди маленького оркестра, и она, заулыбалась и сразу поняла, что надо делать...
Саша вошел в кафе с улыбкой и пистолетом , бестолково болтающимся в правой руке на уровне солнечного сплетения. Сказать точно от чего шарахнулись швейцар с гардеробщиком — от улыбки или от пистолета, было сложно. Охранник встал с места, но Саша почти не глядя сунул ему в нос стволом пистолета и тот сел на место, зажимая ладонями окровавленное лицо. Саша быстро нашел кабинетик в котором заседал Панин с товарищами и встал против него. Все четверо, бывших там людей посмотрели на него. Саша навел на них пистолет и начал впустую клацать спусковой скобой. Пистолет отчего-то стрелять не стал. Крепкий человек встал из-за стола и схватил Сашу за руку. Саша не отличался особой силой, и когда здоровяк сдавил его запястье, пистолет, брякнув, упал на пол. Человек подтолкнул его ногой и пистолет отлетел на несколько метров и исчез из поля зрения Саши. Затем крепкий человек, из тех, кого Саша собирался убить, сильно ударил Сашу в лицо, так что хрустнули шейные позвонки и Саша упал, вернее взлетел (он бы не смог так прыгнуть, если б даже захотел) и грохнулся на плиточный пол, ударившись плечом и лицом. Он перекатился на спину. Здоровяк наступил ему на руку и спросил :
— Ты чей, мальчик?
— Вы уволены , — сказал Саша, и сплюнул кровью, через угол рта, на пол.
-Кем уволены? -спросил здоровяк. -В каком смысле?
Саша засмеялся, и , сам не зная, почему сказал:
-Ваша песенка спета.
Тут засмеялся здоровяк.
— Спета, говоришь? Кем спета наша песенка?
-Вы знаете... — прохрипел Саша, сглатывая слюну и чувствуя во рту вкус крови.
Посышались шаги и остальные трое офицеров подошли поближе. Панин склонился над Сашей. Брови его удивленно поднялись.
-Погоди-ка, а я его кажется знаю!..
Отчетливый цокот женских каблучков по плиточному полу возник где-то вдалеке и приблизился к Сашиной голове. Саша скосил глаза и увидел носки туфель. Эти туфли были ему знакомы. Он посмотрел вверх и увидел Юлю. Юля улыбалась. Все смотрели теперь на нее, она полностью овладела вниманием аудитории. Юле не привыкать было к мужскому вниманию.
— Это ваше? — спросила она, обращаясь к здоровяку. Двумя пальцами за уголок, как дохлую рыбу, она держала пистолет, а в другой (это не бросалось в глаза) — магазин.
— Он же не заряжен? — опасливо спросила она, и, вдруг, перехватив пистолет поудобнее, с лязгом загнала магазин в рукоять, — забыли зарядить, наверное! — и девушка безошибочно дернула затвор. Флажок предохранителя , увлекаемый инерцией движения затворной рамы, после ее остановки, поднялся в положение , позволяющее ведение огня.
