Ван Хорна сопровождал пожилой осанистый лакей в полувоенном наряде, но без оружия. Мужчина носил на лице пышный и густой монолит из усов и бакенбард, тщательно брил подбородок. На седой голове гордо красовался колоритнейший берет с помпоном. Ральф никак не прокомментировал этого персонажа, а мне, смущенному видом телесного наказания было не до уточнений национальности слуги.
Здравия желать этому извергу совершенно не хотелось и чтобы вновь не попасть впросак мысленно воззвал к Ральфу, как тут принято обращаться к вышестоящим из другого подразделения. Но капитан меня опередил, зашептав, выделяя интонацией наиболее важные для него слова:
— Лейтенант — это ваше ОФИЦИАЛЬНОЕ звание? Насколько мне известно, ВАШИ ЗВАНИЯ идут с понижением от общеармейских на ступень для как это... конспирации. Так что мы с вами, выходит, ровня?
— Выходит, господин капитан, в хозяйстве полковника Фишера не известно, что есть военная тайна, — последовал прохладный ответ. — Я выполняю специальное поручение штаба армии, и не волен сообщить ничего сверх того. Прошу принять ситуацию как она есть.
На последней фразе приложил правую руку к сердцу, как принято у имперских нобилей. Для полноты образа.
— Понимаю, — капитан приподнял короткий кивер с массивной бляхой и пышной 'метелкой' за кожаный козырек, обнажая недлинные рыжие волнистые волосы. — Могу называть вас Богдан?
— Если вам будет угодно, Эдвард.
Собеседник снял тесные белые перчатки и протянул мне пухлую ладошку, которая оказалась на удивление крепкой. Поймав искру удивления в моих глазах, Ван Хорн улыбнулся, наклонив голову к левому плечу. Он напомнил мне чуть погрузневшего доктора Ливси из старого мультика 'Остров сокровищ'. Такой же пышущий здоровьем, осознанием собственного превосходства и с толикой сумасшедшинки во внешности и поступках. Но ведь он не чистокровный имперец, а как это говорят... 'окультуренный юнилендер'. Ох, не дремлет имперская пропаганда, распределяя 'бремя белого человека' по сливкам общества вассальных территорий — возникло стойкое убеждение, что Ван Хорн прибыл в колонии не так давно.
— Как вам экзекуция, Богдан?
Сквозь град хлестких ударов доносились редкие глухие стоны наказуемых.
— Они называют ее 'березовой кашей' и вкушают сие блюдо регулярно. Я знаком с русинскими обычаями и мне происходящее не удивительно.
— О нет, только не сегодня! — Эдвард умудрялся говорить, скаля крупные зубы в подобии улыбки. — Сейчас секут не русинов. Это зибиры из ледяной Ар-тарии. Совсем не понимают человечий язык. Ди-ка-ри!
Я не удержался от усмешки, вспомнив фольклор из прошлой жизни 'Ты, что не русский? Русского языка не понимаешь?'. Эдуард не уступал мне ростом, а сноровкой в рукопашной быть может и превосходил, но до судорог захотелось закатать ему с правой. Свернуть его лиловый нос на бок и поинтересоваться: а ты, свинья, по-человечески понимаешь, что пороть людей нехорошо?
— Любопытно. Что за враг вам подсунул такой дрянной матерьял?
Собственно говоря, а чего я завелся? Наивно полагать, что дисциплина в моем подразделении держится лишь уставом, да присягой. Наверняка, отдельные 'спорные моменты' подкреплены кулаками мастеров и сержантов, а то и штыками идущих позади.
— Отлично сказано! Ха! Разрази меня гром, если у меня был выбор!
— И в чем же их преступление?
— Из Фрайбурга моя рота вышла с девятью зибирами. Дорогой один издох. А сегодня капралы не досчитались сразу двоих.
— И как дорого обходится дезертирство в вашей роте?
— Пятьсот ударов на рыло, — охотно пояснил капитан и зачем-то добавил: — Ха! На каждое немытое лесное рыло!
Сосчитал глазами — двадцать пять молодчиков в шеренге, соответственно во второй столько же. Если по одному удару от каждого, получается, по десять прогонов на брата.
— Еще держатся на ногах... Вызывает уважение, Эдвард, разве нет?
— Это только первая часть. Я позволю им отлежаться пару дней и прогоню сквозь строй повторно. Вот тогда пташки запоют, они всегда поют, поверьте мне. А их вопли предостерегут других малодушных от глупых поступков.
— Эдвард, почему я не вижу полковника? — попытался сменить тему.
— Порка вгоняет его в тоску. Хотя настоящего мужчину она стимулирует!
В конце фразы капитан смиренно потупил глаза. Невольно проследив, я с омерзением обнаружил, что у 'настоящего мужчины' топорщится ширинка. Блеать! Ах ты ж еханный ты ахтунг! Точно, сейчас получишь голенью в промежность, затем с правой в 'сливу'! Еще и еще, чавкая-брызгая юшкой, вдолбить эту наглую самодовольную улыбочку в харю. Повалить и топтать скотину, перемешивая ребра с ливером, слушая поросячьи визги. Пока мозг генерировал сценарий расправы, руки жили отдельной жизнью, не собираясь выполнять грязную работу. Правую остановил на половине пути к кобуре с пистолетом, изобразив для маскировки невразумительный жест. Пусть думает, что я о чем-то своем задумался.
Фееричная картина для солдат — стоят два офицера, улыбаются друг-другу, у одного обтягивающие штанцы-лосины вздымает эрекция. Второй в ступоре. Охренеть, что мужики подумают. Надеюсь, такое здесь не в порядке вещей, иначе ждет Арагорна Московского суровая претензия.
Мужики, точнее невольные палачи, промаршировали мимо нас двумя шеренгами, сжимая в кулаках пучки прутьев. Розог или шпицрутенов — я оказался не силен в специфической терминологии, а Ральф не желал делиться 'сокровенным'. В университете он был далеко не паинькой и надолго запомнил сказочные ощущения от соприкосновения прута с нежной кожей, обтягивающей пятую точку будущего светила увлекательной науки о камнях силы.
У скалы под караулом остались сидеть на земле шестеро избитых солдат — невысоких, крепкого телосложения и с одинаковыми азиатскими лицами.
— У тебя дело к Удильщику? — Со второго раза только услышал, что капитан интересуется, какое у меня дело к полковнику Фишеру.
— Удильщик? Забавное прозвище. — Неизвестные острословы обыграли фамилию полковника и наименование полового члена. Да, нравы тут скромностью не отличаются! Внутренне прикрикнул на себя: 'Соберись!'. — Эдвард, у меня дело касательно... Нужно достать пару-тройку фургонов. Поможешь?
Рыжий капитан вновь наклонил голову к плечу, и не сходящая с его лица улыбка сделалась отвратительно широкой. Глаза излучали тот самой блеск, именуемый не иначе как алчным. Крупные ладони теребили кивер.
— Могу уступить превосходную в своем роде вещь. Поступили из Метрополии перед началом кампании.
Ван Хорн принялся расхваливать транспортное средство, словно заправский торговый представитель, увлекая меня за собой. К слову, весь наш диалог и последующий разговор проходил на так называемом 'универсальном' или еще 'популярном имперском' — языке торговли, войны и всякого ремесла. От той версии сверхдержавной 'мовы', на которой вчера объяснялись с полковником Фишером, народная версия отличалась лексикой, более простым порядком слов в предложении и еще рядом мелочей. Обеими версиями благодаря Ральфу я владел в совершенстве.
Фургон стоил тридцать пять империалов, но он того стоил. Ладный, вместительный — человек шесть с комфортом уложить можно, в отличном состоянии — Акинф осмотрел под днищем колеса, стальные оси, рессоры и украдкой просемафорил, что все в порядке. Прилагался полный комплект упряжи и принадлежностей для обихода движущей силы — четверки полудохлых куланов. Животные так же входили в цену.
— Беру! — согласился я. — Как говорят русины, по рукам!
Капитан отдал краткое распоряжение, сопроводив его каскадом ярких жестов, и находившиеся неподалеку синие мундиры резво взялись разгружать покупку. Тюки и мешки перекладывали на другие телеги и под навесы.
— Надеюсь, у меня не возникнет... осложнений с полковником или интендантами?
— О нет! — уверил меня капитан. — Это имущество моей роты и я волен им распоряжаться полностью.
— Кто еще из ваших сослуживцев готов уступить мне свои фургоны?
Через пять минут аналогичная сделка состоялась с неопрятным, краснолицым и страдающим с похмелья здоровяком, представленным мне Ларсом Эриксоном, капитаном 'правофланговой' гренадерской роты. Прочие обозы оказались укомплектованы телегами и повозками разной степени ушатанности. Глянул и сморщился, мои вчерашние трофеи выглядели лучше. Остальные два фургона из числа поступивших для нужд полка, по словам Ван Хорна, перевозили личное имущество Фишера. Обеспечить отправленный на войну полк специальными санитарными повозками отцы-командиры не озаботились. Потому как простолюдины есть расходный материал. О раненых могут позаботиться товарищи или местные жители, а офицерам не положено утруждать себя подобными мелочами в погоне за воинской славой.
Ван Хорн вызвался меня проводить и сделал знак обслуживающему персоналу, а иначе фурьерам купленных повозок следовать за нами. По пути капитан пояснил, что его рота 'несколько сократилась' в результате дезертирства и 'естественной убыли'. Только поэтому отличная фура досталась мне так дешево. Многословие собеседника выдавало его с головой: Ван Хорн считал, что напал на золотую жилу и спешил разработать ее до конца и в одиночку, как и подобает благородному человеку и офицеру. Что ж, я был готов в этом вопросе пойти ему навстречу, обменяв мертвый металл на живых людей.
— Скажите, Эдвард, в вашей роте наверняка те смутьяны не единственные? — забросил предприимчивому офицеру наживку. Ни на минуту не забывал, что своим выживанием обязан сплотившимся вокруг меня людям, которые сейчас, увы, большей частью погибли или находились в госпитале. Пока существует 'вольная рота', быть кондотьеру Романову в безопасности, при деле и деньгах.
— Понимаю, к чему вы клоните... — капитан взял паузу, то ли считая в уме барыш, то ли таким образом начиная торг и надеясь слупить с меня за каждого рекрута подороже.
— Эдвард, всего лишь хочу избавить вас от головной боли. По дружбе. Скоро пожалуют сквернавцы и гонять смутьянов через строй станет затруднительно. Я немного знаю русинов... Их невозможно победить, только убить. Это не моя фраза, кто-то из великих мужей нашего славного прошлого вывел эту сентенцию. Я к тому, что они не подлежат перевоспитанию, а вы им дадите оружие перед боем. Ведь дадите? Следуя инструкциям, я формирую свой отряд исключительно по национальному признаку. И могу вас выручить. Не без пользы для вашего кошелька.
Внимавший мне Ван Хорн нацепил свой кивер и нахмурился, словно подготавливаясь встретить упомянутых аборигенов Скверны в надлежащем виде.
— Когда пожалует крапивное семя Бездны, мне понадобятся все солдаты, какие есть. С другой стороны островитяне не зря говорят про овцу. Десятка полтора уступлю, — излишне задумчиво проговорил он и назвал цену. — Здоровые русины обойдутся вам по два империала за голову.
Капитан несомненно имел в виду поговорку: 'паршивая овца все стадо портит'. Имперцы, стригущие половину мира, как никто другой знают толк в овцеводстве.
— Разрази вас гром, Эдвард! И молния в придачу! Это совсем не по-товарищески!
Особенно, если учесть, что капитан получил во владение рекрутов безвозмездно, то есть даром.
— Ваше предложение? — азартно продолжил торг он.
— Двенадцать цехинов и ни центом больше. Помилуйте, это же отбросы!
— По двенадцать, пожалуй, отдам зибиров. Семнадцать!
— Пятнадцать и зибиры в полцены.
— Пятнадцать и десять.
— С условием! Я выберу. Это хорошие деньги и ведомство меня не поймет, если я куплю негодный товар.
— По рукам! — согласился довольный продавец живого товара.
Вот же занесло меня в мир, где работорговля в порядке вещей! Акинфа ни порка, ни оптовая покупка соплеменников совсем не впечатлили. Хотя общались мы на имперском, но суть нашей беседы от него не укрылась. Гайдук повидал в своей жизни всякого и научился неплохо контролировать свои эмоции. Ординарец внимательно смотрел по сторонам и пару раз ненадолго отлучался по делу Рэдди.
Незнакомых личностей в пределах нашего лагеря на беглый взгляд поубавилось. Полным ходом готовилась баня и сопутствующая ей стирка. Очень кстати по пути встретилась Имира. Пока доставили и передали фургоны Никодиму, девушка обернулась за закусками и бренди, накрыв импровизированный столик у моей палатки. Попросил ее 'не дать капитану умереть от скуки', пока мы будем считать деньги. Ван Хорн не возражал, даже наоборот, и я заранее в душе повинился перед милой девушкой. Оказалось, напрасно. 'Простимулированный' зрелищем порки капитан проявил себя джентльменом, то есть руки распускал в пределах терпимого.
Акинф кликнул Молчуна и разведчики приволокли сундук с казной в мою палатку. Вкратце обрисовал ситуацию Никодиму — требуемая сумма в семьсот цехинов за транспорт была готова прежде, чем Ван Хорн допил первый 'дринк'.
Разбавляя пустые разговоры несколькими глотками бренди, скоротали время. Я, как настоящий пользователь Интернета, не догадался поспрашивать у капитана новостей, а он не горел желанием освещать текущие дела в колониях. Больше никто в нашу беседу не вмешивался. Никодим составил купчую на два фургона, которую продавец незамедлительно подписал. Вскоре к нашему лагерю подошла вереница из двадцати одного рекрута, возглавляемая капитанским слугой. Людей, как принято в таких случаях, предоставили без оружия, ранцев и верхней одежды, а шестеро зибиров и вовсе стояли полуголыми. Аборигены далекой и загадочной Зибирии сгрудились вместе, остальные мужчины соблюдали некое подобие строя. Все без исключения бросали на нас мрачные отрывистые взгляды исподлобья.
— Итак, господин Романов, выбирайте! — хозяйским жестом капитан указал на своих подчиненных.
Помня о промашке со слугой, тихо воззвал: Княжна, не дай ошибиться! Сработало — Слеза откликнулась. Нет, я не приобрел рентгеновского зрения, чтобы 'видеть' людей насквозь, но стоило задержаться рядом и во мне рождалось понимание: да, этот будет хорошим бойцом, пожалуй, и этот сгодится и тот, но надо будет наказать сержантам присмотреть за ними, а вот этому в отряде не место. Хмурые рекруты слегка подались, чуя переполнившую меня колдовскую силу. Со стороны действо выглядело довольно странно: офицер останавливался и от нескольких секунд до минуты вглядывался в лицо кандидата в наемники, затем заявлял 'годен', либо пропускал без комментариев. Мастер Сокол отводил признанных годными в сторону, выстраивая в шеренгу. Все шестеро зибиров прошли отбор — честные, хоть и диковатые парни, которых злая судьба занесла на чужбину. Всего забраковал троих.
— Это не солдаты, а шлак, — прокомментировал специально для Ван Хорна оставленную на месте троицу. — При всем уважении к вам, не готов взять их даже бесплатно.
— Жаль, очень жаль, — причмокнул капитан, смакуя выпивку, которой уделил больше внимания, чем моему комментарию. Вряд ли он сожалел, просто должен был что-то сказать. Не каждый день выпадает возможность толкнуть армейского имущества на сумму, сопоставимую с жалованием за полгода.
— Эдвард! Сегодня отличный денек, хорошая погода, превосходный бренди и удачная сделка!
