— Что?! — хором отозвались обладатели хлама.
— Уборку. А потом перейдем вовнутрь... А чего вы так перепугались? Я ж и для вас стараюсь — "шестое алхимическое правило"...
А через несколько дней, во время нашей с Любоней ночной "задушевной беседы", она мне в который раз напомнила:
— Евся, на улице — середина сентября, а у тебя из теплых вещей — вязаный жилет в ажурную дырку. Так может...
Вот большой ошибкой с моей стороны было доверить подруге важный символический ритуал. Для нее сожжение денег от Макария, да вообще, сожжение денег, то же самое, как, например, подпалить коровник со скотиной. Поэтому, я, в очередной раз, лишь вздохнула:
— Так ты до сих пор...
— Да я что, умом убогая, в отличие от тебя?
— Тогда, давай, я их сама?
— Повторяю свой вопрос: "Я что, умом убогая?"
— Ну, хоть, записку с адресом столичным сожгла? — скорбно вопросила я, а потом, неожиданно, замерла. — А знаешь, что: ты мне их отдай — я все потрачу.
— Не спалишь? — скептически прищурилась подруга.
— Неа, обещаю.
— А потратишь на себя? Хотя бы, часть, Евся? Их ведь там — немало.
— С пользой для себя. Тоже обещаю...
Когда, вернувшийся на следующий день со службы, Абсентус, зашел в свой дом, выражение лица у него стало, как у той самой коровы, которую подпалили прямо по месту жительства — трагически-паническое. Я даже растерялась в первый момент: может, у него в скрипучем кресле без ножек заначка была припрятана? Или в ящичке под изрезанным столом? Но, оказалось, все дело в "традиции": все великие ученые должны жить именно так. В этом она и заключается. Пришлось традиции менять, постепенно (в тихушку) обновляя вместе с мебелью, посудой и занавесями на окнах еще и лабораторные агрегаты мага, на что он реагировал традиционными же истериками, а мы с Мишкой — ответным философским спокойствием. Но, теплую одежду я, все же, купила. И совсем на другие деньги.
Незадолго до этого (примерно, в двадцатых числах сентября), Абсентус пришел из своей гимназии, веселее обычного и шлепнул передо мной, прямо между нарезанным луком и морковкой, браслетик из мелкого речного бисера:
— Вот, Евсения, какая мысль мне пришла в голову.
— Из этого я готовить не буду, — на всякий случай, уточнила я. Маг же, великодушно скривился:
— Упражнение на внутреннюю концентрацию и достижение душевного покоя. Древняя практика джингарских йогов. Правда, они там не совсем то нанизывали, а, что под руку или под ноги попадется... Так вот, материал подойдет любой, главное здесь — личный посыл и сосредоточенность на процессе.
— Ага... — перевела я взгляд с мужчины на браслет. Потом ненадолго задумалась и открыла рот. — А если из камней? Они же личный посыл увеличивают. Значит, эффект будет больше.
— А что?.. Только первый свой, пробный браслет...
— Мишке, — единодушно сошлись мы. Правда, вполголоса.
Следующие два дня за учеником теоретика мы с ним же самим бдили во все глаза. Интересуясь, между делом об успехах на стороне (коих было целых две на разных улицах города), и с пристрастием щурясь на свечение. К вечеру последнего, парень, устав от наших неясных поползновений, признался во всех своих грехах, сдав попутно еще и меня со всеми пропавшими из лаборатории агрегатами. На этом мы с магом посчитали эксперимент оконченным. А оскорбленный Мишка, в качестве моральной компенсации, запросил по браслету для каждой из своих "сторон"... Вот так и понеслось. И вскоре, мои "заряженные гармонией" браслеты из бирюзы, жемчуга и змеевика стали продаваться уже через лавку Любони, пользуясь стойким спросом. А я поняла, что состояние гармонии может наступить еще и после того, как вы его уже обрели (ну, это опять — витиеватость. А вообще, я про деньги в кармане нового жакета за качественно и с пользой для себя выполненную работу. Хотя, снова как-то... Да ладно. Такое ведь со мною — впервые. Вот и несет!!!)
— Свинец всему живому!
— Мишка, ты о чем? — уже, напялив на одну руку жакет, подскочила и я к окну... Успели до шкафа. Хотя, он-то здесь причем? Потому как прямо в центре двора, по желтой с изморозью травке, катались сейчас, сцепившись друг с другом, два маленьких тельца. И одним из них был... — Тишок! — ломанулась я вон на крыльцо. — Тишок, а ну, стоять! — серая кучка замерла, но, через миг, с новым задором над двором полетели клочья. — А ну ша! — разнесло поединщиков в стороны и для закрепления, еще и развесило. И вот тут я узнала второго... вторую. — Гуля?!
Бесовка, вся грязная и взлохмаченная, с глубокой царапиной вдоль носа, зло сплюнула:
— Да хобий ты вертихвост! Ты какие речи мне толкал про нашу общую теплую норку! Да я сюда через горы подалась, только, чтоб в глаза твои беспутные глянуть! В глаза мне глядеть, я сказала!
— Вот это... женщина, — выдохнул сбоку от меня Мишка, и я только сейчас смогла отмереть.
— Да Гуля, так все получилось, — растопырил лапки Тишок, тоже — не в лучшем виде. На что подруга его бывшая презрительно оскалилась:
— Так получилось? Да я — бесовка серьезная, а не какая-то там, камышовка мокрозадая и с собой так обращаться не позволю... Да я... — подергала она в воздухе тельцем, после чего воззрилась уже на меня. — Сними оковы, я ему еще не все сказала.
— Евся-я...
— Сними, таких баламутов учить надо.
— Евся, не надо!
— Сними!
— Пасти свои оба!!! — повисла над двором долгожданная тишина. — Вот и славно... А теперь послушай меня, дорогая. Этот бес, — кивнула я на прижавшего уши Тишка. — срочно уехал из Тинарры вместе со мной, и внезапно для самого себя. А по дороге спас мне жизнь. Теперь, что касается твоей... персоны. Я тебя, конечно, по-женски, понимаю, но, руко... лапоприкладство твое, и сейчас и в Тинарре, оправдать не могу. Поэтому в следующий раз, когда надумаешь таким образом с ним "разговаривать", будешь иметь дело уже со мной. Тебе понятно?
— Понятно... хранительница, — уныло вздохнула бесовка.
— Ну, а раз, понятно, меня Евсенией зовут... Еще поболтаетесь, или готовы для настоящей беседы? — глянула уже на Тишка.
— Угу... Гуля?
— Ладно, давай с тобой поговорим, — произнесла она с такой обреченностью, что мне, вдруг, эту маленькую "женщину", не побоявшуюся в одиночестве махнуть за степи, горы и поля, стало очень-очень жалко.
— Мишка, — растерянно повернулась я к парню. — Может ее сначала... накормить?
— Я то — не против, — понятливо скривился он. — А вот, маестра — смотря какое у него настроение... А, впрочем, за миску то с супом. У нас ведь осталось?
— Ага, я сейчас. А ты их сам... — унесло меня обратно в дом...
Четыре часа спустя, уже в другом доме, я устало водила вилкой в жареной картошке и рассказывала подробности бесовского воссоединения. Любоня тоже зевала, вложив все остатки сил в бдение за Русановой тарелкой (вдруг, опустеет?). И одна лишь тетка Свида, с любимой кружкой под носом, проявляла к моему рассказу активный интерес:
— И что, так сама и прискакала сюда? — гулко вопросила она нутро своей кружки.
— Ага, представляете. По своему природному азимуту всю дорогу. Один лишь раз удалось подъехать с цыганами, уже на этой стороне. Да и то они в Лучи сворачивали.
— В Лучи? Так это ж за пятнадцать миль от нас. Вот, страсть так страсть.
— Ее бы в мирное русло, эту "страсть", — поджала Любоня губки. — Русан, ты пироги с грибами еще не ел, — на что мужчина с набитым ртом, промычал:
— Нэ-эт. Я и так...
— Нет? Ну, как знаешь, а может...
— У меня для вас новости, — проглотив, предпринял мужчина "отвлекающий маневр". — Вчера в Куполграде закончился суд над Ольбегом.
— И что?
— Сколько ему дали? — взбодрились мы с подругой.
— Да, нисколько. Хотя, схлопотал по максимуму. Убили его прямо в зале суда, перед оглашением приговора: он встал, как и полагается, а, через секунду, получил ножом в ухо. Прямым попаданием из окна... Такие дела.
— Да... дела, — открыла Любоня рот. — А кто ж его так? Неужто...
— Нет, — скосился в мою сторону Русан. — Тинарра не упоминается. Главная версия — свои же убрали. И исключительно, из мести за длинный язык. Потому что он во время следствия сдал всех ладменских "черных" коллекционеров. Тоже, что касается самого убийцы, скорее всего, сработал алант — слишком сложная мишень. Высокий этаж, витражи на окнах, угол броска. Ну, и остатки магии на орудии убийства.
— Алант, значит?
— Да, Евсения, — внимательно посмотрел на меня мужчина.
— Тот... бывший медведь? — шепотом уточнила Любоня, а я пожала плечами:
— Вполне возможно. Русан, а откуда эти новости?
— Так, из газеты утренней, — нехотя буркнул он, чувствуя, что опять сворачивает в ненужную сторону. — Милая, я ее прочитал и на службе оставил.
И это исключительно из-за меня (моей неблагонадежной психики) подруга моя запрещает в дом "печатную дрянь" носить, потому как от нее потом можно проблем не разгрести. Хотя, случилось подобное всего один раз — неделю назад, когда на первой странице главной газеты Ладмении я разглядела физиономию, знакомую по совершенно другим ракурсам и выражениям. А внизу жирным шрифтом: "С невиданным размахом прошла коронация нового правителя Тинарры, Сивермитиса Стахоса". Да я вас всех поздравляю!.. Только, шнурок у меня тогда, с самого утра, был еще не на шее.
— Скажи, дитё, так что там с бесовкой то? Помирились голубчики? — поймала я на себе лучистый взгляд Любониной тетки и невольно ей улыбнулась:
— Ну да, похоже на то. Я давно замечала, что Тишок какой-то прибитый ходит, вздыхает невпопад. Видно, скучал по своей фурии. А теперь... Абсентус ее у себя оставил. И сильно надеюсь, не на опыты.
— Да не дай бог! — всплеснула рукой женщина.
— Это я так пошутила. Нормально все.
— Ну, это сейчас... нормально. А зима наступит? У него же чердак дырявый. А знаешь что, — решительно поставила женщина кружку. — Зови ко ее сюда — у меня конюшня теплая. Пусть в ней на пару и живут. Нечего там хвосты морозить.
— А чёй-то, в твою конюшню? Мы через три дня, сразу после свадьбы к себе переезжаем. У нас там хватит помещений и почище и по уютнее. К тому же, лишние сторожа в лавке не помешают. Русан?
— Да, конечно, — пожал плечами мужчина. А я внимательно посмотрела на свою дорогую подругу. Потому что, ее "мудрый" ход, ох как мне сейчас был понятен... А потом пригляделась еще внимательнее...
— Любоня.
— Ась?.. А ты что, против?
— Я? С чего бы? Тебе же потом после их семейных разборок черепки сметать.
— Ну, это мы еще увидим, — сузила она на меня глаза.
— Подзорную трубу не забудь. Спокойной всем ночи, — и встала из-за стола. Все равно, минут через тридцать сама ко мне нарисуется...
Любоня пришла еще раньше — я даже постель свою разложить не успела. И сразу начала говорить. Про то, что пора мне браться за ум. И уж если я уверяю ее, что преуспела на пути к собственной гармонии, то должна наконец, избавиться и от "остаточного балласта" (и откуда слов таких набралась?). И что переезд мой вслед за ними на второй этаж над "Адьяной" докажет мне самой и всем вокруг (неужто, зрителей соберет?), что я, действительно, изменилась... Она много чего говорила, а я все сидела и с улыбкой глазела на нее. На ее долгожданное "раздвоенное" свечение.
— Любонь.
— Ась? — прервавшись, развернулась ко мне подружка.
— Ты такой подарок Русану специально к свадьбе приготовила?
— Какой подарок?
— Так ты... сама еще не знаешь?
— Евся, о чем? — выкатила она в темноте глаза.
— Ты ж беременная у меня, Любоня. У вас с Русаном будет маленький грид или девочка. Пока сложно определить.
— Мокошь — радетельница... Евся.
— Да?
— Евся.
— Да! — бросились мы друг к другу в объятья. И долго так в темноте тихо проплакали. А потом Любоня, вытерев свои счастливые слезы, от меня отстранилась:
— Я к Русану побегу. Его обрадую. Правда, — хмыкнула она, — к свадьбе был бы еще тот подарок, но, ведь не выдержу. И тетушку разбужу.
— А может, ее не надо? Потом ведь до утра не уснет.
— Может, и не надо, — согласилась подружка и, уже от двери ко мне обернулась. — А вот, что, "надо"... Евся, ты ведь мне теперь очень будешь нужна. Как я без тебя, в таком то... положении... По-ло-же-нии, — широко расплывшись, повторила она. — Слово то какое: "Любоня — в положении". Ну, так, Евся? Подруга моя дорогая, любимая...
— Ладно, шантажистка ты в по-ло-жении, — обреченно засмеялась я. — Будем жить вместе. И в лавке — тоже.
— Вместе?!
— Ага.
— Я тебя так люблю!.. Русан! Любимый! — хлопнула моя дверь.
— Ну что, дуреха ты весевая, будем избавляться от "остаточного балласта". И ты уж у меня, постарайся...
Свадьбу счастливых будущих родителей мы отгуляли знатно. Как и положено в веси Купавной — целую неделю (не считая трехдневного опохмела "на посошок"). А потом, вслед за робким первым снегом, в Медянск пришла настоящая зима. С новыми праздниками и новыми заботами. И если первые проходили у меня в стойкой обороне от постоянных ухажеров, то вторые прибавлялись с каждым днем. И не сказать, чтобы подруга моя сильно нуждалась в помощи. Глядя на нее со всем моим пристрастием, я вообще пришла к выводу, что беременность, наоборот, резко прибавила Любоне сил (правда, вместе с вредностью). Просто... одним словом, "Адьяна". Я ее неминуемо и предсказуемо полюбила. Как когда-то ту, настоящую, что осталась сейчас далеко за Рудными горами. Вот в этих "неминуемых" заботах я и встретила весну.
До праздника Предвестья, отмечаемого по всей стране двадцать первого марта, оставалось всего ничего — каких-то пять дней. И сейчас, глядя в залитое солнцем окно, на дружно текущие с сосулек струи, я стояла и думала, что должна успеть еще многое, причем, именно сегодня: забрать у гнома-посредника горный хрусталь на новые браслеты, по дороге заглянуть в мастерскую и пнуть под зад живописца, что неделю мурыжит нам три "именных" подарочных горшка, пересадить пять мандариновых отростков, наведаться к Абсентусу и узнать, жив ли он после вчерашнего юбилея коллеги. И если жив, тут же его умертвить за то, что опять взорвал свою лабораторию (а нам с Мишкой опять все выгребать и обновлять). Да много еще дел, но вот... Развернувшись от окна, обвела я взглядом маленькую пеструю "Адьяну"... где Любоня то?.. И дождалась перезвона колокольчиков.
Это вообще, мое "изобретение", с взятыми за основу, глиняными "оповещателями над входом". Только мои, в отличие от оных, еще и щедро осыпали вошедших серебристым магическим "снегом".
— Доброе утро, весенняя Евсения, — да... дождалась. Только уж точно, не Любони.
У мужчины, шагнувшего за дверь, было одно завидное качество — целеустремленность. Только вот, расходовал он его исключительно не по делу. К тому же, сильно напоминал мне бывшего моего весевого ухажера, Леха (этим самым качеством да еще светлой курчавой шевелюрой). Что его, и без того "нулевые" шансы, уводило в глубокий жирный "минус". Поэтому, я привычно вздохнула (про себя) и сделала серьезное лицо (вытащила из-под прилавка "Справочник растительности Бетана"):
