— Тогда понятно. А название вы себе неплохое придумали, звучное. Но что же все-таки привело Вас ко мне? Вы нашли нужных Вам людей в моей компании и хотите их похитить?
— Ну что Вы, дон Тотти. Разве можно позволить себе даже подумать о таком кощунстве? Мои хозяева хотят предложить Вам интересный совместный проект, который, как мы надеемся, покажется таковым и Вам.
— И что же это за проект?
— Люди. Вы очень уважаемый человек в профсоюзном мире. Можно даже сказать, что Вы первый человек в этом деле. А у нас есть большой спрос на хорошие кадры. Причем, очень массовый спрос. Этот бизнес уже идет некоторое время, но планируется его расширить. Вот мы и подумали, что не совсем правильно вести его без участия профсоюзов. Ведь кто, как не профсоюзы могут помочь в подборе действительно лучших кадров. Разумеется, на основе обратной благодарности.
— Я понял Вашу мысль. В принципе она совершенно верная, но все же, мне надо знать обо всем подробнее.
— Извольте. Наша компания работает по заказам Советской России. Им требуются сотни тысяч различных специалистов. Рабочих и инженеров. Вы наверняка слышали о том, что многие американцы в последний год приняли решение работать там по контракту. До сих пор подбор персонала велся довольно случайным образом и в основном не касался членов профсоюзов. Но теперь процесс необходимо вывести на принципиально иной уровень. Как в качественном, так и в количественном отношении. Не так давно между ССССР и США подписаны очень крупные контракты на поставку промышленного оборудования.
— Вот как? — оживился дон Тотти. Этой информации в свободном доступе пока не было, а, значит, следует подумать, как ей правильнее распорядиться.
— Да, причем оборудование довольно широкого ассортимента. — Легким кивком собеседник дал понять, что в случае договоренностей можно получить и более конкретную и подробную информацию. — Основные поставки будут осуществлены в течение года. Американский партнер СССР гарантировал шеф-монтаж оборудования на месте, как и специалистов для обучения работать на этом оборудовании. Но это все касается очень небольшого числа специалистов. А для строительства сотен заводов и фабрик, для строительства всей сопутствующей инфраструктуры и для последующей работы на этих предприятиях Советскому Союзу потребуются сотни тысяч рабочих рук. И чем квалифицированнее будут эти руки, тем большую цену за них готово платить Правительство СССР. Ну и соответственно, тем больше может быть интерес для организовавших эти руки профсоюзов. Помимо этого, мы бы хотели, чтобы по своим каналам профсоюзы распространяли информацию о работе американцев в СССР. Речь о тех, кто трудится там уже давно. Гарантируем, что вся информация будет правдива на 100%. Это вопрос чести. Вы можете в любой момент направить своего человека в СССР для ее проверки.
— В принципе все понятно, ничего невозможного я в этом вопросе не вижу, хотя хотелось бы уточнить, о каких порядках стоимостей мы ведем речь?
— Вы не будете разочарованы, дон Тотти. О миллионах долларов, как минимум. Но я сразу же должен Вам сказать, что в деле могут быть нюансы.
— Какого рода?
— Возможно, правительство или иные органы власти США вдруг захотят обратить повышенное внимание на процесс нахождения американскими специалистами работы за рубежом. А в каких-то случаях и воспрепятствовать этому.
— Это решаемый вопрос. Вот если бы речь шла о массовом завозе коммунистических агентов в Америку, все обстояло бы гораздо серьезнее. Я не против обсудить Ваше предложение более подробно. Но думаю, что это вряд ли делать в ресторане, даже таком уютном, как этот. А сейчас давайте лучше выпьем этого чудесного вина.
— С удовольствием, дон Тотти. Тем более, что я лишь уполномочен сделать Вам предварительное предложение. А обсуждать серьезные детали Вы будете с другими людьми. Очень надеюсь, что наше сотрудничество будет долгим и очень плодотворным. Тем более, что в перспективе оно может быть расширено и на другие сферы, чем Вы так же не будете разочарованы.
— За успех, дорогой Майкл.
— За успех, дон Тотти.
Глава 37. Год Красного Быка. (Начало)
1937-й год начался торжественным принесением клятвы раввинами на верность СССР. Произошло это в первую субботу января. Сталин присутствовал на этом торжественном мероприятии, но ее фактическими участниками стали его доверенные лица. Это были евреи, занимавшие ответственные государственные и партийные посты, которым Сталин доверял лично — Кагановичи, Лазарь (член Политбюро) ЦК, Михаил (Зам. Наркома Оборонной промышленности) и Юлий (Пред. Горьковского Крайисполкома), Зам. Наркома ВнуДел Яков Агранов (Янкель Соренсон), член Комиссии Партийного Контроля при ЦК Емельян Ярославский (Мине?й Губельма?н), секретарь Профинтерна Соломон Лозовский, а также лояльные Советской власти и знакомые Сталину деятели советской интеллигенции Михаил Бородин (Грузенберг), Илья Эренбург, Соломон Михоэлс и Самуил Маршак. Десять человек, которым выпало стать не просто свидетелями или даже участниками важнейшего исторического события, но и нести на себе груз ответственности за судьбу еврейского народа. Десять человек, принимавших клятву раввинов на Торе.
До этого момента удалось утрясти все основные вопросы вокруг достигнутых у Сталина договоренностей. Так ребе согласился, что в Крыму обязательно надо сформировать Национально-культурный центр крымских татар. Видимо, вникнув плотнее в этот вопрос, он увидел всю бесперспективность исключительной вражды с теми, кого так или иначе придется потеснить. Более четкие очертания приняли и другие взаимные решения. Уже начались плотные консультации в Наркоматах, которые должны были обеспечить материальную и силовую поддержку массовому переселению евреев в Крым и на Сахалин. Лично ребе взялся за проработку вопросов возможной помощи единоверцев из-за рубежа.
В последствии принесение клятвы верности породило несколько интересных течений и даже волнений среди еврейского и других народов СССР. Если евреи воспряли духом, а среди тех, кто, казалось бы, не имел к иудейским общинам никакого отношения, атеисты и выкресты, обнаружилось множество тех, кто только демонстрировал свою нерелигиозность. Не уверен, что такому развитию событий очень обрадовались раввины, но Сталин, когда ему доложили об этом и показали полный список этих мнимых "атеистов" долго смеялся. А вот кое-кто из других народов увидел в таком отношении к евреям обиду для себя. Разумеется, не весь народ, а вполне конкретные властолюбцы. Но в паре мест пришлось даже применять войска НКВД для нормализации ситуации.
Сразу после торжественной церемонии в синагоге Сталин попросил ребе отойти для небольшого разговора.
— Товарищ Шнеерсон, прежде, чем каждый из нас уедет с этого мероприятия в приподнятом настроении и с чувством хорошо выполненного долга, я хочу сказать Вам следующее. Рано или поздно, Вы или Ваши последователи решат, что ситуация изменилась. Что достигнутые нами сейчас договоренности стали узкими и не соответствуют интересам Вашего народа. Что Вы окрепли, стали сильнее, что рамки договоренностей больше не отражают реальности. И тогда вы попытаетесь нарушить или изменить наш договор. Я не пророк и не могу вам сказать, в какой форме вы это сделаете. Захотите ли в Крыму создать независимое от СССР государство, или начнете внедрять в советские органы своих агентов и покупать советских чиновников с целью постановки под свой контроль политики советского руководства, или вы начнете подтачивать единство советского народа изнутри. А может быть вы придумаете что-то иное. Я не знаю. Я знаю только одно, вы обязательно это попробуете. Так вот, что я хочу Вам сказать, ребе Шнеерсон. Перед тем как Вы или ваши наследники начнут воплощать этот план в жизнь, вспомните об этом нашем разговоре. И подумайте, готовы ли Вы ради призрачного успеха своего плана пожертвовать всем, чего к тому моменту вы добьетесь. Просто вспомните и подумайте. А потом, если решитесь, храни вас ваш Яхве. Я не угрожаю, я лишь предупреждаю и хочу, чтобы этот наш разговор вы передали тем, кто придет после вас.
Ребе взглянул на Сталина долгим внимательным взглядом. Он не увидел на лице советского руководителя ни злорадства, ни гнева, ни желание его унизить. Он увидел понимание и сожаление. Это был взгляд человека, который знает, который заранее готов отдать приказ на тотальное уничтожение врагов, хотя ему этого очень не хочется. И тгода ребе по-настоящему содрогнулся. В этот момент он окончательно понял, что лукавить в достигнутых договоренностях ему совершенно не хочется. И он точно был уверен, что его настоятельный запрет на любую самодеятельность будет доведен до всех, кто может принять неправильное решение. Теперь он действительно был в этом уверен. Как уверен и в том, что он уже знает большую часть собственного будущего завещания.
— Я понял Вас, товарищ Сталин. И надеюсь, что понял абсолютно правильно. Не буду убеждать Вас в ошибочности Ваших представлений о будущем. Любое будущее покрыто туманом неизвестности, и я не готов сейчас оспаривать Ваши слова. Но я обещаю вам их запомнить и передать, как часть своего завещания потомкам. Да будет наш договор нерушимым. Кстати, товарищ Сталин, пользуясь случаем, хотел вас попросить об одной услуге.
— Я Вас слушаю, товарищ Шнеерсон.
— Дело в том, что в 1917-м году сразу после революции, часть большой еврейской библиотеки, которую собирал мой тесть, 6-й любавичский ребе, оказалась национализированной. Не могли бы вы передать ее в ведение нашей общины? Речь идет о 10-12-ти тысячах книг и брошюр в основном религиозного содержания. Они не представляют никакой ценности ни для кого, кроме евреев.
— И как Вы себе это представляете, товарищ Шнеерсон? Вы хотите, чтобы я взял часть народного достояния и передал частным владельцам? Это невозможно. Но думаю, что мы можем сделать другое. Когда ваша община обоснуется в Крыму и построит там, допустим, национальную еврейскую библиотеку, думаю, советское государство сможет преподнести в дар этой, без сомнения, государственной библиотеке, указанную Вами коллекцию книг. Полагаю, это будет правильным способом решить Ваш вопрос, товарищ Шнеерсон. Как вы думаете?
— Благодарю, Вас, товарищ Сталин. Это хорошее решение. Вы подарили нам надежду. Мы приложим все силы, чтобы слишком долго нам ждать этого торжественного момента не пришлось.
Забегая вперед, скажу, что с задачей евреи справились менее, чем за два года.
* * *
*
Из событий первой половины 37-го года наиболее важным было принятие новой Конституции. В моем варианте истории это произошло еще в декабре 36-го года. Но из-за необходимости тщательной проработки национального вопроса в версии "история 2.0" этот срок был сначала отодвинут на март, а потом и вовсе перенесен на июнь. Сталин рвал и метал, но ничего поделать не мог. Дело в том, что после знаменитой сталинской статьи, посвященной данному вопросу, после некоторого затишья, в течение которого все было внешне совершенно спокойно, постепенно начали раздаваться недовольные голоса то в одном, то в другом регионе страны. Сначала, когда сигналы только стали поступать, Сталин решил еще раз повлиять на ситуацию пропагандистскими методами. Для этого он собрал в Кремле несколько сотен лучших партийных пропагандистов и заставил их несколько часов задавать ему любые вопросы, касающиеся национальной темы, включая самые дурацкие.
— Если вы зададите мне дурацкий вопрос, то самое плохое, что с Вами может произойти, это сидящие рядом товарищи над вами добродушно посмеются. Но если на какой-нибудь показавшийся вам дурацким вопрос вы не сможете дать правильный ответ, когда вам зададут его на местах простые люди, то мы можем подумать о сознательном вредительстве. С совершенно иными выводами и последствиями.
После этих слов Сталина оживление в зале сначала сменилось оглушительной тишиной, которая затем взорвалась десятками говорящих, мечтающих задать свой вопрос. Но порядок был восстановлен достаточно быстро, для этого Сталину пришлось лишь поднять руку. Далее обсуждение происходило в конструктивном ключе. Как Сталин и предполагал, даже среди этих партийных работников нашлось немало тех, кто до конца сам не разобрался в сути выдвинутых вождем инициатив. Пришлось объяснять все на пальцах, чтобы правильное понимание оказалось доступным даже людям без всякого образования.
— Смотрите, — говорил Сталин, — Мы стоим на пороге большой войны. Нам придется всеми силами защищать свои социалистические достижения. Капиталисты спят и видят нас слабыми и раздробленными, чтобы было легко придти и взять. Чтобы не допустить гибели революции, мы должны быть едины, как сжатый кулак.
Идем дальше. Любое разделение страны на республики, построенные по национальному принципу, как и народ, разделенный на национальности, это те бреши в обороне, в которые враг будет бить в первую очередь. Используя любые методы, искажая или просто выдумывая лживые факты, опираясь на объективные трудности становления страны, головотяпство или сознательное вредительство наших работников, он, враг, будет раздувать пожар межнациональных противоречий, он будет стравливать нас друг с другом. Без этого ему нас не победить. Наше единство автоматически лишает врага любых шансов на успех. Но разве нам самим надо добровольно взращивать собственные слабости? Или мы должны сделать все, чтобы стать для врага нерушимым монолитом? Не сомневаюсь, что на этот вопрос есть лишь один правильный ответ. Любой, кто этого не понимает явный или скрытый враг советской власти.
Но наше единство не должно уничтожить корни народа. А в нашем многонациональном народе корней этих очень много. Больше, чем в любом другом народе. Если мы подрубим корни дерева, то оно засохнет, умрет и упадет. Все наши люди, которые сейчас волнуются и не понимают, что именно хочет сделать советское руководство, думают как? Я казах, мегрел, якут. Мой отец был казахом, мегрелом или якутом, мой дед и дед его деда был таким же. Как я могу перестать считать себя казахом, мегрелом, якутом? Я предам память своих уважаемых предков. Я предам свой Род. Вот как думают люди. Потому как им никто правильно не объяснил, что и как будет на самом деле. А на самом деле никто не просит и тем более не заставляет казаха, мегрела или якута предавать своих предков и забывать о своих корнях. Нет, напротив, ему теперь говорят — твой Род должен стать для тебя священным. Память о твоем Роде, твоих предках, давших тебе жизнь, должна стать самой святой, которая у тебя есть. Не народ, в котором ты являлся лишь песчинкой, а именно твой конкретный Род. Но все мы, и ты тоже, живем в быстро меняющемся мире. Вспомним, что было почти двадцать лет назад. Сначала все радостно захотели построить собственное государство. Чуть ли не в каждой волости, в каждом уезде требовали самостоятельности и хотели создать свое правительство. Но очень быстро поняли, что никто их с распростертыми объятиями таких красивых и самостоятельных не ждет. Освободиться от влияния России легко, но тут же попадешь под влияние англичан, турков или кого еще. Только крупная могучая во всех смыслах страна вправе рассчитывать на самостоятельность. А в экономике? Например, в Средней Азии нет древесины. Кто дает древесину? Древесину дает Россия. Англия или Турция не могут дать древесину. В лучшем случае они могут дать лишь деньги, да и то в долг под грабительские проценты, но взамен потребовать полного подчинения. А если Россия даже за деньги не даст древесину, тогда что делать? Как жить, если дров нет и взять негде? А ведь Россия никого не принуждала, полного подчинения не требовала. Любой бедняк из Узбекистана или Казахстана смог после революции почувствовать себя свободным и гордым. Россия ничего не требовала, она давала древесину и многое другое. Давала просто так, без денег. Лишь потому, что мы все вместе боролись с классовым неравноправием, боролись с эксплуататорами. И Россия всего лишь предлагала, — Встань рядом со мной равным, и пойдем вместе строить социализм. И вот когда все поняли, что малой самостийностью, мелким местничеством не решить ни одной проблемы, вот тогда все встали и сказали, — Хотим в СССР. Как равные, как свободные. На тот момент это было правильно. Национальная гордость только-только воспряла у всех народов России. Но время идет и то, что было правильным еще двадцать или пятнадцать лет назад, десять лет назад было приемлемо, пять лет назад терпимо, сейчас стало угрозой. Реальной угрозой всей нашей общей стране. Никому не удастся остаться в стороне и отсидеться в медвежьем углу. Предатели, отщепенцы и затаившиеся враги всех мастей только и ждут, что мы покажем слабость и погрязнем во внутренних противоречиях, которые они будут углублять и расширять. Они хотят, чтобы снова, как двадцать лет назад брат пошел на брата, сын на отца, чтобы наша страна снова умылась собственной кровью им на радость и на потеху. Но мы этого не допустим. Мы не может этого допустить. Ни как коммунисты, ни как патриоты своей страны.
