Раньше я полагал, что хорошо знаю горы — в своё время я неоднократно посещал места, где проводились экскурсии по дикой, первозданной гористой местности. Теперь я точно знаю — в вопросе выживания в горах я не знаю ровным счётом ничего. Если бы не Ирума, я не только не дошёл бы до конечной точки своего путешествия — я не прошёл бы и десятой части пути. На высокогорье не зря почти совсем нет жизни — выжить здесь даже летом крайне сложно, а зимой, подозреваю, вообще невозможно. Деревьев здесь нет. Кустарника тоже. Редкие клочки жиденькой высокогорной травы, перемежающейся чахлыми горными цветами, с трудом пробиваются сквозь дикое нагромождение битого камня. Справа и слева от нас белыми заснеженными пиками бледно-голубое небо без единого облачка — все они остались далеко внизу — разрезают крутые горные вершины. Снег на них не тает даже в середине лета, и в то же время днём здесь настолько жарко, что даже камень, кажется, плавится под лучами палящего солнца. Ночью же, напротив, можно замёрзнуть, если заранее не укутался в тёплые шкуры — ветер приносит с горных вершин колючий, насыщенный снежной пылью ледяной воздух. Спасибо Ируме, что она заблаговременно озаботилась выделкой шкур, под которыми мы и спасаемся от холода по ночам.
Разрежённый воздух награждает тяжёлым дыханием и одышкой, даже когда ты просто медленно переставляешь ноги. Тяжело не только идти, но даже спать — во сне тебе всё так же не хватает дыхания. От любого усилия в голове начинает шуметь, а из носа идёт кровь. К виду крови я уже привык, и просто вытираю кровавые капли рукавом куртки. Ирума больше не охотится, и понуро бредёт рядом со мной, с усилием переставляя усталые ноги. Даже у выносливости аборигенки, оказывается, есть предел, и девушка его только что преодолела. Думаю, что ещё несколько суток подобного путешествия, и мы свалимся на камни без сил, навсегда оставшись в этих мрачных горах. Насколько наивен и оптимистичен я был в начале путешествия, и насколько реальнее я сейчас оцениваю свои силы. Ирума молчит, но если через два дня мы не достигнем перевала, то я дам команду повернуть обратно — в лоб нам горы не преодолеть, это препятствие оказалось выше наших сил. Придётся или идти в обход, или вообще отказаться от путешествия...
Перевала мы достигли на следующий день. Просто в один момент перед нашими ногами неожиданно разверзлась бездна. Страшное и одновременно завораживающее зрелище — ты стоишь на вершине горы, а под тобой на многие километры пустота, и лишь далёкие заснеженные пики гор теряются в голубой дымке горизонта.
Короткий облегчённый вздох — мы всё же дошли, — и цепкий внимательный взгляд уже обшаривает склон под ногами, выбирая дорогу. То, что на первый взгляд показалось бездной, на самом деле оказалось просто крутым склоном. Причём если бы не высокогорье, подобный склон не явился бы для нас с Ирумой большой проблемой, мы даже не стали бы применять страховку. Однако тяжёлое, полное опасностей путешествие по горам приучило нас к осторожности, поэтому, обвязавшись для страховки верёвкой, мы взяли в руки ледорубы и приступили к осторожному, размеренному спуску.
До темноты мы успели спуститься на несколько сотен метров, потратив на спуск почти четыре часа. Найти удобное место для ночёвки не удалось, и нам пришлось ночевать прямо на склоне, обвязавшись для страховки верёвкой, которую мы закрепили, обмотав вокруг крупного валуна. Костёр мы не зажигали, и ужин, соответственно, не готовили. Каждый перед сном пожевал маленький кусочек копчёного мяса, и точно такой же кусочек достался голодному дракончику, который, совсем не наевшись столь скудной порцией, жалобно скулил, свернувшись в клубочек на моей груди.
На спуск мы потратили целых три дня. В конце пути местность вокруг приняла более обжитый вид, появилась трава, кусты и даже отдельные редкие и чахлые деревья, каким-то образом умудрившиеся произрасти прямо на каменистом склоне. Стало значительно теплее, и в воздухе появились насекомые. А где насекомые — там и птицы. Вместе с птицами обнаружилась и другая мелкая живность — ящерицы и многочисленные грызуны. Несколько раз Ирума замечала пасущиеся на склонах небольшие стада ялов, однако охотиться на них не стала — она, как, впрочем, и я, мечтала поскорее спуститься с гор в долину.
О долине, раскинувшейся перед нами в конце четвёртого дня спуска, стоит рассказать особо. Впереди, километрах в сорока-пятидесяти, истаивая в туманной белёсой дымке, линию горизонта раздирали крутые заснеженные горные пики. Такие же горы виднелись и слева, и справа — мы оказались у подножия почти круглой котловины, со всех сторон окружённой горами. Ниже нас склон горы, по которому мы спускались, плавно переходил в уютную равнину, в которую со всех сторон стекались мелкие горные речушки, питающие расположенное почти в центре и окружённое густым лесом озеро. В сплошном море листвы тут и там виднелись небольшие зелёные проплёшины — или луга, или крупные лесные поляны. Возможно, я сейчас видел перед собой кратер давно потухшего гигантского вулкана, возможно — след от упавшего древнего метеорита, никакими иными причинами объяснить наличие обнаруженной нами гигантской воронки в местном горном массиве я не мог. Однако версия вулкана показалась мне более правдоподобной — она, кстати, объясняла и наличие почти круглого озера в самом центре долины, и буйство густой растительности, необычайно комфортно чувствовавшей себя в закрытом от пронизывающего ледяного ветра и обильно орошаемом множеством мелких ручьёв и речушек пространстве. Да и средняя температура здесь явно превышала обычную для местных широт, чему могли способствовать как жаркое солнце, так и внутреннее тепло земли. И если флора долины даже на первый взгляд отличалась богатством и разнообразием, то фауна просто обязана быть не менее богатой — мелкие птицы, охотясь на насекомых, постоянно мелькали перед нашими глазами, а в шуршащей под нашими ногами чахлой и низкорослой траве бегала многочисленная местная живность. Сотни квадратных километров дикой природы, защищённой от любопытных глаз аборигенов практически неприступными горными пиками — целый затерянный в горах неизведанный мир...
До озера, по моим прикидкам, было километров пятнадцать-двадцать, не больше. Если поторопимся, до воды дойдём часа за четыре. В таком крупном водоёме наверняка водится рыба, а, значит, сегодня вечером нас ждёт горячая уха и много жаренного на углях мяса. Или рыба не мясо?
— Долина обитаема, — как о чём-то само собой разумеющемся, сообщила Ирума. — Здесь живут люди.
— С чего ты взяла? — не поверил я.
— Посмотри — с той стороны озера над лесом вьётся лёгкий дымок, — указала рукой куда-то вдаль девушка.
Я присмотрелся повнимательнее, но никакого дыма нигде не заметил. Да и других следов жизнедеятельности человека я что-то не наблюдал, однако, не желая спорить с более опытной спутницей, просто спросил:
— Это что-то меняет?
— Нет, — ответила Ирума, — нам всё равно идти туда.
И мы пошли...
Заночевать нам пришлось на берегу озера. Как я и предполагал, оно оказалось богато рыбой, клюющей чуть ли не на голый крючок. Впрочем, пустой крючок я забрасывать в воду не стал — не до баловства, к тому же Ируме удалось поймать несколько крупных разноцветных стрекоз, которые мы с ней и использовали в качестве наживки. В первый раз за несколько дней я наелся до отвала и, накормив дракончика, съевшего, казалось, не меньше меня — как только в этого мелкого карапуза столько влезло, — разлёгся на шкурах и, лениво вороша прутиком багровые угли прогоревшего костра, смотрел на скрывающееся за горными пиками вечернее солнце. Зрелище было завораживающим — прощальные лучи светила раскрасили заснеженные вершины всеми оттенками красного, начиная с оранжевого и заканчивая тёмно-багровым. Только лишь за подобный величественный пейзаж стоило терпеть тяготы и лишения последних дней пути.
Свои мысли я высказал Ируме, тут же со мной согласившейся. Впрочем, мне показалось, что местные красоты произвели на девушку значительно меньшее впечатление, чем на меня, возможно, потому, что местные жители к красотам дикой природы давно привыкли и воспринимают их как нечто само собой разумеющееся.
В раздумьях и созерцаниях я и не заметил, как стемнело. В горах вообще темнеет достаточно быстро — кажется, всего несколько минут назад солнце своими последними лучами ещё освещало вершины гор, но стоило мне ненадолго отвлечься, как на мгновенно потемневшее небо уже высыпали многочисленные звёзды, и показалась одна из местных лун — та, что поменьше и красного цвета. Вторая, белая, должна была появиться на ночном небосклоне ближе к полуночи, поэтому первая половина ночи обещала быть тёмной. Поймав за хвост сделавшего в кустах свои дела и вернувшегося к костру дракончика, я прижал маленькое пушистое тельце к своей груди, накрылся любезно предоставленным мне Ирумой одеялом из шкуры ялов, которое она успела достать из рюкзака и просушить у костра, и сразу же провалился в глубокий сон без сновидений.
Весь следующий день мы отсыпались, отъедались, и вообще отходили от последствий многодневного блуждания по горам. Ирума с утра успела пробежаться по лесу и подстрелить молодого кабанчика, которого едва дотащила до стоянки. Тушу на мясо мы разделывали сообща, лениво отгоняя от исходящего паром мяса дракошу. Потом я коптил мясо на костре, скармливая жалобно скулящему питомцу мелкие кусочки полупрожаренного лакомства, а моя спутница занялась ремонтом и приведением в порядок всей нашей амуниции — подшивала оторвавшееся, точила затупившееся, чистила и стирала загрязнившееся. Пока пережарилось всё мясо, пока отремонтировались вещи — начало темнеть, и ни о каком продолжении путешествия речь уже не шла. Единственное, что я успел сделать перед сном — это немного потренироваться в плетении рун. В путь мы, разумеется, двинулись лишь на следующее утро.
Начало пути ознаменовалось мелким происшествием — дракоша, убежавший в кусты по своим надобностям, вероятно, забрался слишком далеко в лес и там случайно спугнул отдыхающую после ночной охоты рысь. По крайней мере, именно так назвала убитого зверя Ирума, метким выстрелом из лука свалившая гнавшегося за улепётывающим со всех лап и отчаянно визжавшим дракончиком разъярённого хищника. Пришлось немного задержаться, чтобы аккуратно снять с убитой кошки её роскошную пятнистую шкурку. Саму тушку мы бросили на опушке леса — кто-нибудь из падальщиков да подберёт, а добытую в качестве трофея отмытую от крови мокрую и тяжёлую шкуру я привязал к своему рюкзаку таким образом, чтобы капающие с неё капли воды не попадали мне на ноги.
Из-за этого происшествия выдвинулись мы достаточно поздно — солнце уже успело подняться высоко над горизонтом и порядком прогреть тяжёлый стоячий воздух. Однако столь мелкое неудобство мы уже практически не замечали — после крутых каменистых горных троп идти по мягкой прелой листве было одно удовольствие. Наше настроение разделял и дракончик, весело бегающий кругами вокруг и так и норовивший нырнуть прямо под ноги. Путь наш пролегал вдоль побережья озера к месту, где Ирума заметила поднимавшийся из леса дымок и где, предположительно, должны были жить люди.
Первые признаки того, что долина всё-таки обитаема, увидела, разумеется, моя спутница — зоркости её глаз и внимательности мог бы позавидовать любой следопыт. Я, типичный городской житель, никогда бы не заметил, что у куста, мимо которого мы проходили, кто-то срезал побег, причём срезал уже давно — слегка наклонный и идеально ровный потемневший срез был расположен практически у самого уровня земли. Для того, чтобы убедиться в искусственности едва торчащего из земли пенька, мне пришлось подойти почти к самому кусту, а ведь Ирума заметила его с расстояния в несколько десятков шагов. Это насколько же внимательным надо быть, чтобы успевать не просто смотреть по сторонам, но и анализировать увиденное вплоть до мельчайших деталей на расстоянии в десятки шагов вокруг! Воистину, смотреть и видеть — разные вещи. Вот что значит проведённая в лесу жизнь...
— Мы движемся в правильном направлении и скоро придём к нужному месту, — как о каком-то свершившемся факте, спокойно сообщила девушка.
— Ты уверена? — на всякий случай переспросил я.
— Жителям потребовался ровный черенок орешника. Возможно, для посоха или лопаты — не знаю точно, но толщина срезанного прутка говорит именно о подобном его применении. Такой найти непросто — иногда приходится осмотреть несколько десятков кустов, чтобы выбрать подходящую ветку. Однако только за этот день мы уже неоднократно проходили мимо подобных кустов, и как минимум несколько подходящих побегов на них росло. Следовательно, наш незнакомец, подыскивая требуемое, просто не дошёл до этих кустов, завершив свои поиски значительно раньше. Предположив, что орешник встречается в лесу примерно одинаково часто, я высчитала среднее расстояние между кустами, взяла то количество кустов, которые я сама бы осмотрела на предмет необходимой мне древесины, и определила, что идти нам осталось, скорее всего, не более десяти — пятнадцати минут.
Через пятнадцать минут мы действительно вышли на небольшую, окружённую со всех сторон огромными раскидистыми деревьями живописную полянку, в самом центре которой стоял рубленый из брёвен большой деревенский дом с четырёхскатной крышей. Даже беглый взгляд на строение навевал мысли о вечности — так строят на века, если не на тысячелетия. Внешний вид дома прямо-таки кричал о своей монументальности. Высокий, сложенный из громадных грубо обтёсанных каменных глыб фундамент. Стены из брёвен в обхват, а, может быть, и в полтора с прорубленными в них большими окнами с верандным остеклением. Просторное крыльцо под опирающимся на массивные бревенчатые столбы навесом, на которое ведут тёсанные из цельных деревянных плах широкие ступеньки числом — я специально посчитал — семь штук. Почерневшее от времени дерево и мох, прижившийся на камнях фундамента, лишь подчёркивали древность строения. И при всём при этом дом был обитаем — над высокой, сложенной из светло-серого камня-плитняка трубой прозрачным маревом дрожал раскалённый воздух.
Ирума, не раздумывая, покинула опушку леса и широким шагом, разгребая ногами густую шелковистую траву, обильно разбавленную яркими луговыми цветами всевозможных форм и расцветок, уверенно направилась к дому. Я пристроился вслед за своей спутницей, предварительно подхватив на руки путающегося под ногами дракончика, который тут же, сложив на спине свои куцые крылышки, ткнулся своим влажным чёрным носом мне в подмышку и блаженно засопел, свесив вниз свой длинный чешуйчатый хвост.
По ступенькам на крыльцо тоже первой взбежала Ирума. Подойдя к закрытой двери, она вежливо постучала костяшками пальцев по струганным доскам дверной обшивки и громко спросила:
— Хозяин дома? Мы путники, просим крова на несколько дней.
На стук никто не вышел, и девушке пришлось постучать вновь, повторив свой вопрос. Когда и в третий раз дверь нам никто не открыл, я, стоя рядом и наблюдая за безуспешными попытками моей спутницы дозваться хозяина, взялся за ручку двери и потянул её на себя. Дверь с лёгким скрипом отворилась...
