Сетра Лавоуд

Чтобы доказать это, я не могу сделать ничего лучше, чем процитировать из выше упомянутого Как Траут и Три'нагор бродили ночью:

Три'нагор повертел пальцами орб. Хотя он и его товарищ все еще были в виде людей, раздался звон, как если бы монета потерлась о чешую.

— Они могут менять это на еду, одежду, безопасное или, по меньшей мере, комфортабельное место для сна, на услуги целителя или временной подруги.

— Так они и делают, — сказал Траут.

— Тем не менее вы должны согласиться, что нам не нужны ни еда, ни кров. О целительстве я вообще не говорю, а наши любовницы должны быть совсем другими.

— Было бы абсурдно спорить с этим.

— Тогда почему, скажите мне, мы должны играть таким же способом, как делают они, когда мы рискуем проиграть совсем другое?

Большинство людей в мире знают, как ответил Траут. Для тех же, кто слишком молод или вырос в провинции, я, будьте уверены, вернусь к этому знаменитому ответу в подходящее время. Но сейчас давайте продолжим наш предыдущий рассказ.

Сейчас необходимо сказать пару слов об играх, в которые играют боги. Напомним, что зачастую они придерживаются противоположного мнения о значении и целях таких действий, и, действительно, что это за боги, чьи действия имеют значение и цель, в то время как обычно они не делают ничего, но только без конца обсуждают? Когда этот взаимный обмен мнениями достигает уровня спора (то есть, говоря обычным языком, они не согласны друг с другом, но не в ученом смысле этого слова, а тогда, когда обсуждают что-то важное), то становятся предметом мифопоэтической интерпретации, хотя у некоторых писателей боги ссорятся почти непрерывно, в то время как у других они только демонстрируют разные стороны одной и той же мысли.

Но, самое главное, замечание Три'нагора бесспорно справедливо: хотя идея риска ни в коем случае не чужда богам — Катастрофа Адрона, как мы можем предположить, может считаться таким несчастным случаем — их риск измеряется не ценой обеда или даже ценой крови. Честь, однако, является понятием, с которым они знакомы, и сколько раз мы слышали такие вполне обыкновенные в нашем мире заявления: "Я ставлю мою священную честь", за которым следует, на жаргоне игроков, что-то вроде "поддерживешь ли ставку"?

И, конечно, у богов есть понятие о месте и занимаемом положении, так что хотя они никогда не ошибаются, все-таки один может быть более прав, чем другой (мы отсылаем заинтересованного читателя к старой Дворцовой пьесе Рыбы в свой Сезон, где эта мысль проиллюстрирована самый интересным образом).

Когда я в первый раз встретился с Паарфи Раундвудским, он работал над обработкой Восточной легенды об Фенарианских гулях — вампирах, которые не подвержены зловредному влиянию чеснока, что и привело их к подлинно трагическому величию. Результатом этой работы должны были стать несколько объемистых томов и по меньшей мере еще два тома детальных рецептов, разработанных этими несчастными во время их долгих странствий. Мы обсуждали все это во время обеда (скромная трапеза из нескольких блюд — жареный поросенок, немного капусты, рыбный стейк, небольшая утка, холодный суп с лесными ягодами; остальное не удержалось в моей памяти), и, к моему вечному сожалению, я предположил, что, возможно, исследование этих блюд интересует Паарфи больше, чем древний рассказ о вечно голодных живых трупах. Паарфи ответил, что такие мысли действительно часто посещают его, и на это указывает даже выбранное им название своего труда Кровь и Красный Перец.

Увы, я очень и очень сожалею, но этот труд был отложен в сторону, если вообще не заброшен, и хотя я не сыграл никакой роли в тех книгах, которые у нас есть и которые нам обещаны, тем не менее самоуверенное обещание помощи в исторических исследованиях кажется погубило труд, хотя, конечно, в обмен у нас есть нечто более роматическое.

Я мог бы продолжать без конца, но издатель сообщил мне, что Виконт Адриланки должен быть опубликован в трех томах и мне запретили писать четвертый.

А теперь, достойные клиенты, перейдем к нашей истории. Она известна всем мифографам как Боги играют в Фантомов, и, что достаточно необычно, включает весь пантеон, и рассказывает не об их обычной игре в Орбы или в Кости, но о варианте соревнования в символы, известном в наших игорных домах как Семилапый Джарег.

Когда игра начинается, все боги сидят на своих местах по кругу в Залах Суда — этот этап всегда упоминается, иногда с детальным описанием расположения тронов — и каждое божество получает потайной ящичек с двумя фантомами — образами особого типа и значения. Чаще всего эти типы соответствуют тем, которые находатся на игральных картах нашего мира — Мечи, Орбы, Дзуры, Девушки и им подобные. Иногда бывают и экзотические образы: Штормы, Раны, Песни. В некоторых рассказах говорится о непонятных нам символах, так что изредка можно услышать истории о том, как Верра, например, держит Тройку: Безымянное, Бесконечное и Безвременное.

Часто спрашивают, как боги, которые знают все на свете, по меньшей мере из того, что происходит сейчас, и большую часть прошлого, не знают, каких фантомов их компаньоны вытянут следующими.

Некоторые утверждают, что боги, как часть системы равновесия, которая должна существвать среди таких сил, умеют сохранять свои секреты от других; другая точка зрения, более популярная среди обычных людей, состоит в том, что боги могли бы узнать, если бы захотели, но из вежливости этого не делают.

Когда игроки объявляют, что они удовлетворены рапределением фантомов — и при этом никто не спрашивает, не произошла ли ошибка, но только вежливо подтверждает, что получил — они проверяют свои потайные ящички и решают, будут ли они рисковать и присоединяться к игре, или лучше пропустить.

В том случае, о котором идет речь, Барлен нашел у себя Туза и Семерку Мечей. Сильная карта, стоящая риска, решил он и объявил, что играет.

Верра нашла у себя Короля и Наследницу Орбов, очень сильный расклад. Так что ей осталось только решить, уровняться ли с Барленом или, может быть, повысить; посмотрев на число тех, кто еще не говорил, она решила уровнять.

Морансё увидела Тройку Орбов и Наследницу Чаш, и спокойно вышла из игры.

Кейрана увидела Восьмерку Орбов и Наследницу Дзуров, и, достаточно долго поколебавшись, также предпочла не рисковать.

У Ордвинака были Четверка Чаш и Пятерка Мечей. Он вошел и уровнял с таким видом, как если бы ему уже было скучно.

Нисса обнаружила у себя Шестерку и Восьмерку в Чашах, и уровняла.

Келхор увидел Девятку Орбов и Короля Дзуров, и остался в игре.

У Траута оказались Восьмерка Дзуров и Наследник Мечей, и он мудро решил выйти из игры.

Три'нагор увидел Двойку Мечей и Десятку Чаш, и остался.

На следующем этапе игры пред всеми собравшимися появились еще три фантома (те, кто выходят из игры, в основном наблюдают за ней и отпускают замечания, иногда достаточно резкие). Эти новые образы являются общей собственностью всех, потому что, как безусловно поймет каждый, если немного подумает, хотя каждое божество имеет свой собственный облик и силу, намного большая материя Вселенной является общей для всех них. Эти три добавочных фантома называются "Падение", в честь великого перемещения богов из их предыдущего мира и их единственной мечты, обосноваться на земном, материальном уровне.

Наше Падение состояли из Семерки Орбов, опять Семерки но Чаш, и Тройки Дзуров.

Теперь у Барлена было три Семерки, и он продолжил рисковать.

Верра увидела, что у нее три Орба, но это не было настоящим усилением, а надежды на то, что оставшиеся два фантома подойдут, почти не было. Она вышла.

Ордвинаку была нужна Шестерка для Стрита. Он рискнул и продолжил играть.

Нисса тоже уровняла, по причинам, которые мы не в состоянии угадать.

Келхор и Три'нагор потеряли надежду и вышли.

В этото момент добавился еще один фантом, называемый "Четыре Пути" из-за того, что он был четвертым символом и символически представлял пути в четырех направлениях, четыре ветра и даже перекресток земных дорог. В нашем случае это была Пятерка Чаш.

Барлен по-прежнему имел три Семерки и решил рисковать дальше.

У Ордвинак были две пары, хотя одна младшая (зато вторая старшая). Возможно только из-за своей часто замечаемой инертности он продолжил игру.

У Ниссы на руках оказался стрит, и даже стрит-флеш. Некоторые из тех, кто рассказывает эту историю, обвиняют ее в предвидении будущего, хотя никакой игрок не опустится до этого. Так что она подняла. Остальные уровняли.

И наконец появился последний общий фантом, известный как "Река Мечты". ( Я слышал, что в некоторых играх смертных его называют "Дороги Мертвых", но эта шутка не вошла в мифографическую литературу). Все те, кто остался в состязании не убоявшись риска, выбрали пять фантомов из семи доступных им, старясь создать наиболее могущественную комбинацию.

В нашем случае появилась Четверка Орбов.

Теперь, любой, у которого было Шесть, мог получить стрит. У Барлена, однако, осталась только три Семерки. Он издал то, что можно назвать (в мифографическом смысле) вздохом разочарования, и вышел.

У Ордвинака были три пары, но, конечно, он мог сохранить только две, и еще одну самую высшую карту, для финального раунда. Он рискнул и продолжил игру.

Не-игрок может удивиться этому, и даже игрок-любитель может спросить себя, как одно божество может надеяться обмануть другое, у которого намного лучшие карты. Простой ответ (а есть и сложные) — тот же самый как и то, почему рискуют: хотя один не хочет сдаваться и уходить, другой не хочет потерять больше, чем необходимо, особенно когда всегда есть возможность уйти.

Нисса уровняла.

— Покажи, — сказал Ордвинак.

Почти прозрачная силуэт Ниссы покрылся рябью. — Вы проиграли? — сказала она, открывая свой стрит.

— Да, — сказал Ордвинак. — И они говорят, что я игрок.

Когда я в первый раз встретился с Паарфи Раундвудским, он только что прошел через горестный этап борьбы со своим бывшим издателем и страдал под штормом академической критики (хотя, как он сам заметил, этот шторм пригнул к земле множество деревьев, но никто не слышал, чтобы хоть одно из них упало), и я спросил его о блюде "беззаконный суп" и впечатлающем вине Сопрони, и еще о том, почему он выбрал редкую (тогда) и трудную задачу преобразования истории в рассказ таким своеобразным способом; задачу, обещавшую неясные перспективы, непоседливую жизнь и в постоянно меняющуюся репутацию.

Он ответил мне теми же словами, которые мудрый Траут сказал Три'нагору, — Потому что это единственная игра в городе.

Дальше следует приложение из 1-ого тома "Виконта", которое, как мне показалось, будет лучше после 3-его.

Все цитаты из Гвардии Феникса и Пятьсот Лет Спустя в переводе Гольдича.

(А.Вироховский)

Некоторые заметки к двум анализам авторского метода и голоса

С. Софрония Клеберс

постоянный челн особого Факультета

Изучения Драгейры

Как писать как Паарфи Раундвудский

1. Всегда говорите о себе "мы". Неясно, почему Паарфи предпочитает использовать множественное число первого лица. Не похоже, что в этот момент он говорит от своего имени и от имени своего читателя; непохоже и то, что он говорит от себя и от Стивена Браста. Круг его настоящих друзей ограничен им самим и его рукописью, но обычно это не заставляет пистателя говорить во множественном числе. Может быть, что он использзует редакторское "мы". Но не исключено, что в его кармане сидит мышь.

2. Не используйте конструкцию "он или она", или "его или ее". В драгейрианском языке используется символ джиа, обозначающий персону неизвестного пола, таким образом Паарфи избегает этой трудности. Стивен Браст решил перевести его как "он", "его" и "ему", к вечному недовольству Паарфи.

3. Так получилось, что в Драгерьянском, как и еще в нескольких языках в нашем мире, утверждения наблюдения факта грамматически отличаются от догадок, выводов и неосновательных предположений. Чтобы проиллюстрировать это, давайте сравним Английский, который разрешает использование того же самого глагола во всех этих смыслах — Я вижу, что она красная и Я вижу, что она новая — с языком Хопи (племя североамериканских индейцев), который требует, чтобы говорящий различал это: Я вижу, что она красная, но Я думаю, что она новая.

В переводе Браста эта разница выражается глаголом "считать". Он занял место таких слов как придумать, угадать, ссылаться, утверждать, воображать, заявлять, верить, говорить (без дальнейшего доказательства), теоретизировать, думать, быть под впечатлением, что, представлять как факт и считать (в смысле "претендовать на то, что говоришь правду"), как и вопросительное (вы) хотите, чтобы я вам поверил, то есть в утверждениях, ни на чем не основанных.

Из перевода Браста работ Паарфи, посвященным событиям до Междуцарствования, ясно, что в это время Драгерьянский язык также различал состояние неточного знания со стороны говорящего от точного, различие, которое Браст чаще всего переводит как "подумал было". Какая бы не была причина — а лингвистическая эволюция Драгерьянского находится за пределами нашего эссе — во время событий, описанных в этом томе, в повседневной речи обходились без этого этого различия, насколько мы это знаем.

4. Когда "почти" не используется для выражения количества, оно используется для усиления иронии или утверждения. Выражение Я почти думаю так в ответ на вопрос грубо переводится "Я действительно думаю так". Использование его, как ответ на вопрос — "Снаружи холодно?" — "Почти" — примерно равноценно — "Вам лучше думать, что это именно так".

5. У множества людей, говорящих по Английски, есть одна или несколько обычных фраз, которыми они заполняют паузы, возникающие в разговоре. Некоторые из этих фраз что-то означают; другие близки к обычному нейтральному шуму. Чтобы добиться этого эффекта, все такие фразы Паарфи Браст заменяет словом "хорошо". Среди заменяемых фраз: вы знаете; давайте скажем, что; я догадываюсь; да; я предполагаю; я могу понять, что; если вы говорите так; любой; может быть и так; я слышал, что так говорили; вы можете сказать, что; в этом случае; если вы чувствуете, что это именно так; и наконец это может быть и так, но.

Судя по различным обстоятельствам, в которых мы видим, как они используются, "хорошо" — одно из таких слов, вроде "верно" или "ну", которые способны передать широкий и трудно уловимый спектр значений, в зависимости от интонации, которую говорящий придает ему.

За "хорошо" всегда следует запятая. Единственное исключение — когда оно используется как фраза, состоящая из одного слова, что приблизительно эквивалентно "Если вы так говорите", сказанного с сомнением в голосе.