Решив, что честь утопления "Осляби" досталась-таки броненосцам контр-адмирала Дева, Камимура приказал экономичным ходом идти на срочный ремонт и бункеровку в ближайший порт Хакодате. Он был уверен, что никто из кораблей его отряда не поврежден сильнее его "Идзумо". Да, ему, конечно, доложили о взрыве на "Якумо" и о попадании в "Токиву", но он не мог представить в каком именно состоянии находились эти крейсера. До момента, пока уже на подходе к Хакодате, "Якумо" не поднял сигнал "Не могу управляться. Терплю бедствие. Просьба сбавить ход". Зная командира крейсера, капитана первого ранга Мацучи, Камимура не на шутку переполошился. Этот, даже по меркам невозмутимых самураев убийственно спокойный флегматик, никогда не стал бы поднимать такие сигналы без крайней на то необходимости.
Выйдя из строя влево и сбавив ход до пяти узлов, "Идзумо" последовательно пропустил мимо себя крейсера эскадры. Одного за другим. Только сейчас командующему стало очевидно, во что обошлось сражение его кораблям. Если "Адзума" и "Ивате" выглядели почти неповрежденными, то когда "Идзумо" поравнялся с "Токива" на его мостике и верхней палубе, заполненной матросами, воцарилось мертвая тишина.
У крейсера отвалилась часть бронеплит верхнего пояса левого борта, обнажив брусья подкладки, а над ними уродливо громоздились обгоревшие руины кормовых казематов. Весь этот ужас сотворил один из выпущенных практически наудачу восьмидюймовых снарядов с поврежденного и отстающего от боя "Рюрика". Он пробил крышу верхнего каземата 6-дюймового орудия и вызвал цепь детонаций складированных у казематных орудий обоих ярусов снарядов. Попавший в последней фазе боя в образовавшуюся груду обломков еще один снаряд разнес внутренние перегородки под спардеком, что позволяло, по словам британского наблюдателя Пакинхема, "видеть корабль практически насквозь".
Впрочем, хотя на восстановление боеспособности крейсера и требовались теперь минимум пара месяцев самой напряженной работы, на которую только был способен судоремонт Японии, "Токива" мог быть отремонтирован в Сасебо. В полном объеме и без потери боевой мощи, запас шестидюймовых орудий в Японии был. Да и тонуть он явно не собирался, все повреждения были гораздо выше ватерлинии.
С "Якумо" же дела обстояли совсем отвратительно. Этот крейсер стал главной мишенью для единственного в бою у Кадзимы десятидюймового орудия. Сейчас он медленно садился кормой и, по выражению главного сочинителя и декламатора хайку на "Идзумо", лейтенанта Хайокоси, "подобно усталой лошади прилегал на левый борт". Камимура помнил, как первое же попадание десятидюймового снаряда в сам "Идзумо", в начале боя с запредельной дистанции в 55 кабельтов, привело к затоплениям угольных ям правого борта. Этот снаряд попал в ЛЕВЫЙ борт, прошел почти сквозь весь корабль и взорвался уже у ПРАВОГО борта, расшатав и почти вырвав бронеплиты, не рассчитанные на удары изнутри корабля. Увы, несчастный "Якумо" получил ЧЕТЫРЕ таких снаряда только в корпус, причем с гораздо более близкой дистанции.
Особенно опасным были второе и последнее попадания. Одним была уничтожена кормовая башня главного калибра, причем тогда от взрыва погребов и встречи с богами корабль спасла только консервативная предусмотрительность немецких конструкторов. Последний подарок с "Памяти Корейца", полученный уже в конце боя, сделал пробоину в бронепоясе в корме ниже ватерлинии. Это-то попадание, выбившее "Якумо" из строя во второй раз на десять минут, и было причиной пестрого набора сигналов бедствия. Покореженные взрывом снаряда внутри корабля переборки, сдавали одна за одной, несмотря на все усилия аварийных партий по их подкреплению подручными средствами. Водоотливные средства работали на полную мощность, но вода прибывала быстрее, чем ее успевали откачивать. При этом борта крейсера, там, где они не были прикрыты броней, пестрели пробоинами от неожиданно многочисленных и скорострельных восьмидюймовок "Рюрика". Они же, вкупе с орудиями калибра шесть дюймов, снесли с верхней палубы все, что было не прикрыто броней.
Если бы "Якумо" сел кормой еще на метр-полтора, он неминуемо уходил на дно. Спасла крейсер только остановка и посылка дополнительных аварийных партий с "Адзумы" и "Ивате". Да еще интересное предложение одного из офицеров "Идзумо". Тот когда-то давно, когда русские корабли еще регулярно заходили в Японию на ремонт, подглядел, как русские практикуются в заделке пробоин ниже ватерлинии. Они использовали для этого кусок брезента, называемый "пластырем", который накладывался на пробоину, и прижимался к ней давлением воды. Импровизированный пластырь, сделанный из чехлов орудий главного калибра и кормового тента, был наложен на пробоину, и снизил поступление воды до уровня, с которым смогли бороться корабельные помпы. Кое-как корабль удалось довести до дока.
Осмотрев его там, Камимура неожиданно поймал себя на том, что "примеряет" повреждения, полученные "Якумо", на его флагманский "Идзумо", который он до этого считал наиболее поврежденным. Проанализировав свои мысли, он с удивлением понял, что получи любой из крейсеров британской постройки такие попадания, тот погиб бы, как минимум, дважды. Или от взрыва башни, в которой хранились пара десятков снарядов, и за которым неизбежно следовал взрыв погребов, или от затоплений, вызванных тремя подводными пробоинами. Вдобавок к десятидюймовому подарку, "Якумо" пережил еще две подводные дырки от восьмидюймовых снарядов.
Вердикт инженеров верфи был безапелляционен — за два, три месяца можно починить все, кроме башни главного калибра. В Японии ремонт такого уровня невозможен, ибо ее надо делать заново. На совет кого-то из молодых офицеров, переставить башню с недавно поднятой в Чемульпо "Асамы", та все равно не боеспособна, инженер только грустно усмехнулся. Даже если забыть о трудностях демонтажа башни в не оборудованном порту и ее перевозки в Японию, как возможен монтаж башни британского образца на немецкое подбашенное отделение? С изначально другим диаметром погона, другим размером шаров по которым катится башня, другой системой подачи снарядов из погребов... Ну а как, интересно, вообще можно установить башню с гидравлическим приводом на корабль, созданный для башни с приводом электрическим?
На следующий день Камимура был оторван от составления списка первоочередных работ, которые бы позволили выйти в море хотя бы трем кораблям его эскадры. Со всех концов Японского моря приходили известия о замеченных русских крейсерах, обстрелах портов и маяков. Кроме того, два отряда истребителей, которые должны были найти и ночной атакой добить поврежденные в артиллерийском бою русские крейсера, вернулись ни с чем. Нет, крейсера то они нашли, но только днем, когда атаковать не было никакой возможности. Да и сами миноносцы пожгли уже почти весь уголь, в попытке догнать русских на пути во Владивосток. Но этот хитрец Руднев после боя повел поврежденные корабли не домой, а к берегам Кореи!
Утром следующего дня по телеграфу, кружным путем через Америку (прямой кабель перерезан опять же Рудневым!), пришло сообщение о выходе из Артура всех семи броненосцев Первой Эскадры русских, навязавших бой четырем линкорам адмирала Того. Благодаря отваге и умению командующего и экипажей кораблей первой эскадры катастрофы не произошло. Однако, кроме новейшего бронепалубного крейсера "Оттова", Объединенный флот потерял броненосец "Фудзи" — второй корабль линии после злополучной "Асамы". Все обстоятельства боя пока не были известны, но то, что все боеспособные броненосцы и броненосные крейсеры необходимо немедленно собрать в кулак, было очевидным.
Броненосцы адмирала Дева, безрезультатно прождав "Ослябю" у входа в Сангарский пролив, возвращались к Чемульпо. Но им, изначально перед походом на перехват "Авроры" и "Осляби", имевшим не полный запас угля, дабы легче было гоняться за русскими крейсерами, было еще необходимо отбункероваться в Мозампо. Командующий Объединенным флотом резонно посчитал, несмотря на имевшиеся повреждения у русских броненосцев, возвращение к Эллиотам только с пятью линейными судами неоправданным риском.
В результате "Ивате" и "Идзумо" сейчас аврально принимали боезапас для среднего калибра, а рабочие аварийных бригад верфи лихорадочно заканчивали починку тех повреждений, что могли быть устранены за пять — шесть часов. Время это определялось сроком временной заделки подводной пробоины у "Идзумо". Оба крейсера не успевали получить на свои свежие пробоины даже металлических заплат, и пока будут щеголять вбитыми в дырки деревянными щитами.
Крейсера Того-младшего Камимура отправил в догонку за броненосцами контр-адмирала Дева, дабы те соединено шли к Чемульпо. Но вот вернуть "Адзуму", отправленную к проливу Лаперуза, куда вроде бы, по информации дозорных миноносцев, ушел с захваченным транспортом "Богатырь", не удалось. Судя по всему, повреждения телеграфной станции в недавнем бою либо некачественно устранили, либо возникли новые проблемы, но на вызовы "Адзума" не отвечала уже часов пять.
Перед выходом в море Того-младший успел рассказать Камимуре о последних минутах его старинного друга Исибаси. Тот, в роковой для него день боя при острове Кадзима, командовал крейсером "Такасаго". Он смело, но нерасчетливо бросился добивать поврежденного "Рюрика", надеясь утопить его торпедами до подхода спешащих на помощь "Варяга" и "Богатыря". Увы, артиллерия левого борта русского броненосного крейсера была практически цела. "Такасаго" подошел слишком близко и, получив серьезные повреждения от русских восьмидюймовых снарядов, сам оказался в роли жертвы. "Варяг" под флагом Руднева, сблизившись с раненым кораблем и, выбив на сближении его артиллерию, со второй попытки всадил в борт "Такасаго" торпеду.
Добивать его русские не стали, понимая, видимо, что крейсер и так обречен. "Нанива" Того-младшего успела подойти до того, как "Такасаго" ушел на дно, и снять всю уцелевшую после артиллерийского боя команду. Но когда контр-адмирал прокричал Исибаси, стоящему на мостике в гордом одиночестве, что он на крейсере остался один, и теперь должен уходить сам, тот лишь улыбнулся и отрицательно покачал головой. На последовавший прямой приказ флагмана: "капитан первого ранга Исибаси, покиньте корабль", он задумчиво закурил сигарету, и попросив передать императору его извинения за потерю "Такасаго", приложил руку к козырьку фуражки в прощальном салюте...
Последнее, что видели с мостика уходящей "Нанивы", была одинокая фигура на палубе кренящегося "Такасаго". Неторопливо пробираясь через кучи обломков, командир делал последний обход вверенного ему корабля. Потом Исибаси нежно, как по щеке любимой женщины, провел рукой по броне рубки, прощаясь со своим таким быстрым, изящным, но, увы — оказавшимся столь непрочным и уязвимым кораблем... Докурив последнюю сигарету, капитан первого ранга ушел в рубку, разделив судьбу своего крейсера.
Вздохнув о слишком раннем уходе старого друга, Камимура решил, что при первой же возможности навестит Исибаси в храме Ясукуни, тем более что его поступок полностью соответствовал кодексу Бусидо. Разве пожелаешь лучшего прощания с миром офицеру Императорского флота и самураю? Он, Хикондзе Камимура, мог искренне гордиться своим другом. Он всегда был таким: честным и решительным, безудержно храбрым, может быть даже его храбрость иногда летела впереди трезвого расчета? Может быть... Но, следуя по пути Воина, если судьба предоставляет выбор между жизнью и смертью, самурай должен не задумываясь выбирать смерть... Как же, все-таки, он красиво ушел...
Однако действительность вскоре оторвала вице-адмирала от ностальгических размышлений, и командующий 2-й боевой эскадрой направился на совещание, по поводу ремонта его наиболее поврежденных крейсеров. С "Идзумо" и "Такивой" все было более менее ясно. Как только обстановка позволит — установка новых бронеплит взамен пробитых, замена выбитых шестидюймовых орудий, латание труб и вентиляторов, восстановление водостойкости отсеков и все. Но что делать с кормовой башней "Якумо"? Собрание флагманов и флотских инженеров рассматривало и отвергало одну идею ремонта за другой.
— Черти и демоны побери это 10-дюймовое орудие на "Кассуге"! — в сердцах бросил командир "Токивы" Иосиацу, — оно одно нанесло нам больший урон, чем вся остальная артиллерия русских! Хвала Оми Ками, что у русских не хватило ума стрелять из него по моему крейсеру. Получи "Токива" снаряд в башню с пробитием брони, я бы сейчас с вами тут не сидел.
При этих словах один из флотских инженеров, флагманский механик Цукару Ямазаки, усмехнулся и вдруг застыл с полуоткрытым ртом. Минуты три он как завороженный смотрел в стенку, а потом притянул к себе лист бумаги и начал что — то быстро черкать карандашом. Видевший это Камимура, молча поднял вверх палец, призывая собрание к молчанию, чтобы не спугнуть посетившее Цукару состояние сатори. Через еще пять минут, механик вернулся в реальность, и, с удивлением, увидел устремленные на него ожидающие взгляды.
— Мне вдруг пришло в голову — ремонт башни все одно не возможен, элеваторы тоже разбиты, да и новых восьмидюймовок нам в Японии взять негде. Может тогда устроить русским тот же сюрприз что и они нам? Не ремонтировать вообще, а делать все заново? Я тут прикинул, у меня получается, что одиночное орудие калибра 10 дюймов, с легким щитовым прикрытием, вроде вполне входит и по весу и по габаритам. Проблема только с заряжанием — для 10-дюймового снаряда уже нужна механизация, и собственно, где взять это самое орудие...
Дальнейшая дискуссия велась уже вокруг карандашного наброска, и вечером в Британию, Аргентину, Италию и Чили полетели телеграммы, обязывающие морских агентов в этих странах выяснить возможность срочной закупки одного десятидюймового орудия системы Армстронга.
* * *
Адмирал Того стоял на мостике флагманского броненосца "Микаса" и флегматично смотрел на заходящее солнце. "Символично", — отметил про себя японский командующий, — "действительно, судя по событиям последних нескольких дней, сейчас явно не время "восходящего солнца".
Стоявшая у борта корабля плавмастерская, шум работающего оборудования, шипение пара и грохот клепки лишний раз напоминали об этом. Получивший не смертельные, но достаточно серьезные повреждения во время боя у Эллиотов, флагман Соединенного флота смог, наконец, зайти в Мозампо для того, чтобы устранить в базе повреждения, требовавшие использования специализированного оборудования и станков. Заниматься ремонтом у Эллиотов, зная, что эскадра Макарова вновь в любой момент может выйти в море, было слишком рискованно, да и плавкрана там так же не было. Кроме того, за это время сюда подвезли и все орудия, которые сейчас заканчивают монтировать вместо разбитых.
Того отдавал себе отчет в том, что стратегически его переиграли. По большому счету только то, что три из семи русских броненосцев не развивали в бою свыше 14 узлов, позволило избежать катастрофы. Конечно, трагическая гибель "Фудзи", "Оттовы", десятка эсминцев и миноносцев, а также почти всех транспортов, не что иное как поражение. Однако это болезненное и обидное поражение не стало тем разгромом, который, надо думать, русские изначально и замышляли. А все ведь действительно могло обернуться трагически...
