Ничего страшного, эти ресурсы восполнимы. А вот где застряла заказанная через "Морковкин и К" партия игрушек, это ей неведомо. Но второй и последний на сегодняшний день образец она разместит здесь и сейчас. Минирование неба! Интересно, занимался ли этим кто-нибудь когда-нибудь?
* * *
Мины бывают не только срабатывающие при появлении цели. Некоторые приводят в действие командой. Небольшая группа людей как раз сейчас завершала установку, надо же, опять пары штук по другую сторону от приземлившегося на равнине транспортника далеко, вне поля зрения дозорных.
Один из них легко узнаваемый толстяк натянул очки и осмотрел пульт "Малютки". Ему оставалось только хмыкнуть еще раз — никаких повреждений устроенный его стараниями давеча магнитный импульс ни данному прибору, ни самой ракете не нанёс. Оставалось только порадоваться собственной предусмотрительности, благодаря которой пульт был сделан на лампах, как ни подмывало его в свое время желание внести парочку "улучшений".
Странная вообще вещь — технический прогресс. Вот взять к примеру маузер — его не враз и сегодня сделаешь, хотя все же это будет проще чем почти двести лет назад, но ненамного. А вот если отступить от него еще на сто лет, то в те времена ружье вполне можно было изготовить в любой деревенской кузнице.
То же самое и сейчас — для производства боевой ракеты нужно серьезнейшее производство и научные разработки, а вот склепать "Малютку-2" чуть больше чем столетней давности, да нет проблем!
Чертежи? Загляните в любой музей. Кроме того, по прошествии сотни лет все грифы секретности давно сняты. Можно хоть полный комплект документации заказать через сеть.
Материальная база, заводы? Да, для массового выпуска таких "изделий" сойдет любая школьная мастерская — твердотельный реактивный двигатель на основе перхлората, корпус который можно склеить из стеклоткани, вытачиваемый на токарном станке гироскоп с механическим (!!!) запуском и три километра стандартного трехжильного провода в катушке.
Стоит такая игрушка просто смешные деньги, а при умелых руках на сборке еще и летает прекрасно. На самой ракете нет вообще ничего дорогостоящего или умного, даже аккумуляторы для привода рулей расположены в пульте управления. Предельно дешевый рассчитанный на массовое производство продукт.
Ну вот наконец расчет замаскировал компактные ракеты, которые в старину назвали ПТУРСами, и подтянул провода к пульту. Стартовые позиции расположены в полусотне метров от места, где спрятался в глубоком окопе наводчик-оператор, а остальным надо уходить ещё дальше.
Ага, вовремя они успели. Пара "вертушек" пошла на город, а, поскольку, летят они прижимаясь к земле как раз между склонами просторной долины, то в зоне поражения оказываются надёжно. Пора!
Дымный след искривился, показывая, как оператор подправлял курс снаряда, и закончился цветком разрыва на борту грозной боевой машины. Второй коптер развернулся навстречу угрозе и открыл стрельбу, но ПТУРСу это ничуть не помешало. Оператор навел его так же уверенно, как и первый. Взорвался он с некоторым недолетом, осыпав осколками винтокрылую машину. Та словно споткнулась, завалилась на бок и рухнула на деревья.
Последним до точки сбора добрался толстячок. Запыхался и, присев прямо на землю, вытер потную лысинку. Оператор, восседающий на чемоданчике пульта, протянул ему тыквенную фляжку.
— Хлебни, Кругляш, за упокой душ невинно убиенных членов экипажей и десантных команд двух боевых машин.
— Хлебну. Но сначала воды.
— Ну что, топаем к закладке за новой парой гостинцев, — третий член команды, похоже, уже глотнул, и не прочь повторить, создав для этого повод, естественно.
— Не надо частить. Ведь не идиоты же эти вояки. Сообразили, наверное, что перед тем, как посылать куда-то летательный аппарат, надо по его маршруту прочесать местность и выставить охранение, — Кругляш тоже сделал глоток из фляжки, поболтал её около уха и добавил: — Если Тыква с Ужасным успели у дороги свои огнемётные фугасы пристроить, то на этот транспортник нам выпивки хватит.
Зараза! — ругнулся он в сердцах. — Хреново-то как без связи! Так что, парни, к почтовому ящику двинемся.
* * *
Над безлесной равниной, что раскинулась западнее южного окончания Большого Хребта, во множестве развешаны купола парашютов. Десантники выбросились из аппаратов класса орбита-атмосфера и теперь выбирают места для приземления. Их парашюты, направляемые умелыми руками, постепенно прямо в воздухе приняли подобие строя пеленга и несут своих пассажиров в точки сбора.
Тренированные бойцы сразу занимают позиции, перспективные для атаки группы жилых строений, оказавшихся в кольце. Атака идёт сходу. Пока одни стреляют по окнам, другие перебегают, сокращая дистанцию до цели. Рвётся граната, срывая со своего места дверь, и следующая летит в образовавшийся проём. Очередь.
Три парашютиста — последние оставшиеся в воздухе, филигранно высаживаются посреди двора и врываются в одну из построек. Так же беспрепятственно в посёлок со всех направлений входят их товарищи.
Задача выполнена. Потерь нет. Противник не обнаружен. Дома и хозяйственные постройки пусты. А вот в кладовых глазу есть чему порадоваться. Окорока и сыр, сметана, творог, копчёные сосиски. В холодильниках мороженая рыба, картошка в погребе. Воины знают, что с этим следует делать. Жаль, конечно, что побили окна, да и дверь ломать не следовало, никто её не запирал, однако боевой устав предписывает определённую последовательность действий при занятии населённого пункта без разведки.
Что же, завтра взводу предстоит захватить и освободить от жителей следующий хутор, так что с наступлением темноты начнётся марш-бросок на тридцать километров — надо быть последним идиотом, чтобы идти через голую равнину в дневное-то пекло. А пока можно перекусить.
* * *
— Ань, ты кукурузовку хорошо спрятала?
— Лучше не бывает. В погребе за ларём.
— Тогда ладно, за ларём не найдут.
* * *
— Товарищ сержант, а в этой банке спиртное. И видите, травку в нём местные жители настаивают. Надо бы отведать.
— Верная мысль. При таком обилии закуски не может быть, чтобы люди в выпивке толку не понимали. Только ты ж смотри, чтобы не перебрал никто. Нам к вечеру надо быть в полной боевой.
— Да сто грамм никогда не повредят.
— Ты не путай, ефрейтор сто граммов чистого спирта и шестидесятипроцентную воду, национальный русский напиток, в просторечии рекомый водкой.
— Да он по крепости в самый раз.
— Отведал уже, небось?
— Вестимо. Хозяйка его, видать от мужа спрятала в чуланчике возле хлева. А выпивка качественная. Говорят, местные всё на кукурузной самогонке настаивают, знают они в этом толк.
* * *
— Ань, а чего они из дому носа не кажут? Уже смеркается, а никакого движения. Дрыхнут, что ли? Так хоть часового бы выставили!
— Наверное, есть часовой, только он на виду не маячит, а сидит спрятавшись и по сторонам поглядывает.
Мужчина и женщина спятились вглубь кустарника.
— Гейка, паршивец, а ну слазь с дерева. Увидят тебя, и всем нам тогда не поздоровится.
— Не увидят. Я отсюда засёк, как один солдатик бутыль нашёл возле хлева и в дом затащил. Ты же, мам, говорила, что если из неё глотнуть, то умрёшь.
— Ну так такого дурака, чтобы настойку карачун-травы выпил на всей Прерии не сыщешь. Она ведь чтобы корове укусы насекомых обрабатывать.
— Мам! Они не с Прерии.
— Ой! Беда! Это ж батька наш надорвётся, пока такую уйму покойников позакапывает!
— Вы, предки, совсем от страха думать разучились. Привязать трупы к корове, она и отволочёт солдатиков в Косую падь. А там свинослоны их быстро приберут.
— Неправильно это, Гейка, не по-христиански оставлять покойного без погребения.
— Ага. А гранату в чужой дом бросать, это, конечно, образец христианского смирения, — вмешался отец. Ясно, что махать лопатой, у него никакого желания нет. — И стоит поторопиться, пока не завоняли, а то нам потом дом не отмыть. Гейка, приведи Пеструху и Красаву, Анна — прикрывать Гейку. А я пошёл мертвяков вытаскивать. И ты ж смотри мне, чтобы верёвки отвязывал, а то не напасёшься их.
* * *
Оленьке страшно за Цуцика. Ну и что, что он большой и сильный, но ведь такой доверчивый и совсем не боится людей, а пуля — она любого убить может. Семейство ихнее, как сигнал опасности получили, сразу укрылось, а вот позвать с собой всеобщего любимца не получилось. Он же не домашняя кошечка — приходит и уходит когда ему вздумается. И в этот раз где-то пропадал.
Нашла его Оленька ещё совсем маленьким молочным котёнком когда косила траву. Не руками, понятно, а на мотокосилке. На двадцать-то коров свежей травы наготовить да привезти без техники — это не фунт изюму. Так вот при косьбе она зверька и обнаружила. Выглядел он потерявшимся и несчастным, жалобно мяукал и на предложенное ему молоко, что было прихвачено к обеду, отреагировал положительно. Присосался к горлышку бутылки, как к материнскому соску и Оле оставалось только надавливать на мягкий пластик, ускоряя поступление пищи в рот.
Естественно малютку-саблезуба она опознала с первого взгляда. Не маленькая уже тогда была — двенадцать лет. И училась хорошо, и дома по хозяйству ребёнком себя не чувствовала. И, рассудив, что не иначе, остался детёныш сиротой, забрала его домой. Его ведь и съесть могут беззащитного и голодного. Весил он тогда немного и делянку докашивал со своей спасительницей, сидя у неё на коленях за рулём косилки.
Рос он на удивление медленно, а вот навыки домашнего животного приобрёл в два счёта. Принимал ласки и выпрашивал подачки, устраивался на постели рядом с любым, кто его не спихивал и, случалось, шкодил, за что получал по заднице мокрым полотенцем. За год он увеличился в размерах примерно вдвое и был уже размером со средних размеров собаку, когда однажды ночью под окнами их дома раздался грозный рык. Цуцик вскочил с подстилки у Олиной кровати и мяукнул уже у двери. Попросился.
Встала и выпустила его сначала из комнаты, а потом и из дома. Вернулся он через неделю, поел, выспался и снова пропал. С тех пор домашний любимец большую часть времени где-то шлялся, наведываясь в их дом время от времени, каждый раз на неопределённый срок. Привычки баловня сохранил полностью и если случалось ему оплошать — удары мокрым полотенцем переносил безропотно.
Рос он медленно, но за прошедшие годы успел вытянуться, хотя юношеская худоба всё ещё сохранилась. Последний раз ему крепко попало шваброй, когда он взгромоздился на мамину кровать, и она сломалась. Взрослый махайрод, он, знаете ли, не пушинка. А перед этим Оля оттрепала его за уши, когда ему чем-то не понравился её Павлик, и он помочился в его башмаки. Представляете, сколько помещает в себе зверь, способный ударом лапы свалить корову?
И это создание приняло наказание безропотно. Вообще-то входить в дом Цуцику позволялось до сих пор, несмотря на то, что он иногда что-то ронял и ломал. Просто непрочные вещи вышли из обихода, а остались только крепкие. И с Павликом Цуцик подружился, потому, что когда после забоя скотины тот разделывал тушу, то все, полагающиеся на долю саблезуба кусочки делал нужного размера и клал точно на язык, просовывая руку между огромными клыками.
Деток своих Оля и Паша даже отпускали с Цуциком в лес. Он их там никогда не бросал одних и обязательно приводил домой. Иногда казалось, что зверь и речь человеческую понимает, только ответить не может. Соседи, особенно ребятишки, с Цуциком знались. Случалось, он у них даже что-то выпрашивал. Или получал метлой, если проявлял излишнюю настойчивость. Но приходил и уходил, подчиняясь одному ему известным причинам, и никому никогда не мешал. Пару раз фельдшерица зашивала ему рваные раны, отчего при её приближении он всегда убегал. Вот, пожалуй, и всё, что можно поведать о Цуцике.
Здесь в пойме Эолки всегда богатые травы — райское место для молочных ферм. Хозяйства невелики, чтобы возить свежую кошенину было недалеко, и расположены они часто — через три-четыре километра друг от друга. Густые леса, разделяющие обильные луговины, дали людям надёжное укрытие. Если бы не рёв недоенной скотины в оставленных без присмотра хлевах, было бы терпимо, а так, то один малёк, то другой, пробираются на подворья и быстренько прилаживают доильные аппараты к распертому вымени, выпуская молоко прямо в чавкающий навоз.
А дело это рискованное. Группы солдат шастают от фермы к ферме и всё людей высматривают. В Леройку вон стреляли, так он насилу ушел. А как Цуцик объявится! Страшно Оленьке.
* * *
— Тёть Лёль! Цуцик солдата загрыз.
— Ты чё, Нафаня! Они же все в бронях.
— А он его лапой по голове загрыз.
— Ударил, что ли?
— Нет, насмерть. Солдат у хлева Зыряновых в засаде сидел. Подстерегал чтобы, когда кто доить пойдёт, так подстрелить. Мы с Зырькой его не заметили и полезли, а он по нас и жахнул очередью. Мимо. Ну, мы думаем, как с полста метров можно промазать? И почему добивать не стал. За амбаром обошли, глядим, лежит стрелок и голова у него вбок, а рядом следы Вашего тигра. Ну, мы скорее дёру в кусты, а там ещё один такой же. В смысле, солдатик со свёрнутой головой.
Потом ещё Клюка говорил, будто видал как Цуцик солдатика, что по нужде за куст отошёл, прибил — тот и не пикнул.
Ольга выслушала весть с недоверием и вдруг спохватилась: — Ой, а Витёк-то мой где?
— На ферме, наверное. Слышите, как Ваши коровы ревут? Кто же такое выдержит? Вот они с дядей Пашей, наверное, и отправились, чтобы хоть как-то подоить.
Прижав к себе дочку, женщина замерла в беззвучном плаче. Донеслась очередь и короткий звук выстрела из мужнина дробовика, а потом дуплетом ударила двустволка отца. А чуть погодя заговорила помпа сына. Четыре выстрела через равные промежутки. Сердце куда-то провалилось и перестало биться. Нафанаил устроился рядышком, изготовившись к стрельбе.
— Это откуда у тебя такое ружьё?
— Так солдатику-то оно уже без надобности.
Мужчины вернулись через час. Подошли неслышно, все в полном здравии, но смурные.
— Цуцика рикошетная пуля задела. Перевязал его, как мог и он к Феоктистовым поковылял на трёх лапах. Там зашивать нужно, большая рана, и пулю доставать придется. Никак без фельдшера — а ведь сын уже совсем мужчиной стал.
— Постой, он что, один отправился?
— Нет. Подружка с ним. У них сейчас брачный период, вот парой и держатся. И Геннадька тоже туда подался, ему всё равно сливовую косточку из ноздри нужно доставать, так заодно и проводит.
— Подружка, говоришь. Она же дикая!
— Совсем, мам, дикая. К людям не подходит.
С приходом мужчин стало легче на душе. Но только чуть-чуть. Они, оказывается, воюют, спрятав женщин в самых глухих уголках.
Глава 36 Прерия продолжает кусаться
У шерстистых носорогов очень тонкая душевная организация, заставляющая этих громоздких неповоротливых созданий сомневаться в благонамеренности любого существа, оказавшегося в поле зрения. Касается это, конечно, прежде всего, незнакомцев, не успевших ещё никоим образом убедить этих обладателей нежного внутреннего мира в том, что ничем им не угрожают. Поэтому при встрече с этими обитателями просторов Прерии человек опытный старается держаться поодаль и не попадать в поле зрения. А уж если приблизиться всё-таки необходимо, то делать это следует неторопливо, внимательно следя за тем, как многотонная туша реагирует на тебя и отступить при первых же проявления встревоженности.
