Почему и нет? Часть первая.

В девять утра я прибыл в приемную его высокопревосходительства. Две прошнурованные папки придавали мне солидный вид. Одна — толстенькая, а вторая намного более тонкая, но обе аккуратно прошнурованы и помещены в строгие кожаные обложки, благо озаботился ими заранее еще в первый день работы.

Очередной, не знакомый мне дежурный адъютант принял их у меня под роспись и отнес в кабинет. После минутного отсутствия он вернулся и велел ждать.

Ждать, так ждать. Я скромно уселся в уголке приемной поближе к теплой печке и там, скрытый от посетителей вешалкой с шинелями и шубами, расслабился и неожиданно даже для себя задремал.

По истечении какого-то времени меня растолкал адъютант и велел быть свободным до восьми вечера. Разъяснил попутно, что тут не спальня, а приемная. Глядел он на меня при этом весьма неодобрительно, видно перед кабинетом могущественного вельможи не так уж часто можно увидеть дремлющего армейского поручика.

Ну что ж, спасибо, это для меня в дугу.

Я весьма неплохо провел время до вечера. Наконец, нанес давно обещанный визит своему товарищу по переписке барону Корфу. Весьма своевременно оказалось, так как барон буквально через неделю отбывал к армии. Одним из кавалерийских корпусов командовал его близкий родственник, тоже барон и тоже Корф. Кавалергард напросился к нему порученцем. Столица его тяготила. На мой взгляд, правильно решил, среди армейской суеты он будет чувствовать себя гораздо уютней.

Мы с ним посетили офицерское собрание, где и пообедали в очень интересном кругу. Корф перед отъездом в армию пожелал оказать мне услугу, которую я оценил много позже. Он рекомендовал своего друга и поэта Горского некоторым из петербуржских товарищей, а я приобретал ряд весьма полезных знакомства среди офицеров. Даже не в их званиях, порой еще более скромных, чем мое, дело. Это были молодые люди из самых влиятельных фамилий России. Корф официальными знакомствами приоткрывал поручику Горскому возможность пути в Свет. Причем, делал это едва ли не насильно.

Я, конечно, понимал, что ни один серьезный вопрос не мог быть решен в Империи помимо Света, и тут, хочешь или нет, но надо быть к нему поближе. Соответствовать, так сказать. Тем более, роскошная родословная Горских позволяла. И никуда не деться... Такое время, такие правила.

Вечер коротал на стуле в приемной. Адъютант поставил его прямо перед своим столом, подальше от печки. Опасался, наверное, что странный поручик опять заснет. Вот... Службист.

Восемь. Полдевятого. Девять. Полдесятого...

Наконец, меня приглашают в кабинет.

Вхожу. Приближаюсь к столу на положенное расстояние и замираю смирно, ожидая распоряжений. Кабинет ярко освещен, здесь на свечах не экономят.

Мои папочки — на столе, обе лежат раскрытые. Замечаю многочисленные закладки между страницами. Князь задумчиво смотрит на меня поверх бумаг, по привычке покусывая очередное перышко.

— Скажите, Горский, откуда у вас идея пронумеровать и прошить все страницы в папке? Неплохая идея, весьма и весьма. И правильная. Но вы ведь — не бумажный работник архивариус, а такое прилежание странно для молодого офицера. Так все-таки, откуда?

— Я посчитал, что так будет правильно, ваше высокопревосходительство. Удобно для ознакомления и затрудняет утерю отдельных листов. Кроме того, я льщу себя надеждой, что моя работа может представлять интерес для безопасности державы. Если это хоть в малой доле так, то должны соблюдаться правила обращения с документацией ограниченного пользования.

Только один экземпляр с прошнурованными и пронумерованными страницами. Я писал об этом в разделе 'Цензура', подраздел 'О проведении документов в режиме ограниченного доступа', на тридцать пятой странице, если не ошибаюсь.

Князь перевернул листок.

— Верно. Только на тридцать шестой странице. Присаживайтесь, Сергей Александрович.

Я пристроился на гостевом стуле.

— Вы опять меня озадачили, Горский. Чем? — Князь прищелкнул пальцами. — Да так — мелочь. Не по возрасту и чину сделали работу. Хорошо сделали. Ваши методы обеспечения безопасности, разведки и контрразведки на бумаге весьма эффективны, хоть и очень далеки от принципов христианской морали. Тайная канцелярия по сравнению с тем монстром, которого вы изобразили, просто пансион благородных дам. М-да. Жестко. Жестоко и подло, порой абсолютно беспринципно. Но эффективно... Да! Именно, эффективно. — Прищурился хитро.

— Откуда это? Если опять будете рассказывать о старце-учителе, то я просто расстроюсь. Ведь в вашем, сразу скажу, весьма любопытном труде есть некоторые сведения, которые вы просто не могли знать. Никак. Один и даже два факта я мог бы допустить на ваше гениальное озарение, но не десятки... Да и не гений-теоретик вы, Горский. Отнюдь. И в то же время ваш мозг забит знаниями совершенно непонятно откуда возникшими. А ведь я предупреждал, что я весьма любопытен. Итак...?

И че делать? Колоться? Ох, есть соблазн...

Че, Серега, наивняк детский все не проходит? Жизнь тебя еще мало била? Колоться с человеком такого положения, особенно пока ты во много раз более низкой весовой категории, нельзя по любому, это — тюрьма. Не поверит — отправит в бедлам, а поверит, так посадит на цепь для собственных нужд. Да и вообще... Ведь все равно уже все решил. Десяти дней на размышление и отработку легенды было вполне достаточно. Чего тушуешься, Серый?

Умен князюшко, жесткий человек, высокомерный вельможа. Но, как сам сказал, зело любопытен... Благодаря тетрадке и написанным папочкам некий поручик его крепко заинтересовал. Вот ты бы сам на его месте чего подумал?

Самое простое и очевидное.

Мальчишки не было в стране восемь лет, и он знает то, чего знать не может. Значит что? А то... Шпионит Сережа Горский в пользу мирового империализма. Вот он и хочет выпытать, где тот империализм живет и чего ему от скромного князя Кочубея надо.

Когда думал, как буду фантазировать на вполне ожидаемые вопросы, то решил врать по книгам, чтобы не сбиться. Кусочек оттуда, кусочек отсюда. Вот и выйдет жизнеописание русского пятнадцатилетнего капитана.

Ну, помоги мне, Господи, и гений прочитанных авторов...

— Вы будете удивлены, ваше высокопревосходительство, но я буду вынужден опять говорить о моем учителе. Прежде не упоминал об этом, считая страницу перевернутой и забытой. Все дело в том, что он готовил меня к некой миссии. К какой? Не могу сказать... Просто не знаю. Мой учитель умер под обвалом камней, не окончив наставлять меня. В горах случается такая внезапная смерть, она может поджидать любого путника. — Перевел дыхание. Отработанная заранее легенда легко слетала с губ, но отчего-то в горле пересохло.

— То, что я записал, это в общем-то, его слова и размышления. Вы заметили совершенно верно. Мои лишь отчасти... Единственное, что знаю о миссии точно — я должен помочь кому-то в Российской Империи. Спасти какого-то человека, по всей вероятности, очень нужного синьору Фариа. Для этого меня и готовили, но не как военного, а как лазутчика-одиночку. Учили преодолевать стены и отпирать замки. Убивать учили тоже. Скорее всего, человек тот являлся узником. — Ох, и сказочник ты, Серега. Поверит ли? Главное — не сбиться и искренне самому верить во все эти приключения, о которых рассказываю. Потому продолжаю, не пережимая чрезмерной убедительностью в голосе.

Вот так и случилось, вот так и рассказываю. Не обессудьте...

— Пока жив мой учитель, и ко мне было отношение хорошее, а вернее меня терпели. Но с его смертью, я понял, что мне не жить среди контрабандистов. Убьют. Они от меня и раньше хотели избавиться за отказ стать одним из них, но узнав, что я из России, сохранили жизнь и отвели в горы. Когда я понял, что без учителя обречен, то сбежал. Захватив с собой лишь веревку и несколько железных клиньев, я поднялся по скале, которую считали неприступной. Это был единственный путь уйти. Несколько раз на отвесной стене я находился на волосок от смерти. Тогда и поседел. — Во даю! Дюма-отец отдыхает, а сын нервно курит в сторонке. Но мой рассказ, вроде отторжения не вызывает. Отлично. Вдохновенно вру дальше.

— Подтвердить этого не может никто, но поверьте, мой учитель ненавидел Бонапарта всей душой, также воспитывал и меня. Он знал, что рано или поздно Россия и Франция сойдутся в смертельном единоборстве, и предрекал победу России. Весьма приветствовал и мой юношеский патриотизм. Поверьте, синьор Фариа не был врагом России.

— А если бы вы все же получили задание, то пошли бы и помогли этому человеку? Даже если он узник, в тюрьме или на каторге и враг Российской империи? Возможно, убивая по пути русских солдат? — Спросил князь.

— Да, ваше высокопревосходительство. Я дал слово. Но, к счастью, задача мне не была поставлена. Не пришлось и грех на душу брать. Уберег Господь. Меня самого терзали сомнения, и мучила совесть, но по Божьей воле случилось так, как случилось. Через некоторое время я вернулся на родину и начал жизнь с чистого листа. Но узник не в тюрьме, мне думается...

— Вот как? А где?

— В монастыре, ваше высокопревосходительство. Как-то сеньор Фариа проговорился, что человек — монах. Даже имя его называл в задумчивости, думая, что я сплю. Болен он в тот момент был и еще курил какие-то травы. После них в забытье впадал и словно бы сам с собою разговаривал вполголоса. Я и внимания не обратил, обычно вовсе неразборчиво бубнил. А тут русские слова, вот и запомнил. То ли отец Авель, то ли отец Авраам, только начало услышал отчетливо. Еще там речь шла о какой-то книге. Мне показалось странным, что он это на русском языке сказал, хоть и мало говорил на нем. Что-то похожее...? Да, точно! Сказал: 'Зело престрашная книга'. Вот и только разобрал, да и то не уверен, что верно.

— И чем он интересен сему иезуиту? Православный монах? Не знаешь ли?

— Нет. Знаю из обмолвок, что прежде он был к государю Павлу близок, но впоследствии им же заточен. За некую дерзость.

— Что ж. Это уже лучше. А обо мне ничего не говорил ваш учитель?

— Говорил. Он о многих людях в империи говорил и даже предрекал их судьбы.

— Интересно. Что же мне напророчил ваш таинственный сеньор?

— Канцлера Российской Империи. Но не сейчас. Позже.

— Ого! — Перышко в руке хрустнуло, и было отброшено. — Впрочем, может быть, может быть... А иных? Синьор действительно прозревал будущее?

— Пока все, что предрекал этот человек, сбывалось. Он умер в восьмом году, а попал я к нему в третьем от начала столетия. Почти пять лет пробыл в горах. Так вот, он заранее предрек Аустерлиц и Тильзит, как и прочие события. Конечно, не места событий, а лишь сами факты, но их — практически точно.

— Синьор Фариа имел переписку? Он всегда жил в горах?

— Весьма обширную переписку, но к своим бумагам никого не подпускал. В горных долинах он жил лишь в зимние месяцы, уходя куда-то с открытием перевалов. Возвращался почти перед тем, как их укроет снег.

— Он что-то говорил о России?

— Да. Россия разобьет Наполеона, но заплатит великой жертвой. Какой? У него были различные видения, но почти всегда в них горела Москва. Командовать войсками будет сначала военный министр, а после — старый генерал, который слеп на один глаз. Выходит, генерал-лейтенант от инфантерии Голенищев-Кутузов Михаил Илларионович. Он же за год до прихода французов разобьет турок и подпишет мир, освобождая войска с южных пределов.

— Наполеон сдастся? Мне любопытно, что там еще напророчил ваш иезуит?

— Нет. Уйдет с едва десятой частью армии. Будет воевать еще какой-то срок. Потом сдастся. После заточен, но вернется на престол опять на короткое время и вновь будет разбит и заточен вторично.

— Вы этому верите сами, Горский? Все рассказанное очень интересно, но абсолютно неправдоподобно.

— Не знаю. Пока все сбывалось.

— А коли я вам не поверю? Есть у меня мысль, что вы не тот, за кого себя выдаете. Что где-то есть тот, кто вас ведет, Горский. Помимо меня.

— Я уже не ваш человек...?

— Ого! А вы дерзки.

— Простите, ваше высокопревосходительство. Мне уже говорили...

— Князь Мирский?

— Да.

— Не удивлены, что мы знаем о вашем визите к его внучке и встрече с самим Мирским?

— Нет.

— Кстати. Ведь князь дал вам рекомендации. Отчего вы не воспользовались ими?

— Я — русский офицер. Ваша рекомендация по службе для меня — честь. Его же... Князь пока не является искренним патриотом империи. Не счел возможным пользоваться его рекомендацией.

— Вы сказали, 'пока'?

— Именно.

— Считаете, что князь станет примерным подданным Российской Империи?

— Да. В Польском царстве, входящем в состав империи после разгрома Наполеона найдется значительное число людей, которые станут искренне служить Русскому престолу. Не из любви к России. Хотя будет много и таких, увидевших в Империи свой шанс. Просто только Россия сохранит Польшу от уничтожения германскими соседями. И даст возможность возродиться. Много позднее. Через три или пять поколений. Может больше...

— Тоже предсказания?

— Да.

Князь поднялся из-за стола, что-то обдумывая, прошелся вдоль стены. После вернулся и обратно уселся в свое кресло. Вынул из набора новое очиненное перышко и завертел им. После сказал, серьезным голосом без обычной насмешки.

— Знаете, отчего я разговариваю с вами, Горский, а не сотрудники Особенной канцелярии? Ваш учитель Фариа оказался личностью весьма известной в узких кругах. Я навел о нем справки. Незаурядный человек... Действительно, связан с медициной и иезуитами. Ваше описание совпадает с истинным. Он исчез в конце девяностых где-то в Марселе, и знать его юный Сережа Горский никак не мог. Уже больше десяти лет о нем ничего не слышно. Оказывается, он укрылся в Альпах. Только поэтому вы на свободе, и только потому некий поручик — все еще мой человек. Вы загадка, Горский. А я люблю загадки.

— Благодарю, ваше высокопревосходительство.

— А теперь расскажите мне, что еще пророчил синьор Фариа...

Когда по истечении четырех часов выходил из кабинета в слепую ночь, меня можно было выжимать. Свечи за это время адъютант менял дважды, видно, работа по ночам в канцелярии вовсе не в новинку.

Князь Кочубей умеет вынуть душу из человека. Поверил он мне только после ряда вопросов, причем, порой самых неожиданных. Например, каковы волосы у моего мифического учителя? Какая мода у мужчин и женщин в Тироле и Швейцарии и какую там носят обувь? Как живут крестьяне в Альпах? Какие напитки пьют мужчины, а какие женщины? В каких местах побывал после побега? Как добирался в Россию? Многие вопросы задавались повторно и другими словами. Допрос по высшей категории. Я миллион раз за него возблагодарил свое неуемное любопытства и многочисленные поездки в Европу по делам бизнеса в последние годы перед переносом. При первой же возможности шел в музеи и на экскурсии. Мой способ отдыха и разгрузки мозгов. Странный для других, но мне нравился. Во как теперь пригодилось-то. Кто б подумал...

Но то были цветочки.

Основной же вал вопросов касался пророчеств, относящихся к будущим военным действиям Франции и Британии в ближайшие пару лет. О России же вопросов оказалось неожиданно мало. Только уточнения того, что я сам рассказал, и расспросы о некоторых фамилиях.