В каюте Найлуса жить Сарен, скорее всего... пока отказался. И потому, что понимал, что стеснит сородича, и потому, что знал: он сам ещё недостаточно выздоровел, оправился от последствий пребывания в состоянии хаска. Сейчас ему, как интуитивно предполагала Чаквас, всё чаще и всё острее думалось, что он — изломан и потому его жизнь уже никогда не сможет стать нормальной, привычной, обычной.
Карин и сама не подозревала, насколько она права, но, почувствовав настроение старшего турианца, подошедшего к её рабочему столу в 'кабинетике', не стала прибегать к озвучиванию нотаций. Она просто сказала:
— Сарен. На самом деле никакой нормальной и обычной жизни не существует. Есть просто жизнь. И каждый разумный сам даёт этой жизни свою оценку, по-разному её воспринимает. И всю, какую прожил, и каждый её момент.
Турианец выслушал сказанное Карин спокойно, ничем не выдав своего несогласия. Помедлив, он взглянул на сидевшую за своим рабочим столом главу Медотсека, потом сказал:
— Возможно, доктор, вы правы. Но... впереди — война, а не мирная жизнь. Наверное, это для меня — шанс. Шанс проявить себя, шанс обрести новый смысл жизни. На войне разумные органики не только воюют, не только умирают. Они на войне живут. Не всегда живут войной. Часто — живут миром. Или — ожиданием мира. А я... — Сарен запнулся, — я счастлив тем, что на войне я буду воевать. Буду делать то, что умею делать достаточно хорошо. Многое, что обычно для мирной жизни, даже — необходимо для мирной жизни, на войне... — он помедлил, собираясь с мыслями. — Не так уж и важно это на войне. А вот то, что важно для войны, на войне — действительно, вдвойне и втройне важно. Сейчас... Я знаю, например, что мне важно будет принимать участие в активных боевых действиях против Жнецов и их, как вы люди называете, пособников. Можно сказать даже 'помощников' и 'сподвижников', хотя я бы остановился на термине 'пособник'. Слишком мелки эти... исполнители для статусов 'помощник' и 'сподвижник', хотя на своей стороне, на стороне зла, они... тоже могут и, наверное, считают себя именно помощниками и сподвижниками тех же Жнецов. Да пусть считают так, как хотят... Они — на той стороне, мы — на этой. И между нами нет никаких полутонов, — он сделал короткую паузу, вздохнул, постаравшись сделать это негромко. — Странная это будет война. Без полутонов. Без переходов. Или — или. Мы, турианцы, воюя с врагами, о которых Совет Цитадели не имеет ни малейшего понятия, и то редко когда приближались к такому пониманию. И вот теперь... — турианец не договорил, махнул рукой, скрываясь в выделенной ему выгородке и задвигая полог ширмы. Скрипнула кровать: Сарен улёгся подремать. Чаквас, взглянув на свой инструментрон, отметила, как по-иному замерцали индикаторы состояния: Сарен уснул. Может быть, его действительно утомил разговор с Найлусом. А может быть, он просто хотел отдохнуть, восстановить силы.
'Надо проведать, как там матриарх, — подумав об этом, Чаквас вывела на экран инструментрона сводные данные мониторинга состояния азари. — Да, в отдельной 'выгородке' крепко спит Шепард, но он будет спать ещё очень долго — больше десяти часов, а возможно — и все двенадцать. Потому... Надо посмотреть, каково состояние здоровья азари сейчас. Приборы, аппаратура, это хорошо, ценно, важно, но... ручные методы контроля и осмотра, взгляд и понимание врача — ничто заменить не может. — Карин встала, прошлась по кабинетику, обдумывая просмотренные данные'.
Едва заметно завибрировал настольный инструментрон — пришла очередная сводка состояния корабля и экипажа. Просматривая её файл, Карин на время отодвинула в сторону мысли о состоянии здоровья гостьи. Необходимо было отметить в файле места, требующие её врачебного внимания, а может быть — и вмешательства.
Работа над содержимым полученного файла заняла около десяти минут. Закрыв файл, Чаквас встала, осторожно отодвинула в сторону полотнище ширмы, закрывавшее проход в 'выгородку', где размещалась азари.
Матриарх открыла глаза, осторожно, насколько позволяла выемка, повернула голову к вошедшей. Взгляды азари и человека встретились. Карин подошла к кровати, взглянула на индикаторы мониторов над кроватью, быстро осмотрела пациентку, убедившись, что никаких оснований для беспокойства действительно нет: Бенезия выздоравливала.
— Он... очень переживает, — тихо сказала матриарх, понимая, что Карин сразу определит: речь идёт о Сарене. — Я его... не узнаю. Он всегда был, ещё до нашей первой встречи, жестоким, суровым, страшным. А тут... Я его таким... никогда ещё не видела. И, наверное, таким его ещё не знали и не видели те, с кем он хотя бы один раз в жизни пообщался. Или, хотя бы — повстречался, — азари вздохнула. — Я понимаю... он — воин, он останется на борту фрегата. А мне... мне предстоит с дочерью вернуться в Пространство Азари. И жить... скромно. Очень скромно. Рядом с дочерью... — Бенезия замолчала на несколько секунд. — Я... До сих пор... поверить не могу, что вернулась в нормальную жизнь, но... Я всё сделаю, чтобы дочь вернулась ко мне и к Этите. Я её больше никуда от себя не отпущу. Нам, мне и ей, надо не только о многом поговорить. Нам обеим теперь надо быть рядом друг с другом. Надо быть вместе, — матриарх медленно вздохнула, сама не веря в то, что совсем скоро сможет увидеться со своей дочерью.
Пятьдесят лет она её не видела, не общалась с ней. Какой она стала, её Лиара, её Крылышко? Дочь, единственная дочь, которую она родила с полного согласия Этиты тогда, когда до бездетности оставалось... слишком мало времени.
Этита, поглощённая общественной деятельностью, поняла Бенезию тогда правильно — из них двоих родить нормально могла только Бенезия. Этита уже родить не могла. Даже забеременеть не могла. А вот дать начало новой жизни... ещё могла. И Бенезия была благодарна Этите. Лиара действительно стала любимой дочерью. Любимой обоими матриархами. Дочь двух матриархов азари. Таких детей в Азарийском пространстве было немного. Вполне возможно, это обстоятельство и стало одним из оснований непохожести Лиары на других молоденьких дев азари.
— Она вернётся к вам, Бенезия, — тихо сказала врач. — А война... Она — не вечна. Если к нам, нынешним, живущим в пределах уже нового, другого Цикла, вернулся протеанин... То, может быть, нам удастся выстоять. А потом — удастся победить Жнецов. — Чаквас поняла, что Бенезия задумалась о дочери, но не стала хоть как-то акцентировать на этом внимание собеседницы.
— Я очень хочу верить в такую возможность, — сказала азари. — Но всё же... Я... боюсь за Джона. Знаю. Таких умелых, сильных, умных... посылают в бой первыми, ставят... на самые сложные участки. И они... они часто очень рискуют. И... гибнут. Чтобы не гибли другие, менее подготовленные, — матриарх смутилась, но Карин мягким взглядом побудила собеседницу продолжать. — Я вот... вроде бы и матриарх по возрасту, а влюбилась — как молоденькая азари. Сама не понимаю, как я сумела... — азари стремилась говорить потише, поспокойнее, но разве такое спокойно и тихо скажешь?!... Слова сами льются из уст. Сердце колотится, подтверждая, что это — не 'морок' первой влюблённости, а настоящее, большое чувство. Любви. Настоящей, подлинной. И потому Бенезия, сама не заметив, стала немного даже хвалить Шепарда, удивляясь, как много она сумела понять, хотя ни разу так и не поговорила с ним. Только видела один единственный раз. И — влюбилась. Просто влюбилась. Наверное, и потому, что он её спас. Спас личность от распада, от перехода в небытие. Сделал то, что не мог бы сделать никакой другой разумный органик любой расы. — Я... я теперь очень хорошо понимаю, насколько мало знала о людях, о землянах, — говорила матриарх. — И я очень рада, что пообщалась, поговорила, увиделась с вами, увидела и многое поняла о Шепарде. Я очень хочу... познакомиться, поговорить, пообщаться, увидеться со всеми другими нормандовцами.
Карин слушала Бенезию и думала. Сейчас Сарен — в своей 'выгородке', спит. Он уже впервые, ненадолго, но вышел за пределы Медотсека. Пообщался с сородичем, увидел так или иначе корабль, увидел нормандовцев. И, значит, самое время теперь предложить Бенезии выйти за пределы Медотсека. Она вполне пришла в норму. Может быть, потому, что как женщина, она более крепка и способна достаточно быстро восстанавливаться? Может быть. Матриарх и в самом деле первая восстановилась после операции. И послеоперационный период у неё протекал мягко и беспроблемно. У Сарена хуже обстоят дела. Ненамного, но — хуже, а он всё же решился выйти из Медотсека, поговорил с Найлусом, сам вернулся обратно. Мужчина, турианец, воин. Вряд ли ей, врачу, женщине, следовало бы ожидать от безжалостного легендарного Спектра другого поведения. Сарен был безжалостен к другим разумным, это да, но он был и безжалостен к себе. Если потребовалось, он на полном автомате рискнул бы собой. Неоднократно рискнул бы. Уж такой он. Сейчас он лёг и, скорее всего, уснул, а значит, будет лучше представить Бенезию подругам, а если получится — то и Дэвиду. Командир фрегата должен поговорить с ней. Ей же, как врачу, совершенно не надо присутствовать при этом разговоре — матриарх азари вполне пришла в норму. Нет никаких признаков возможного ухудшения её состояния.
Взглянув на индикаторы системы позиционирования, размещённые на экранчике наручного инструментрона, Карин приняла решение: она вместе с Бенезией пройдёт по кораблю, побывает в кубрике у подруг. А потом... Потом, наверняка, со старшей Т'Сони захочет пообщаться и Андерсон. Он ведь не сухарь какой, не потащит гостью сразу к себе в каюту. Вполне сможет поговорить с ней вне пределов своего постоянного обиталища. Ему будет интересно поговорить с матриархом. О многом.
— Сложное время наступает, — неспешно произнесла Бенезия, чувствуя, что собеседница сейчас думает совершенно о другом. — Я не знаю, как сложится моя жизнь в самое ближайшее время. Да, понимаю, что мы, вполне возможно, задержимся на Иден-Прайме и — задержимся надолго. А потом... потом вполне может быть, прибудем на Цитадель... Всё же побывать у Советников нам придётся. Появление протеанина... меняет очень многие планы. И лишь потом наступит время моей встречи с Лиарой. Почему мне кажется, что в связи с протеанином... это время — отодвинется... Мне не верится, что он... единственный. И, наверное, мало кому из нормандовцев в это верится. Не может быть представитель столь могущественной расы быть сейчас... одинок. Может быть, за предстоящий нам на Иден-Прайме месяц стоянки, мы сможем окончательно ответить на этот вопрос...
— Может быть, Бенезия. Может быть. — Чаквас стремилась не использовать сокращённые формы имени собеседницы, хотя ей очень хотелось это делать. — Я рада, что вы... вполне в норме. И потому, думаю, вам не повредит тоже выйти за пределы Медотсека. Хочу представить вас своим подругам. Да, да, тем самым, кто сшили вам одежду, — уточнила врач, отметив возросшую и чётко проявленную заинтересованность матриарха. — Уверена, что вам будет, о чём поговорить с ними. А потом... потом поговорить с Дэвидом и увидеться и пообщаться с другими нормандовцами.
— Женский клуб? — без улыбки сказала или, может быть, спросила Бенезия.
— Возможно, — ответила Карин, подумав о том, что матриарх в очередной раз оказалась права: жизненный многостолетний опыт никуда не делся. С её-то появлением, почти девятисотлетней азари, на борту фрегата, появлением здесь... Многое изменится. Не может не измениться. Впрочем, с возрастными рамками — полный беспорядок. Старое летосчисление, новое летосчисление. То ли восемьсот, то ли девятьсот лет старшей Т'Сони исполнилось. О мелких цифрах врач корабля сейчас не думала — они не были важны.
— Карин... — произнесла матриарх, вставая с кровати. — Я прошу прощения, но... может быть, лучше не комбинезон, а платье? Комбинезон... не буду спорить и отрицать, хорош для Медотсека. Но вне его... я буду лучше чувствовать себя в платье. К комбинезону... мой головной убор... не слишком подходит, а без него я чувствую себя... не лучшим образом. Непривычно мне без него появляться, как вы, земляне, часто говорите, 'на людях'.
— Не возражаю, Бенезия. — Чаквас встала. — Я вас оставлю. Пакеты — на прежнем месте. Думайте, решайте. Как решите и оденетесь — выходите из 'выгородки' и мы с вами пройдём в кубрик к моим подругам. С Андерсоном, скорее всего, вы встретитесь потом. Он не будет мешать вашему общению с женщинами и девушками.
— Поприсутствуете? — матриарх наклонилась над стульями, стала распаковывать пакеты, перебирать обновки.
— Недолго. У меня... есть необходимость вернуться в медотсек поскорее. Сарен пока что не совсем полно восстановился и разговор с Найлусом его сильно утомил. Сейчас он спит, но сон его — некрепкий. Надо проконтролировать его состояние, возможно, подпитать. И витаминами в том числе, — уточнила врач.
— Он рад, вполне возможно, что обратно в Медотсек он шёл без конвоя, — отметила матриарх, доставая из пакета и разворачивая платье, прикладывая обновку к телу.
— Зеркало. — Чаквас нажала на своём инструментроне несколько сенсоров и пластина, закрывавшая зеркальную поверхность на стене, отошла в сторону. — Оно, конечно, не в полный рост...
— Мне — хватит, Карин, — усмехнулась матриарх, оборачиваясь к зеркалу. — Спасибо, — она стала разглядывать своё отражение, поворачиваясь в разные стороны. — Хорошее платье. Я обязательно поблагодарю ваших мастериц.
— Поблагодарите, поблагодарите, — сказала Чаквас, выходя из 'выгородки' и закрывая за собой полог ширмы.
Идя к своему рабочему столу, Чаквас думала о том, почему остальные инопланетяне не всегда видят в азари женщин. Конечно, целая раса, состоящая только из женщин — это напрягает человеческое, да и не только человеческое восприятие, но — вполне работоспособный вариант. Если азари не рожает детей ни разу в своей жизни, почему бы ей не сойти за мужчину? Внешность здесь играет едва ли не последнюю роль — азари спокойно и свободно, в немалой степени благодаря развитой биотике, работали на тяжёлых, чисто 'мужских' работах, выполняли все требования инструкций, соблюдали безопасность и потому достаточно легко обходились без азари-мужчин. Может быть, в далёком прошлом азари и были двуполыми и разнополыми, а потом... потом произошло нечто, оставившее в живых только азари-женщин. Тёмная история. Очень тёмная, — подумала Карин, присаживаясь за рабочий стол в своё любимое кресло и включая настольный инструментрон.
Наступало время очередного дистанционного медконтроля. Нужно было 'охватить' и Аленко, и Шепарда, и всех остальных нормандовцев. Сарен был здесь, индикаторы его состояния почти сплошь уже стали зелёными, так что особых проблем не ожидалось. Матриарх продолжала примерять обновки и решать нелёгкий для любой женщины вопрос: 'что следует надеть?'. Так что время для проведения рутинного контроля у Чаквас было.
Радуясь тому, что осталась в одиночестве, Бенезия разделась донага, разложила на кровати бельё и одежду, отложила в сторону комбинезон, достала из настенного шкафчика свой головной убор. Оглядев шапку со всех сторон, матриарх убедилась, что она не сильно пострадала и сохранила по большей части и форму, и целость. Так что надеть её было вполне возможно. Без шапки... Бенезия чувствовала себя слабой и какой-то беззащитной.
