— Я... — Кицунэ запнулась, смущаясь все больше.
То, что произошло в последние несколько дней, было очень похоже на сказку. Вокруг Кицунэ появилось столько хороших людей! Много новых друзей, ставших очень близкими...
Но леди Хикари была особенной. Больше, чем у всех других, Кицунэ хотела видеть свет радости в ее глазах. Хотела чтобы этот человек смотрел на нее с гордостью и любовью. Сотворив шалость, Кицунэ замирала от страха, боясь увидеть в глазах Хикари укор и разочарование. Внимание этой женщины, добрые слова или похвалы за какое-нибудь хорошее дело, стали для Кицунэ вдруг, с первых минут знакомства, самым главным в жизни.
Но сейчас Кицунэ боялась. Страх окутывал ее душу липким, холодным туманом. Что произойдет, если она спросит у этой женщины — можно ли назвать ее мамой?
Не сочтет ли Хикари за наглость такое заявление? Ведь это прозвучит почти как требование — прими меня, как собственную дочь! Подари мне свою любовь...
"Но ведь ты мне не родная, Кицунэ-чан".
Кицунэ боялась этих слов и не хотела ни к чему принуждать леди Хикари. Она хотела только видеть по утрам ее добрую улыбку и слышать ласковый голос. Хотела, чтобы этот человек был рядом, жалел, когда ей плохо и радовался, когда ей хорошо. Кицунэ не знала, как описать свои чувства и только теперь, услышав от Мичиэ, что такое "мама", поняла.
Но если Хикари скажет "нет"? Как жить после такого? Рухнет мир, и Кицунэ, понимая это, боялась.
Не смея задать вопрос, она обняла ставшую ей самой близкой женщину и прильнула к ней, прося защиты от страхов и переживаний. Этого мало. Чувства разрывали душу Кицунэ и девочка, в бесконечной любви одинокого ребенка к приютившему ее взрослому, коснулась щеки Хикари губами, передавая ей волну нежной детской ласки.
— Ах, лисенок. — Хикари, роняя слезы счастья, сжала девочку в объятиях.
В ту ночь Кицунэ так и не отпустили страхи, обернувшиеся тяжелыми кошмарами. Ей грезилось, что она снова оказалась в темных лабиринтах базы хозяина, и что леди Хикари нет рядом. Она искала, бегала по бесконечным серым коридорам, а сидящие в тесных клетках страшные люди смотрели на нее со всех сторон и глаза их горели лютой ненавистью. Один из этих серых чудовищ поднялся и, протиснувшись сквозь решетку, направился к ней.
— Что ты делаешь здесь, маленькая? — прошелестел его голос и узник поднял руки, которые Кицунэ тотчас узнала. Руки, грязные, костлявые, которые сомкнулись тогда на ее шее...
Девочка проснулась с криком ужаса и леди Хикари, прибежав из своей спальни, до утра сидела на постели Кицунэ, позволив названной дочери дремать в своих объятиях. Кицунэ чутко спала и только крепче сжимала руками ладонь женщины, если кошмары начинали возвращаться. Мама была рядом, только это могло успокоить маленькую оборотницу сейчас.
Ближе к утру, девочка скользнула в сон, но не прошло и часа, как Хикари, на руках которой она спала, принялась будить ее.
— Аи-чан, Аи-чан, проснись!
Кицунэ тихонько заворчала, прося еще пару минут для сна.
— Проснись, глупышка, пора собираться в школу!
— У-у. — новизна идеи уже поугасла, и Кицунэ, не выспавшаяся за ночь, не вспыхнула энтузиазмом.
— Поднимайся, маленькая моя. Не хорошо опаздывать в школу и не надо расстраивать Мичиэ-химе.
— Наверное... — приоткрывая глаза, Кицунэ кивнула. — Она меня... электричеством... злюка.
— Поднимайся, поднимайся. Скорее, умываться, одеваться, завтракать! Не хочется ведь молнией схлопотать, верно?
С леди Такой они столкнулись в коридоре, по пути в ванную комнату. Служанка, несшая им свежие полотенца, с умилением взглянула на девочку, сонно потирающую глазенки кулачком.
— Ути-пути, не выспался котенок! — промурлыкала старушка себе под нос.
Деды-самураи, следовавшие за Хикари неотступно, ехидно переглянулись. Совсем их женщины расклеились. Ну, и не мудрено, с таким-то пушистым питомцем.
Умыв Кицунэ, Хикари отвела ее обратно в комнату и вынула из шкафа школьный костюм. Белая блузка, черный сарафан и короткий жакет. Один вид этого наряда еще вчера приводил Кицунэ в неистовый восторг. Почему же сейчас она почти даже не смотрит на него?
Хикари помогла Кицунэ стянуть пижамку, сняла с вешалки блузку и, одев ее на девочку, начала не спеша застегивать.
— Все-таки что-то у тебя случилось, Аи-чан. — сказала женщина, тихо вздыхая. — Почему ты не хочешь мне рассказать?
Кицунэ смущенно опустила голову, боясь поднять взгляд на Хикари.
— Ты что-то натворила?
Девочка покачала головой.
— Это связанно с Мичиэ?
— Нет...
— А, понимаю! Тоширо-сан нравится тебе, но ты не знаешь, как об этом сказать и что делать?
— Нет. — снова ответила Кицунэ и умолкла.
— Но что же тогда?
Девочка молчала.
Леди Хикари вздохнула, завязала в бантик ленточку под воротничком Кицунэ и потянулась за сарафаном, когда вдруг тонкие пальцы Кицунэ схватили ее за руку и крепко сжали.
— Аи-чан...
— Хикари-сан, — дрожа, произнесла маленькая оборотница. — Я хочу попросить вас...
— О чем угодно, маленькая моя.
— Хикари-сан, пожалуйста, разрешите мне... просто, я очень хочу...
— Что же?
— Просто... хоть один раз... я очень хочу назвать вас... мамой...
Вот, в чем дело.
Женщина на несколько секунд онемела, а затем томное тепло заполнило ее сердце.
— Глупенькая моя, — проговорила она, всхлипывая и заключая девочку в объятия. — Ты спрашиваешь... но ведь, едва тебя увидев... я только об этом теперь и мечтаю.
Словно давящий, тяжелый камень на плечах Кицунэ дал трещину, рассыпался на куски и исчез. Больше она не будет одинока. Никогда. Теперь у нее есть...
Вдохнув прохладный утренний воздух, проникающий в комнату из приоткрытого окна, Кицунэ закрыла глаза и, млея от счастья, шепнула на ушко Хикари:
— Мама.
Такое простое и красивое слово.
* * *
Время неумолимо продолжало свой бег.
Снеговые тучи над городом так и не появились. Едва закончился один праздник, сразу, без перерыва, начался следующий. Снова взлетали вверх фейерверочные ракеты, но Кицунэ почему-то уже не забавляли красочные вспышки в небесах. Свет фейерверков не мог рассеять липкий мрак, расползшийся по коридорам дворца. Всю ночь, до самого утра, девочка боялась выйти из комнаты и пряталась под одеялом в кровати от окружавших ее незримых страхов.
Вот уже второй день истекал с момента, как Мичиэ, спешно распрощавшись с подругой, удалилась и забрала с собой всех телохранителей и прислугу. Незнакомые люди, хмурые и вечно сердитые, окружали Кицунэ теперь. Маленькую оборотницу коробило от пустых взглядов служанок и неестественно-кукольных движений стражи. Они словно вовсе не были живыми. Как бездушные марионетки, эти люди играли свою роль, полностью подчиненные воле невидимого кукловода. С ними нельзя было разговаривать, нельзя было шалить в их присутствии. Другое дело, что и обычная веселость Кицунэ исчезла. Вчера вечером, девочка уже видела мелькнувшие подозрительные тени за окном, и сердце ее все больше наполнял страх.
Одно приносило успокоение — Тоширо остался. Присутствие этого человека внушало надежду, что ее, Хикари и остальных, есть, кому защитить. Надежный человек, сильный и добрый, он ни на шаг не отходил от Кицунэ в эти дни. Девочка была благодарна ему за поддержку и все чаще дарила свой ласковый взгляд.
— Тоширо-кун, — сказала Кицунэ ему во время вечерней прогулки по парку. — Мичиэ-чан просила меня не искать ее, но я должна ослушаться. Прошу тебя, помоги. Я хочу увидеть ее и убедиться, что с ней все в порядке.
— Думаю, не будет вреда, если ты посмотришь на Мичиэ-химе издалека. Уверяю, что сейчас нет никакой угрозы для ее жизни и здоровья, но если ты так сильно хочешь убедиться в этом, я помогу тебе. Следуй за мной.
— Спасибо. — Кицунэ с благодарностью коснулась его пальцев и робко отдернула ладонь.
Тоширо провел ее через парк, потом они долго блуждали по коридорам дворца и, наконец, вышли к огромному залу, в котором шло непонятное для Кицунэ действо. Здесь было множество богато одетых людей, но Кицунэ сразу заметила Мичиэ, в окружении слуг и придворных. В невероятно дорогом, многослойном кимоно, она сидела на пирамидальном возвышении в дальнем конце зала, а рядом с ней восседал, сонно клюя носом, жуткий человек. Распухшая, рыхлая туша с мертвецки-бледной кожей. Вислые щеки. Безобразно распухший подбородок, свисающий на грудь. Короткие, заплывшие жиром, ручонки. Кицунэ содрогнулась, спешно отвод взгляд. Увидев Мичиэ, она почувствовала только больше беспокойства. Почему принцесса сидит рядом с этим безобразным человеком? Ее лицо... как у тех служанок. Остекленевший взгляд, ни единой подвижной черточки.
— Что здесь происходит? — шепотом спросила оборотница.
Тоширо вздохнул. Скажешь ей — глупость какую-нибудь учинит обязательно.
— Это празднование в честь союза двух стран, согласившихся жить в мире меж собой. Благодаря этому действию, люди некоторое время смогут жить спокойно, не боясь нападений со стороны соседей.
— Тогда это, наверное, хорошее дело. Только... почему Мичиэ такая?
— Для нее это действие малоприятно. Но ради блага обоих народов, придется потерпеть.
Кицунэ кивнула, чувствуя не утихающую боль в сердце. Мир это хорошо, но почему он достигается через такие странные ритуалы и мучения ее подруги?
— Пойдем. — Тоширо коснулся ладонями плеч девочки. — Не будем мешать Мичиэ-химе. Ей будет только хуже, если она узнает, что ты наблюдаешь за ней сейчас.
— Я понимаю. — ответила Кицунэ тихим голосом.
Тоширо увел ее обратно в сад, подальше от пестрых толп, переполненных фальшью, лживой радостью и раболепством. Капитан самураев сам не любил такие показушные пышные празднества и, в меру сил, терпел чиновников и дипломатов, с которыми, волей-неволей, приходилось общаться.
— Скоро все это должно закончиться, Аи-чан. — шепнул он девочке, которая безмолвной тенью брела рядом. — Еще один день и Мичиэ-химе вернется к нам. Все будет, как прежде. Я слышал, что Юидай-сама намерен отправить ее в один из замков на севере страны. Вы сможете уехать отсюда и жить спокойной жизнью, вдали от интриг и подлости этого места. Какую бы моральную травму не получила бы сейчас Мичиэ-химе, я уверен, у тебя получится исцелить ее душу.
— Я смогу. — тихо пообещала Кицунэ. — Но... Тоширо-сан поедет с нами?
— Ты хочешь этого?
Кицунэ вдруг бросилась в его объятия и прильнула к самураю, как испуганный ребенок бросается к взрослому, чтобы спрятаться от подступающего страха. Тоширо поднял руки и обнял ее. Крепко, по-мужски, обещая слабой девочке свою защиту.
— Аи-чан. — самурай коснулся губами ее волос. — Я никогда не встречал людей, подобных тебе. Ты прекрасна, телом и душой. В наш век, в Эпоху Войн, люди превратились в подобия демонов и ты среди них — словно красочная бабочка в океане пламени. Леди Хикари, Мичиэ-химе, они похожи на порывы ветра, отклоняющие языки огня от твоих нежных крылышек. Если ты позволишь мне стать еще одним таким порывом, я буду счастлив.
— Тоширо-сан...
— Отец очень много внимания уделяет укреплению собственной власти в клане и расширению влияния Маэда в стране. На мне лежит большая ответственность, как на продолжателе его дел. Будет очень непросто. Тем более, что руководство кланом, — вовсе не то, к чему я всю жизнь стремился. Без лицемерия и лжи тяжело управлять людьми, сложно сохранить душевное равновесие на вершине власти. Мои мечты гораздо проще. Быть рядом с кем-то, кто нуждается в моей силе, хранить и оберегать его. Аи-чан, позволишь ли ты мне считать тебя таким человеком?
Кицунэ ответила ему счастливым вздохом. Тьма отступила и начала рассеиваться. Стало тепло. Хотелось свернуться котенком на руках этого человека и замурлыкать. Как хорошо, что все злое вот-вот закончится и, вопреки опасениям Мичиэ, они смогут покинуть сад за высокими стенами.
Тоширо вдруг встрепенулся и спешно отстранился от Кицунэ. По парковой аллее к ним приближались несколько человек. Леди Хикари, очевидно обеспокоенная долгим отсутствием своей воспитанницы, вышла искать ее. Не доверяет? Нет, здесь что-то другое. Почему на ее лице растерянность и смущение?
— Аи-чан, — сказала Хикари, оставляя свою немногочисленную свиту и приближаясь к молодым людям. — Прошу тебя, возвращайся в наши комнаты вместе с леди Такой. Микио-сан будет сопровождать вас. Я хочу поговорить с господином Тоширо.
— О чем? — не задумываясь, брякнула Кицунэ и заслужила укоряющий взгляд со стороны леди Хикари.
Примолкнув и опустив голову, девочка отправилась к Таке и та увела ее.
— Судя по всему, разговор будет серьезен. — сказал Тоширо, проводив подругу взглядом и обращая все внимание к леди Хикари. — Я слушаю вас, госпожа.
— Речь пойдет об Аи. Но сначала я должна спросить, как вы относитесь к ней?
— Что же, не буду лукавить. Детский, беззаботный характер и душевная доброта вашей дочери совершенно очаровали меня. Это удивительный ребенок, красоту которого сложно описать словами.
— Я стала замечать взаимное благожелательное отношение между вами и не могу больше скрывать некоторые факты, иначе в будущем это может оказать неблагоприятное влияние.
— Слушаю вас, Хикари-сама. — хмурясь, произнес Тоширо.
— Не откажите мне в небольшой прогулке. — с поклоном попросила Хикари и они вдвоем медленно побрели по аллее, вдоль двух рядов, лишенных листвы, темных деревьев.
Хикари говорила и, чем дальше, тем сильнее хмурился Тоширо. Туманные речи, призванные подготовить собеседника к чему-то тяжелому и шокирующему.
— Прошу вас быть осторожным, Тоширо-сан и не упоминать этой темы в присутствии Аи. Она очень ранима, хоть и старается не показывать обид и страданий, чтобы не ранить нас. Она все еще ребенок, который очень многого не понимает. Пусть ее душа немного окрепнет перед получением печального знания, способного разрушать мечты.
— О чем же вы говорите, Хикари-сама? Я обещаю вам не ранить Аи, но не достаточно ли уже томить меня темными предчувствиями и странными догадками? Аи смертельно больна? Ей осталось жить совсем не долго?
— Нет, слава богам и духам предков, дело не в этом.
— Тогда в чем же?
— Дело в ее биологической сущности. Аи была создана в лабораториях, для войны. Только для войны. Она никогда не сможет родить ребенка.
— Только для войны? Бесплодна? — Тоширо остановился, лицо его отразило глубокое потрясение от страшной догадки. — Не может быть... Аи... по модели первых поколений?
— Да. — бледнея, дрогнувшим голосом произнесла Хикари. — Все именно так.
— О духи предков... — Тоширо обратил взгляд безумных глаз на камигами-но-отоме. — Вы шутите? Проверяете меня?
— Я не настолько жестока, Тоширо-сан. Замечая ваше взаимное влечение, я решила рассказать обо всем прежде, чем вы дадите друг другу важные обещания. Умоляю вас быть добрее к Аи. Она не виновата в том, что ее сделали такой. Ее отклонение беда для всех нас, но больше всех страданий получит не кто-нибудь, а она сама.
