— Тогда разрешите представиться — Эльтар, ваш целитель. А это, — он махнул рукой на сопровождающих, — мои ассистенты Аарон и Фахд. Ведь что главное для больного? — мужчина сделал паузу и сам же ответил на свой вопрос: — Не поддаваться унынию. Вот эти два недоразумения целительского дела лечить пока умеют плохо, зато шутить, — еще одна внушительная пауза, и парни потупились, — у них получается отменно.
Павел с сомнением оглядел пополнение сиделок, но возражать не стал. Аня разглядывала парней совсем с другим интересом — её беспокоило, как на них подействует снотворное Фиолета, и под каким предлогом убрать Павла из комнаты. Ей почему-то казалось, что маг непременно что-нибудь заподозрит и раскроет побег.
К счастью, предлог образовался сам.
— Аня, — ласковое поглаживание по руке, — мне нужно ненадолго отлучиться. Обещаю управиться за час.
Значит и ей придется управиться за час, подумала девушка, стараясь выглядеть безмятежной. При одной только мысли о побеге сердце начинало с силой биться в груди, а руки леденеть. И кровать казалась ловушкой, с которой надо выбраться побыстрее. В ушах звучало хулиганское "Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел", а внимательные взгляды целителя почему-то напоминали рентген.
"Ни-че-го-я-не-ска-жу" добавилась строчка к песенке, и стало совсем весело. Смех сквозь слезы — это были именно они, и Аня с трудом сдержала подступающую истерику.
— Конечно, иди. Со мной все будет хорошо.
И ни слова лжи. С ней действительно все будет хорошо. Сначала побег, потом встреча с полоумным дитём-убийцей, который отведет её к своему отцу, и...
Надо верить. Все будет хорошо.
— Подумаешь, плечо. Это что... Вот меня как-то под дробилку затянуло — с отцом на расчистке обвала работал.
Сиделки честно отрабатывали задание. Утешающие, по их мнению, байки сыпались одна за другой.
— Кровь фонтаном, осколки костей, думал — ноги лишусь. Но мастер Эльтар отрезать не велел. Ночь провозился, по осколкам собирал, но ногу мне сделал, не хуже прежней.
И Аарон притопнул, демонстрируя вылеченную конечность.
Ане полагалось вдохновиться, проникнуться несерьезностью своего ранения и мгновенно выздороветь. Ведь у мастера иного результата быть не может.
Две пары глаз с надеждой смотрели на нее, и Ане стало совестно. Действительно, целые сутки болеть у такого замечательного врача. Неудобно как-то.
За спинами сиделок из стены высунулся Сан Саныч и жестами показал, что пора закругляться. Выразительно провел ладонью по горлу, кивнул на парней, мол, прирезать?
Аня выдохнула и прикусила губу, стараясь не расхохотаться. В костюме цвета хаки, в каске, с разрисованной полосами физиономией, старик напоминал пенсионера, вышедшего на тропу войны с коммунальными службами. И хорошо, что нож, который он держал в руке, был лишь иллюзией. Или не был?
Она не стала заморачиваться данным вопросом, села в постели, одновременно засовывая руку под подушку и раздавливая коробочку семян.
Парни явно приняли её гримасы на свой счет, вдохновились.
— А у нас еще был случай.
Один, два, три, четыре.
— Девчонка под завал угодила. Не успела из дома выбежать. Тервоники тогда крупно тряхнуло.
— Это Статхары были.
— Нет, Тервоники.
— Врешь, — и один из парней шумно зевнул.
Двадцать. Двадцать один.
— И не девчонка там был, а пацан, лет пяти.
— Пацан — это другое... х-р-р-р.
Звучный храп положил конец спору. Аня подождала для верности пару минут, но сиделки дружно сопели, свесив головы на грудь.
Пора!
— Нашли чем утешать, молокососы, — презрительно хмыкнул Сан Саныч, когда она выбралась из постели и нашаривала кроссовки под кроватью. Зимние ботильоны были решительно отвергнуты. Кто знает, что её ждет на той стороне? Кроссовки, джинсы, рубашка. Волосы убрать в хвост. На запястьях маскировка от Фиолета. Все, она готова выйти на свою тропу войны.
От слабости шатало и кружилась голова. Аня сглотнула, прогоняя тошноту.
— Сан Саныч, вы мне поможете?
Призрак оторвался от примеривания ножа к рукаву рубашки одного из парней.
— О чем речь, Анют, конечно, помогу.
— Когда они обнаружат мое исчезновение, передайте, чтоб не искали. Я сама вернусь, как закончу с делами. И, Сан Саныч, сделайте это сразу же. Не хочу, чтоб ребята пострадали.
Призрак недовольно поджал губы, спрятал нож за спину и кивнул.
— Не переживай, будет сделано.
Аня с трудом отогнала идею отобрать холодное оружие у старика, утешая себя тем, что кровожадности за ним раньше не замечала. Не станет же он их убивать! И за что только взъелся?
— И еще надо отвлечь товарищей от портала. Иначе меня могут перехватить.
Лицо у старика сделалось серьезно-торжественным, он кивнул, удобнее перехватил нож, салютнул им, а затем спиной шагнул в стену и исчез. Ой, что будет! Кажется, она выпустила джина из бутылки.
— Все, я пошла, — скомандовала сама себе, заставляя разжать руку и оторваться от спинки кровати. Комната казалась такой уютной и безопасной, а за дверью ждали суровые охранники-телохранители, проницательный координатор и ущербный умом убийца. "Приятная" компания, ничего не скажешь, но идти надо.
Наверное, это было великой глупостью возвращаться туда, где тебя пытались убить. Да еще и в таком состоянии, когда она слабее ребенка, — трясущиеся руки, вспотевшие от усилий ладони, мушки перед глазами и гул в голове. Она не шла, ползла раненой улиткой. Лестница, коридор.
Нет, Павел не прав. Это она виновата. Сама требовала, чтобы присутствовала на переговорах, сама нарвалась, самой и расхлебывать. Утешало одно — Фиолет дурного не посоветует. Лесовик лесовика видит издалека. Ох и задаст она ему парочку вопросов, когда вернется. Если вернется.
Под ноги метнулась черная тень, и мокрый нос ткнулся в ладонь. Укоризненный взгляд черных глаз был красноречив — дура ты, Хозяйка. Куда же тебя несет?
— Надо, понимаешь, мне очень надо туда, — прошептала одними губами. Пальцы перебирали шелковистую шерсть.
Пес вздохнул и пристроился рядом. Мол, не выдам, но и одну не отпущу.
Вот и нужный портал. Аня невидимкой шла по залу. Вальди с независимым видом трусил рядом, изображая прогулку. Получалось плохо, но магам было не до собаки. Ранение хозяйки что-то нарушило в привычном распорядке. Мрачные лица магов, красные глаза Таймары, а главное — ставший темно-серым потолок, точно закрытый плотными тучами и готовящийся заплакать дождем.
Тоска полоснула по сердцу. Это были не её эмоции. Тосковал дом, это были его тревога и боль за Хозяйку. Аня смахнула выступившие слезы.
Что значит страх перед встречей с убийцей, если остаться в живых важнее, чем умереть. Дом, Вальди, мальчишка-маг с Чойгвея, Арвель... Лица проносились в памяти, и каждый что-то говорил, просил, требовал. Когда все они успели занять место в ее сердце? Когда успели там обосноваться? И Павел... нет, не стоит думать о нем. Слишком больно и сложно. Ясно одно -если потребуется, она готова и к дракону в гнездо наведаться, и к зомби на кладбище, лишь бы здесь все осталось по-прежнему. Она готова даже наблюдателей от Конгресса терпеть — пусть смотрят.
И мучительно, до боли в сжатых кулаках захотелось жить. Выжить, чтобы жили другие.
Шаг стал уверенней, мысли прояснились. Спасибо, милый дом, за поддержку.
У портала остановилась, оглянулась и тут же увидела, как метрах в трех от пола плывет бутылка самогона. Да-да, та самая на пятьдесят литров, а сверху восседая, точно Наполеон на Буцефале, серебристой капелькой расположился дракончик.
Бутылка плыла неспешно, величаво, и в зале установилась заинтересованная тишина, пока лишь заинтересованная — маги не ожидали подвоха от посудины, а зря. Та внезапно дернулась и с диким грохотом рухнула вниз, разлетаясь на осколки. Резкая волна сивушных ароматов рванула в Анину сторону, а сама девушка рванула в сторону портала, пока товарищи маги созерцали, ругаясь, результаты выходки Сан Саныча.
Глава тридцатая
Взломать магическую печать было делом пары секунд, и в портал она не шагнула — влетела. Земля тут же ушла из-под ног, и Аня оказалась в воздухе, подхваченная кем-то высоким и сильным. Рука сама пошла в сторону, наткнулась на твердое — костяшки взорвались болью. Рядом глухо рычал Вальди, и, судя по тональности рыка, челюсти его были заняты.
Выжженная трава и небо снова поменяли положение, и Аня оказалась переброшенной через плечо, словно мешок с картошкой. Вид на спину, обнаженные ягодицы и вцепившегося в ногу её похитителя Вальди был отличным. Собственно все, что и оставалось "мешку с картошкой", так это смотреть, ругаться и извиваться на манер гусеницы. Пес упирался в землю всеми четырьмя лапами, вгрызаясь в ногу — по бледно-зеленой коже текла ярко-салатовая кровь, но зеленокожий, казалось, не замечал, что кто-то пытается отхватить кусок его ноги.
Он поправил груз, зафиксировав дрыгающуюся добычу, чтоб пошевелиться не могла, а затем сорвался с места. Это был бег гепарда. Скорость гоночной машины, где вместо двигателя — сердце, а вместо колес — длинные ноги с болтающимся на одной из них Вальди. Пес челюстей не разжал и черной тряпочкой развевался на ветру, не успевая даже касаться лапами земли.
Сколько они так неслись, Аня сказать затруднялась. Время превратилось в стелющееся внизу рыжее полотно травы. В полные ярости глаза собаки. В кровь, набатом стучащую в голове. В гаснущее сознание.
"Я просил аккуратнее!" — рассерженный голос звучал в мозгу перекатами грома.
"Отец, я торопился доставить".
Аня медленно открыла глаза. Разум еще пребывал в тумане, слабо соображая, что происходит.
Вокруг шумела густая зелень гигантского леса. Домами-колоннами темнели стволы деревьев, увитые лианами. Одуряюще пахло цветами, только почему ей показалось, что в этом запахе присутствует сладкий аромат гнили?
Аня висела за шкирку, точно котенок, в руках зеленокожего, полностью голого мужика. Рычание справа. Девушка скосила глаза. В другой руке этот трехметровый мутант и по логике — её убийца — держал Вальди. Оскаленная пасть явственно намекала, что при малейшей возможности плоть этого урода снова окажется в зубах собаки.
А перед ними... Она прищурилась, помотала головой, поморгала, но Павел никуда не делся. Трехметровое, обнаженное тело зеленоватого оттенка явно не принадлежало магу, но лицо было точно его.
Вместо ругательства из горла вырвался придушенный хрип. Аня задрыгала ногами, хватаясь руками за ладонь мужика. Вот не зря мама предупреждала не знакомиться на улице, не пускать чужих мужчин домой, но оказалось, что в первую очередь их нельзя пускать в голову.
Повинуясь жесту зеленокожего Павла, Аню опустили на лист. Она пошатнулась и не устояла на ногах, сев на попу.
"Я думал, тебе будет приятно увидеть знакомое лицо", — огорчился Павел, присаживаясь на корточки напротив.
Мысленная связь — удобно, но только не тогда, когда у тебя не хватает сил сдерживать ругательства.
Мать, мать, мать, — звучало в голове, отвлекая от серьезных оскорблений, рвущихся в мозг.
— Мне все равно, — выдавила девушка, повернула голову, Вальди уже хрипел, дергаясь в захвате.
— Отпусти, — попросила.
Павел обменялся взглядом с её убийцей, и пес был отпущен. Рука мужика точно специально оказалась перед мордой пса за секунду до освобождения. Взбешенный рык — и зеленая кровь брызнула из-под клыков.
Это было уже слишком.
— Вальди, фу.
"Это его испытание", — предостерег от помощи голос в голове.
Но пес и сам понял, что его развели и руку подсунули специально. Разомкнул челюсти, скривился, сплюнул ставшую зеленой слюну на лист и даже лапой нос обтер. Посмотрел на девушку — на лице читался вопрос: "Что делать, Хозяйка? Кого рвать?".
Если бы Аня знала ответ на этот вопрос, она давно бы скомандовала "фас" и сама бросилась на врага. А эти зеленокожие... интуиция упорно твердила не спешить. Ситуация не простая и скоропалительные выводы могли быть чреваты для здоровья и жизни вообще. К тому же не за войной она сюда пришла, а за надеждой.
Не дождавшись команды, Вальди подполз и пристроился рядом. На морде читалась решимость не подпускать к девушке никого и сражаться до последнего вздоха.
Аня положила руку на голову пса, потрепала. Подняла взгляд на зеленокожего. Обнаженный вид не смущал. Половых признаков у зеленокожих не было. Наверное, неправильно было считать это мужчиной, но ширина плеч, крепкие ноги, руки-лопаты, а главное черты лица в её понимании следовало отнести именно к мужскому роду, а уж что там на самом деле с родом у детей этого ненормального — одному Богу известно.
"Ты готова".
Павел в трехметровом исполнении вышел замороженным. Застывшие черты лица, безэмоциональный взгляд, не человек, а ожившая статуя. И как с таким общаться? — размышляла Аня, разглядывая местного хозяина.
— Готова к чему?
Ей было привычно произносить слова вслух, а зеленокожему, похоже, было все равно. Он понимал её ментально, а может, выучил язык, пока копался в голове. И как только пробрался? И она твердо решила по возвращении пообщаться с Фиолетом. Надо хоть барьеры научиться ставить против ментального вторжения.
— Вы говорили о лечении, но прежде я хочу знать, почему в меня стреляли и что вы хотите взамен за мое исцеление, если это все, конечно, правда.
Лист, на котором они стояли, внезапно дернулся. По поверхности прошла дрожь, запах гнили усилился, но все стихло так же внезапно, как и началось.
"Ложь — особенность вашего рода!"
— Наш род зовется людьми, — слабость нарастала, как и боль в плече, Аня держалась на одной силе воли, — рада, что ложь вам несвойственна. У нас она тоже не в почете.
На лице зеленокожего не отразилось ничего, словно слова человеческой женщины пронеслись перед ним на манер прошлогодних листьев.
"В тебе еще много людского".
Очередной зеленокожий перл.
— Человеческого, правильнее говорить человеческого, — прохрипела. Боль сводила на "нет" все её потуги в дипломатии.
"Разговор будет долгим, ты не доживешь".
Кажется, у кого-то тоже нелады с дипломатией.
"Ты точно хочешь получить ответ на свои вопросы?"
— Да, — выплюнула, перебарывая дрожь. У нее началась лихорадка — вернулось воспаление.
"Я ошибся, ты уже далеко от своего рода. Плата за плату, жизнь за жизнь, услуга за услугу. То, что я прошу — в твоей власти".
Перед лицом девушки замер ярко-алый цветок размером с две её ладони. Один лепесток отогнулся, и внутри замерцала прозрачная жидкость.
"Это время на разговор".
"Время" имело горьковатый вкус, отдавало чем-то пряным, но действовало неплохо. Боль съежилась, слабость отступила, и дышать стало легче.
"Я — умираю".
Аня вздрогнула, а вот на лице зеленокожего не мелькнуло ни единой эмоции.
"Моя смерть — дело прошлое, но есть одно, что удерживает меня в настоящем и заставляет сдвигать прошлое в будущее. Много-много циклов назад сюда попал человек. Он был ранен, растерял свои умения и не мог вернуться. Мы, как вы говорите, стали друзьями. Его речи наполняли соком мои мысли, его рассказы раскрашивали листву. До его появления я не знал, что бывает иная жизнь и есть иные миры. И когда он вернулся к своим корням, я осознал одиночество. Моя слабость и моя радость — мои дети. Я создал их, чтобы напитаться росой, и теперь они стали камнем, не дающем мне распрямиться и идти дальше. Пару десятков циклов назад черная вода увидела тебя, идущая дорогами иных миров. Я наполнился ожиданием и позволил разделить эту радость с детьми. Дети, — долгая пауза заменяли эмоции, — не всегда поступают разумно. Я слишком поздно понял — они боятся смерти. Боятся остаться без отца. Боятся настолько, что готовы прервать чужую жизнь, лишь бы отсрочить неминуемое".
