Дракон помолчал, свыкаясь с мыслью, что придется отправляться туда, куда, как он был уверен, он не вернется никогда.
— Сколько вам нужно времени на подготовку, мэтр?
— На все обряды — думаю, пару лет. А на создание амулета — три или четыре месяца.
— Пусть будет так!
Когда архимаг ушел Ажар отправился в подземелья замка и сменив ипостась, кричал под каменными сводами пещер, пока силы не оставили его. Ярость, боль, гнев, стыд, скорбь — все выплескивалось в струях огня и чудовищном реве.
'Значит, империя Кирана... артефактор...' — эта была последняя мысль перед тем, как сознание покинуло последнего солнцекрылого Аарды.
П.А.:
Возможно, это заготовка для нового, будущего любовного романа, но совсем не факт.
Глава 11
Волки и артефакт.
У глупости есть формы кстати:
Дурак есть круглый и в квадрате.
От удара в ушах зашумело, а лоб заныл. В голове всплыло воспоминание о том, как я точно так же не так давно врезалась в дверь кабинета деда. У самой земли за спину придержала широкая мужская ладонь и вернула в вертикальное положение. Солнце не давало рассмотреть лицо мужчины, а пальцы потирающие лоб нащупали в коже ровную круглую ямку, подозрительно похожую на пуговицу камзола незнакомца.
— Спасибо, лурон, — вежливо пробубнила, пытаясь соответствовать приличиям.
А когда удалось сфокусировать взгляд и отрешиться от боли во лбу, подавилась воздухом. Передо мной, на площадке у храмового входа, стоял до мурашек знакомый волк. Точнее, по лицу я его не узнала, лишь по ауре и смутно знакомому аромату. Юноша был примерно моего возраста, может чуть старше. Загорелый, с черными прямыми волосами, неровной длинной челкой, которая сейчас почти полностью скрывала его глаза. Зрачки оборотня были почти черными в обрамлении коричневых ресниц. Это создавало такой удивительный редкий контраст, что не запомнить его было невозможно. Тот самый волк, которого я попыталась полоснуть ножом и, который успешно чуть не оторвал мне руку. Бросились в глаза не только его странный оттенок зрачков, но и необычно широкие ладони с крупными фалангами. Даже если бы я не могла видеть расу разумных с первого полувзгляда, то по одним рукам узнала бы в нем волка. И в человеческом теле его ладони слишком сильно напоминали лапы, просто своим строением.
Подавила в себе рвущийся крик, следом отвесила подзатыльник. С этим древним артефактом что-то явно не так — уже не в первый раз ловлю себя на том, что печальная, вышибающая жалостливую слезу, биография Ристит, влияет на меня. Юноша понял, что напугал, моментально отпустил, опустив руки, отошел на два шага назад, к самой лестнице.
Если сейчас запустить в него заклятье, то он, скорее всего не успеет правильно отклониться и покатиться со ступеней, а у меня будет несколько секунд для хорошей форы. Но... я покосилась себе за спину — устраивать драку у храма, тем более после того, как сам Создатель хвостатых снизошел до внимания к моей персоне? Нет, нельзя так хамить Богам — они ведь не гордые, легко пришлют приветливый ответ.
— Простите, лура, я напугал вас. Но, и вы меня, стоит признать. Вы так выскочили их храма, что я подумал было: нет ли за вами погони.
Говорил волк очень чисто, но были в его оборотах легкий выговор восточных провинций, где, до сих пор, видимо под влиянием малых народов, речь украшают всевозможными завитками и ненужными смысловыми конструкциями. Хотя, это только с моей точки зрения, а с его, наверное, моя речь, выглядит простой и выдающей большие прорехи в образовании.
— Лура, с вами все в порядке? — чуть нахмурился волк, но не пытаясь приблизиться.
— Да, лурон, простите за столь вопиющие поведение, свидетелем коему вы имели неудовольствие стать. За мной не было погони, просто... я имела глупость не рассчитать время, и сейчас страшно опаздываю по неотложным делам, — привычно подстраиваясь под собеседника, ответила я, все еще потирая лоб. — Благодарю за помощь, мне пора.
Я стала бочком, подобно морскому гаду, пробираться к лестнице, огибая волка по большой дуге и стараясь, чтобы с каждым шагом расстояние между нами увеличивалось.
— Мне пора, — повторила я.
Волк приоткрыл рот, даже приподнял правую руку, в попытке меня задержать, но потом передумал и одернул себя. А взгляд почти черных глаз стал каким-то обреченно-решительным. Я повернулась к нему спиной и быстро спустилась на две ступени.
Нет! Ноги сами остановились... А... в бездну все!
Обернулась и сама не веря в то, что говорю озвучила вопрос:
— Вы что-то хотели от меня, лурон? — Дура, Боги, какая же я дура, куда лезу?! Но, всполохи нарастающего горя в его ауре...
— Лис, — машинально представился оборотень, — Лис Уэндлит.
Я кивнула.
— Приятно слышать ваше имя, лурон Уэндлит. Мое, как я полагаю, вам известно?
Волк вздрогнул, но кивнул.
— Вы имели ко мне вопросы, лурон? — напомнила я.
Лис открыл рот, потом, так же как и я, минуту назад, покосился себе за спину. Как я его понимаю, устраивать скандал на пороге дома Создателей — неприемлемо. Но, он так опасался, что я сбегу. Эта мысль читалась на его лице. В нем боролись двойственные эмоции, с одной стороны: он никак не желал меня отпускать, а с другой: явно решил, что больше пугать и нападать не станет. Я мысленно вздохнула. Милостивая Астарта, ну почему ты беспрестанно испытываешь меня?
Парню было так плохо. Я не могла понять, что с ним случилось, но бурю самых разных чувств в глазах рассмотрела хорошо. Ему было так... тяжко. Да, это самое подходящее определение. Тяжесть будто давила на этого юношу, что для буйных нравом молодых волков по меньшей мере — странно.
Я чуть опустила веки и мысленно, на выдохе, позволила чуть проступить подлинной натуре, сквозь полог магии артефакта. Плечи распрямились, лицо приняло уверенно-расслабленное выражение, ощутила как из глаз исчез вечный затаенный испуг, а к щекам, бледным от того же внутреннего напряжения, вернулся легкий румянец спокойного и уверенного в себе разумного. Приятной внутренней истомой скрылся почти постоянный страх и ожидание самого плохого. У реальной девочки Ристит, как и у ней подобным, никогда не могло бы быть такого выражения на лице. Мысленно помянула недобрым словом Синего Дракона и его Пергамент Души.
В свое время, изучала многих из правящих домов разных рас. Видела на лицах тех, кто не был аристократом по праву крови, а был выбран и принят в род, именно такие затравленно-напряженные выражения, которое я вынуждена постоянно ощущать на собственном лице, с того момента, как перенеслась сюда. Чаще всего это были женщины, которые когда-то давно были никем: младшими дочерьми дальних ветвей родов, обедневших или вовсе не аристократических семей. Их выбрали сильные, властные мужчины и привыкшие повелевать семьи. Таких женщин одевали в красивые наряды, учили подавать себя, их переделывали, жестко ломали, вытравливая ненужное и прививая необходимое, но все равно, даже спустя века жизни в аристократическом роду такие женщины не приобретали подобного выражения спокойной, мирной уверенности. В глубине их глаз был страх, наигранное высокомерие или агрессия. Но, никогда не было спокойствия, который есть в душе и разуме разумного, если он с рождения знает о своем положении, обязанностях и ответственности. Если поставить рядом две иллюзии с портретами дам с разным происхождением, то эта разница становилась хорошо видна.
Только деревенские простаки могут думать, что аристократия — это просто повелевание. На самом же деле, течение времени вывело в аристократах волевую породу, ибо аристократ — это в первую очередь разумный с сильным, постоянно клокочущим даром, без сильной воли и самоконтроля его не удержать. Вот и вышло, что чем старше был род — тем все более и более спокойные, уверенные отпрыски в нем выживали. Ибо, порченных детей, чей разум не смог обуздать дар никто, в нашем мире, не отменял. Конечно, это же не отменяет и того, что разумные склонны к самолюбованию, аристократ может злоупотреблять властью или мирно растрачивать состояние, нажитое предками, но умения контролировать себя и эмоции сей факт не отменяет.
Как не печально, это признавать мне, артефактору, но на мышление каждого из нас оказывает слишком большое значение воспитание. А если девушку или юношу растить с тем, что они должна знать свое место и не гордиться этим местом, а стыдиться и втягивать голову в плечи, то в какие тряпки не наряжай и как не учи держать спину, а страх не уйдет из глаз. Потому что стоит закончиться приему или званому обеду, как слабой или слабому укажут на его место. Смятение может превратиться в злость, но не исчезнет, не станет никогда внутреннем спокойствием, как и истинной уверенностью в себе, в своих силах.
Если только сам разумный не пожелает расти над собой, не пожелает наработать в себе нужные качества, необходимую мудрость... а это желание может вырасти в любом, только если на пути встретиться наставник, танар, способный показать, как следует мыслить, но таких мудрецов во все времена было мало. Кем бы я была, если бы не безмерная забота деда и непоколебимое влияние Даремора, привившего порченному магией ребенку слишком много вампирского хладнокровия и твердой решимости?
Будь я Ристит, то легко могла бы не заметить муки в глазах волка, но я артефактор, Ратри, а мы не умеем не замечать аур, а я не имею права отворачиваться. Голос совести и позыв расы, что б их...!
Это как бросить тяжело раненного, будучи целителем. Не то, чтобы это был грех, ведь оправдание себе всегда можно найти, но огромная, несмываемая с сердца души подлость. А учитывая, что я слишком мало контактировала с внешним миром, то просто не научилось закрывать глаза на то, что вижу.
Шевеление повадок моей расы глубоко в голове каждый раз заставляет делать то, что делать не стоило и влезать туда, куда никто кроме нас не влез бы. Может, это еще одна причина, почему артефакторы — вымирающая раса. Наши порывы спасти, уберечь, вмешаться... Жаль, что я не человек — могла бы не заметить серо-черных переливов в ауре волка. И жаль, что не вампир — могла бы проигнорировать. Но, в ушах тут же прозвучал жалобный скулеж молодого оборотня, когда вожак готовился его убить.
Лис чуть округлил глаза, заметив перемену в выражении моего лица и изменение в ауре — я больше его не боялась.
— Не окажите ли мне честь в небольшой прогулке? — спросила я, уверенно глядя в его глаза.
Он чуть повернул голову и едва заметно принюхался. Оборотни всегда больше нюху верят, чем глазам. Я приветливо улыбнулась.
— Д-да, — чуть запнувшись, отозвался юноша, явно не веря, что беседа все-таки состоится: — лура мне будет несказанно приятно ваше общество.
Лис одним прыжком перемахнул через три ступени и предложил мне руку. Я с улыбкой взяла ее и спустилась с последней. Мы шли молча. Волк быстро приноровился к моему шагу и, бросив на меня внимательный взгляд, замедлился, оказываясь на полкорпуса назад. С трудом подавила в себе признаки удивления. Для оборотней, женщина всегда должна идти чуть впереди. Это знак вежливости и почтения. Если девушка отказывается от такого положения мужчины, то это явный знак недоверия и отказа, если речь идет о намеке на ухаживание. Вот уж чего не ожидала, так это того, что волк будет выказывать такое уважение простой луре.
Скосила глаза и заметила настороженный взгляд Лиса, который явно ждал моей реакции. Я сделала вид, что не заметила его маневра.
Несколько минут шли молча, пока одна из тропинок не вывела в укромный закуток из каменной скамейки и пары вазонов. Со стороны основной аллеи этой лавки было невидно. Я присела и выжидательно посмотрела в глаза Лиса.
Пауза затягивалась. Волчонок мялся и не знал с чего начать.
— Вы хотели мне что-то сказать? — спросила я.
— Лура, я хотел бы принести вам свои извинения, — тихо и медленно выговорил юноша, глядя на меня из-под челки.
У меня отвисла челюсть. Нет, я, конечно, многое могла предположить, но чтобы волк-оборотень просил прощение за выполнение приказа своего альфы?! Быть не может...
— Что случилось? — уже чувствуя, что в очередной раз чего-то не учла, проговорила я.
Лис вздрогнул.
— Как вы...?
— Что?! — повысила голос, но тут же догадалась, что могло привести молодого чистокровного ко мне с извинениями: — Марк?
Лис еще раз вздрогнул, отошел на шаг и посмотрел на меня круглыми, звериными глазами.
— Я не знаю, что вы сделали, но... Поймите, лура, я понимаю, что не имею права просить вас о прощении для него. Понимаю, но он — мой наставник. Волк, не бросивший меня в самое трудное время моей семьи. Я не мог не попробовать вымолить у вас прощение для него! Умоляю, простите его, избавьте...
— Молчи! — я подняла руку. — Ты можешь толком объяснить, что случилось за несколько часов такого, что ты бросился меня искать по запаху?
Лис пару мгновений внимательно всматривался в мои глаза, а потом как-то обессиленно присел рядом на лавку и выдал:
— Он умирает, лура, и я знаю, что это действие вашей магии.
Второй раз отвисла челюсть, а потом я почувствовала, как на голове зашевелись от страха волосы.
— Где он? — я вскочила на ноги. — Вы сообщили лекарям? Он у целителей?
— Нет, Марк запретил обращаться к ним, а пока в нем есть жизнь — никто из стаи не ослушается приказа.
Я только отмахнулась и быстро пошла по тропинке.
— Где он?
— В убежище, — как-то сдавленно ответил парень нагоняя меня.
— Веди!
Мы практически выбежали на главную аллею. В голове метались самые разные мысли. От желания придушить дракона, если это все-таки он достал оборотня. До желания прямо сейчас вызвать тень и сорвать, ко всем исчадьям инферно, всю свою маскировку. Столько трудов, столько сил было вложено в артефакт. А еще, набатом в голове билась мысль, что это я виновата, я опять что-то не учла в своем плане и упустила драгоценное время на пространный треп с магами, девушками, драконами и вампирами.
— Я ничего не делала твоему альфе! — твердо сказала я, почти переходя на бег. — Быстро, коротко и по существу, что случилось после нашей встречи?
— Ему стало нехорошо, лура, почти сразу после того, как мы ушли. Так плохо, что уже через пару часов он уже не вставал. И становилось все хуже и хуже. Сначала лихорадка, а потом началось магическое истощение... Это правда не вы, не ваши чары?
Я выругалась. Нет, не имеет смысла разговаривать с этим волком. Почему Марк не соизволил обратиться к лекарям мне, тоже было понятно. Без щитов и собственной маскировки всем станет понятно, что в его теле слишком много чуждой ауры, которой у оборотня просто быть не может. А его ошибка ляжет несмываемым пятном на стаю. На всех волков, которые примкнули к нему. На душе стало тепло от понимания, что этот мужчина может и был глупцом, но уж точно не подонком. Он заботился о своих, как и должен вожак зверолюдей. А значит, чутье не подвело.
В голове расцвела очевидная догадка того, что все-таки случилось с волком. А от понимания, всей опасности и собственной глупости в душе вспыхнул гнев.
