Свидетель Канона

За большими ториями, за главными воротам храма, отстали запахи цветов и влаги. Отсюда и дальше по аллее пахло уже городом: камнем, резиной и топливом, а еще подгоревшим жиром из той самой забегаловки-стекляшки на углу. Скоро сквозь гомон толпы прорвались молодые, звонкие голоса официанток:

— Один удон, два риса, четыре темпуры!

Отвечал разноголосый хор поваров, подтверждающих, что приняли и поняли заказ:

— Ха-а-ай! Один удон, два риса, четыре темпуры!

Тереза представила басящих поваров — потных, нагнувшихся над сковородами, либо тянущимися к банкам на высоких полках, жмурящихся в белые квадраты потолочных светильников. Припомнила официанток — она сама несколько недель подрабатывала в кафе, и еще ничего не забыла. Ни гудящих уже к середине дня пяток, ни голода от постоянной беготни. За ужином как рука из горла вылезала: ухватить побольше, до того жрать хотелось!

Тереза поежилась: а привычка перед каждым зеркалом поправлять волосы, проходить по лицу салфеткой и по губам помадой... Ведь подавальщица должна выглядеть, выглядеть, выглядеть! Напихать брюхо можно и на бегу, купив с лотка мелочевку, разжаренную до потери вкуса. В кафе ходят провести время, ну и на девчонок посмотреть, ясное дело. Или на тех, что с собой привел, или на тех, что бегают вокруг с подносами...

Ну и, конечно, нельзя облажаться перед посетительницами — те-то не парни, девки примечают не только сиськи с ногами, потекшую тушь тоже. А потом в сети распишут, а тетенька из отдела пи-ар прочитает отзыв, сунет в нос распечатку и срежет зарплату. За неаккуратность во внешности. Сколько раз Тереза так пролетала, даже думала пойти в мэйд-кафе, где работать надо в костюмах, и погрешности можно списать на образ персонажа, да и плата в косплей-кафе здорово больше... Но туда ходит слишком уж много ушибленных на голову; а их за последние годы, от всех войн и переворотов, и без того уже можно встретить за любым углом.

Тереза вздохнула и выбросила из головы работу. Теперь она канмусу, больше не нужно ходить опасаясь каждого чиха, как одолженный кот.

Посмотрела вокруг: яркие светильники, глаз режет. Обернулась — там лучше, храм выставил целую стену золотистых фонариков, с именами Призванных, четко прорисованных тушью на светящейся бумаге...

От храма все еще шли и шли люди.

Следом за толпой, выдерживая почтительно дистанцию, несколько гайдзинов тащили на себе коробки, длинные чехлы, рюкзаки и сумки. Один из них, высокий, светловосый, обменялся с папой короткими поклонами, и вроде бы при движении блеснуло на отвороте гайдзинского пиджака что-то знакомое — Тереза не поняла, что. Сумрак, и свет со всех сторон, блики так и прыгают.

Наконец, повернули к микроавтобусу. Папа открыл дверцу, снял с лобового стекла чехол из фольги, завел мотор и сразу включил кондиционер.

Мама поместилась на привычном левом сиденье, разгладила складки церемониального костюма, и опять уставилась на Терезу, отчего та смутилась. Мама не плакала, чем Тереза немножко — буквально пару секунд — успела погордиться. Да, такая вот у нее мама. Сагара Канаме, "убьет раньше, чем заплачет". Ох, сложно расти ребенком живой легенды, и на каждую свою ошибку слышать от одноклассников презрительное-гайдзинское: "на детях героев природа отдыхает".

Ничего. Как там дальше ни сложись, а теперь она сама.

Папа вздохнул и сказал:

— Я тоже ни разу не воевал в настоящей фронтовой операции, где сотни танков, тысячи солдат, артиллерия, бомбардировка.

— Ты так это сказал, как будто пожалел.

— Не ворчи, Ка-тян... Стоп. Вон там, возле скутера с номером "ВК201" — твой парень? Знакомый?

Тереза всмотрелась и твердо сказала:

— Впервые вижу.

Полковник Сагара в два неопределимо-длинных шага оказался у белой "Веспы", ухватил парня за большой палец, заломил ему руку за спину и быстро сунул парня головой в кожаное сиденье:

— Что тебе нужно от моей дочери? С какой фотографией ты только что ее сравнивал? Быстро отвечать!

— Простите, господин! — парень, казалось, не удивился столь резкой встрече. — Я ищу девушку. И да, на нее ваша спутница очень похожа... Я не знал, что это ваша дочь, потому что у вас волосы черные, у женщины рядом с вами почти синие, а у девушки платиновые.

— Приношу свои извинения, — отпустив незнакомца, Сагара все же не отошел далеко. Жена с нарочито-спокойным лицом сунула руку за отворот церемониального многослойного одеяния, а дочка повернулась чуточку боком, в узнаваемой стойке.

Парень выпрямился, отряхнул рубашку, прошелся платочком по брюкам (да он щеголь!) и поднял фотокарточку, упавшую на модные белые шнурки теннисных туфель.

— Вот, взгляните. В самом деле, похожа. Мое имя Ли Шеньшунь, я студент по обмену. Инь прислала мне адрес на обороте карточки. Раз уж так вышло, могу ли обременить вас еще одной нижайшей просьбой?

— Полковник Сагара Сосуке, Силы Самообороны.

Сагара указал на семью:

— Моя жена, Канаме и дочь Тереза. Еще раз прошу простить.

— Понимаю, — улыбка у Ли Шеньшуня оказалась приятная, только очень уж грустная. — Сам так беспокоился. Вот, не подскажете ли вы, где этот адрес? Я так долго ее ищу.

Тереза повертела в руках фото. На нем тоже платиновая блондинка, в окошке... В окошке... Киоска? Закусочной?

— Табачная лавка на окраине, — подсказал полковник Сагара. — Смотри, тут в кадре телевышка, но очень маленькая. Значит, от центра далеко.

— Старая телевышка нравилась мне больше.

— Не ворчи, Ка-тян. Мне и весь Токио нравился больше, но что поделаешь... Так, похоже, это в сторону Осаки. Тереза, у тебя глаза помоложе. Пожалуйста, найди в сети карту, объясни гостю, где какие пересадки.

Тереза вытащила на планшет карту, но даже новый Токио, хоть и в пять раз меньше старого, все-таки здоровенный город. И проложить по нему маршрут на девятидюймовом экранчике — задачка, достойная экзамена по географии.

— Что так долго, канмусу-тян? Как ты в море собираешься курсы строить, если не можешь подобрать автобус вот уже пять минут?

— Мама, а ты вообще мне говорила, что Женева — столица Бразилии! Я еще неплохо справляюсь!

Фыркнув, Канаме выбралась из машины и отошла к той самой стекляшке-забегаловке, где парой часов раньше гайдзин сдуру чуть не напился соуса-тофу, а теперь толпились косплееры в честь праздника Танабата. Молодежь вежливо пропустила женщину в церемониальном наряде — несложно сообразить, что мать свежепризванной канмусу — так что Канаме очень быстро принесла небольшой подносик со сладостями. Ну, с японскими сладостями. Студент Ли определенно их не любил, и взял чуть-чуть аммицу из одной вежливости.

Взял кусочек желе, покатал на языке, проглотил и спросил вполголоса:

— Сагара-сан, да простится мне неуемное любопытство, но как вышло с вашим цветом волос? Или вы не японка? Имя у вас очень европейское.

Тереза покосилась на мать и ответила тихонько:

— Еще до моего рождения папа с мамой несколько, м-м... Поспорили. Вот, папа рассердился и назвал меня в честь командира. Потом они, конечно, помирились — а имя неожиданно понравилось... Взгляните на схему. Сначала вы едете по черной линии. У старой заставы пересядете на трамвай-десятку. Вы не спутаете, он там единственный... Так, ну а пару лет назад я тоже поссорилась с мамой, она не разрешала пользоваться ген-векториком. Вот, я такая вся самостоятельная, за полгода накопила на завтраках, и покрасилась в платину. Начисто покрасилась, ген-мод же не краска, волосы теперь навсегда такие. Отец месяц допытывался, ради кого я так.

— А ради кого?

— А у вас уже есть Инь, господин студент по обмену.

— Виноват, молчу.

— Лучше скажите, чем вы занимаетесь? Что изучаете?

— Миры создаю.

— В смысле? — Тереза даже выпрямилась, опустив руку с планшетом, и ее родители тоже обернулись вопросительно. Студент засмеялся:

— Художник-иллюстратор я. Карты рисую по Толкину там, по Фаэруну, Морроувинду. Большой спрос, всем охота отвлечься от жуткой реальности. Вот, приехал изучать японскую графику. Сильная школа, есть что перенять.

Полковник Сагара взял планшет, посмотрел и хмыкнул:

— Да уж, парень, ты попал. По черной линии... Ладно, тут согласен. Только на трамвае ты доедешь аккурат к рассвету. Лучше на той заставе перейди над улицей, там остановка маршрутки, и вот она как раз быстро шастает.

— Здесь три перехода. Над серединой или над каким крылом?

Сагара почесал бровь и ответил уверенно:

— Я там неделю назад нашел магазин с дешевыми батарейками, так что хорошо помню. Над правым!

* * *

Над правым крылом прогорел и обсыпался закат; солнце ухнуло, как ведро в колодец. Здесь на пляже тоже жарили рыбу — Дзуйкаку ловила что хочешь на что угодно, за годы практики достигнув такого искусства, что могла бы накормить удочкой человек сто в день. Лишнее она щедро раздавала кому попало, вот местные и пользовались, кто варил, кто жарил. И тоже пахло вкусно, пахло завлекательно. Только люди у огня все суетились незнакомые, и я туда не пошел. Стоял на мостике, слушал Киришиму, радовался. Впервые за черт знает сколько времени беспокоиться не нужно. Вообще.

— ... Там, дальше, Тиниан. Ага, это на горизонте как раз он. Легендарное место, экскурсии водят. Интересно?

— Интересно. Только не в первую очередь. У меня в голове сейчас такая каша, ничего нового уже не впихнуть, выльется.

— Фуга, — Киришима хмыкнула. — Что же ты хотел? Вернуться из такой мясорубки загорелым и с магнитиком на холодильник? Но ничего, здесь из худшего вытаскивали.

Я поежился. Фуга... Набор множества Вселенных, множества разных миров — как набор плоскостей, перескающихся в точке, где у них нечто общее. А эта точка и есть узел квантовой сети, а этот узел и есть я. Суперлинкор Тумана "Советский Союз". Ух, как сильны мои мощные лапы!

То есть, сейчас уже да, сильны. Чем бы отблагодарить мелкую аватару... Вот не получается воспринимать их кораблями. Все же от человека во мне осталось еще многовато. Но плохо ли это?

Да к черту философию уже. Вон тебе пальмы, вон тебе девушки, хотя бы сейчас выдохни, пока не лопнул от перенапряжения!

— Киришима, если мы сейчас придем туда, к огню, как нас примут?

— Нормально.

— Несмотря на то, что тут психушка для Тумана?

— Так мы же никому не говорим, что тут спецрембаза. Тут просто живут Секаку и Дзуйкаку. Ну вот нравится им здесь. Рыбалка, опять же.

— Тогда пошли?

Киришима посмотрела внимательно. Ну правда, не шестилетний я уже, вот и тетя-доктор подтверждает, что нормальный... Хватит меня сканировать!

— На мне узоров нет. И цветы не растут.

Киришима ткнула пальцем в россыпь серпов и молотов по алой броне:

— Узор.

Удачно пошутил, а? Тогда так:

— Цитата из древней классики, старый фильм. Показать?

Опять взгляд, опять сканер, чуть не до звона корпуса.

— Киришима, что ты там говорила насчет раздевания взглядом?

Неожиданно подействовало: Киришима смутилась, даже посмотрела несколько в сторону и буркнула:

— Сам назвал психушкой, теперь-то чего уж... Ладно, пошли.

И мы пошли.

* * *

Мы пошли к ближайшему костру, где вертелась Дзуйкаку, деловито распоряжавшаяся готовкой. Готовила мелкая рыбу в соляной скорлупе. Со всей решительностью туманница...

Кстати, здесь их называли русалками, но и это слово я не мог заставить себя выговорить. Потому что — где хвост?

В общем, Дзуйкаку быстро отсекла тунцу голову. Затем, крутанув рыбину за хвост вокруг себя, как метатель молота, вытряхнула потроха просто в океан. Тушку обваляла в соли, напихала подготовленными специями — лимон я узнал, остальное и не пробовал — уложила на железный поддон от полузарядов, после чего плотно облепила со всех сторон все той же солью, слоем в добрый палец толщиной... Даже без головы тунец оказался длиннее мелкой аватары. Выглядело все это, как лепка пляжной скульптуры: в мерцании углей соль от мелкого песка отличается не слишком. Плюс, ведерко и совочек в руках Дзуйкаку вышибали слезу умиления из буквально всех вокруг.

Люди уже выкопали яму под прогоревшим костром и притащили здоровенный рулон фольги. Откуда взяли, не спрашивал, а насчет спецодежды из фольги — ну там, шапочки, халаты — решил не шутить.

Дзуйкаку подняла скульптуру силовым полем, и люди — мы с Киришимой тоже поучаствовали — замотали рыбину фольгой на манер аккуратной такой мумии.

— Фараонов, похоже, тоже мариновали. И в пирамиде запекали торсионными полями. Потом сломался агрегат, — Киришима хмыкнула, — и бизнес кончился.

Не подпуская никого, Дзуйкаку бережно опустила мумию тунца-анацефала в яму — силовым полем, конечно.

Стряхнула с рук соль, увидела нас. Поздоровалась, и я сказал:

— Дзуйкаку-сама, не знаю, нужна ли вам благодарность, но примите мою вместе с искренним уважением. В силах ли я чем-то возместить причиненное беспокойство?

— В силах, — кивнула девочка, пригладив и без того ровно лежащие черные волосы. — Причем тут именно в силе дело. У меня с мощностью так же печально, как у тебя с ловкостью. А я давно ломаю голову над Евгенией... Ну, "Принц Ойген". Она в коме еще с Перекрестка. Что делать, знаю. Но вот мощности мне не хватает. А ты как-то умеешь подпитываться от обычной, блин, ядерной бомбы. Бомбу нам достанут, это не проблема...

Мы отошли от погребения тунца-фараона, над которым темные, светлые и мулаты уже воздвигали курган горячих углей. Отошли мы под пальмы, где сели на поваленный ствол, и где по Дзуйкаку с Киришимой сразу начали ползать совсем уж мелкие детишки, дергать пуговицы и клапана карманчиков.

— Ночь же?

— Днем отоспятся. Им интересно.

— Так тебе схему преобразователя?

— И хорошо бы подстраховку. Ты большой, страшный. Хотя бы зафиксировать ее сможешь, если вылетит за диапазон предсказуемых реакций.

— В смысле, если психанет и бросится.

— Благодарю, Киришима, я сам уже понял.

— Нет, не сейчас, — помотала головой Дзуйкаку. — Где-то через полгода, спешки никакой.

Мы с Киришимой переглянулись, и глаза ее блеснули синим, даже лиловым. Вот повезло бедолаге, возиться со мной еще полгода. Как бы ей намекнуть аккуратно, что это не обязательно совсем? Намеки не моя сильная сторона, потом, наверное.

— Хорошо. Дзуйкаку, раз мы на спецрембазе...

— Да говори уж: "в психушке", я же вижу, как ты рад придуманному слову, — а улыбка у нее не детская совсем, контраст пугающий.

— Правда, в дурке-то чего уже стесняться. Как насчет раздвоения личности? Как насчет меня от Свидетеля вылечить?

Аватара вынула из кармашка монету и протянула мне:

— Сделай мне монету с одной стороной.

— Понял. Но стой, мы же квантовые. Если есть бутылка Клейна, лента Мебиуса, почему нельзя сделать монету, скажем, Цезаря. Как ее ни кидай, у нее везде орел.

— Можно имитировать, чтобы получить какое-то определенное свойство. Как шулерские кости, чтобы всегда падали нужной стороной вверх. А вот сделать никак. У меня нет высшего доступа к основам психики.

— Ни у кого нет, — прибавила Киришима после долгого молчания. — Это ввели после кризиса Майи. Ну, адъютанта Конго.