Сожрать бы кого. Я огляделся. Сухие ветки вокруг да галька с песком. Змеи, может и есть, да где их искать. Я бы в моём состоянии и сверчков несолёных смолотил, и мышь сырую. Но на этой убогой полоске суши даже комаров не пищало. Рыбу?.. Да глупость это — опять в воду лезть. Оттуда я уже точно не вылезу. Ветки... Я тронул одну пальцем. Интересно, у меня есть ограничения по пищеварению? Может, переварю?
Три двадцать пять. Близится рассвет, а я ещё тут валяюсь, как вяленая вобла. Что я могу сделать? Было бы это в моём мире... но я не в нём. Я — набор циферок. Всё, что у меня есть, это долбаные единички в характеристиках... Стоп. Единички. Циферки. Вот оно, идиот. Выносливость. Мне нужна выносливость. Она была на двоечке. Поднять её на единичку стоило двадцатку опыта, которого у меня накопилось сорок пять... Ну что ж, вот и пригодился. Да, Подтверждаю... Есть! Энергия 3000 дж/3000 дж. Теперь бегом, бегом!
Самоконтроль вырос до пятнадцати процентов. Бегу и смотрю, что даёт. В частности — конвертировать одни показатели в другие. Например ТП (тупых приколистов?) здоровья в ватты, или калории в джоули. Раз в сутки. Правда, на первом уровне только десять процентов. Но всё равно, можно, наверное, научиться сжечь с десяток калорий и напрямую согреться, например.
Три двадцать восемь.
Охраны на берегу нет — она на мосту и у ворот. Ворота — хрен знает где; мост, едва видимый в темноте, перекинулся через реку метрах в двухстах. По ночным улицам бродит ночная же стража, но прямо сейчас никаких огней передо мной нет. Бегом, бегом! Сунулся в тёмную улицу. Вонючая, кривая загогулина, описав ломаный полукруг, вывела меня обратно к реке. Сука.
Три тридцать четыре.
Ловили и убивали меня всё время на другом конце города, и география этой его части мне совсем незнакома. Какая улица ведёт к Барджелло? Барджелло — место значимое, центровое; по идее, и улица туда должна быть поширше... Точно, она наверняка от моста идёт. Но на ней — тут к бабке не ходи — и стражи поболе. За прогулку по ночной Фиренце, если поймают, можно и ноги лишиться — это тут запросто. Так что по центральной улице ломиться нельзя, надо найти как на неё выскочить у самой площади.
Три сорок.
Я ношусь по этим переулкам кругами: одна и та же колокольня возникает силуэтом в ночном небе то справа, то слева, то позади. Я уворачиваюсь и прячусь от патрулей в тёмных закутках и "мастер пряток" дорос уже до двадцати трёх процентов. Но время идёт, а я всё не могу выйти на нужную мне площадь. Временами я развиваю максимальную для меня скорость — двенадцать км в час, но постоянно бегать не рискую, больше приходится красться.
Три пятьдесят пять.
Наконец-то. Вот она площадь, вон она Барджелло. Или оно.
Площадь безлюдна и тиха. Огни только у входа в уродливое и по форме, и по содержанию сооружение. Между зубцами башни тоже кто-то прогуливается со светильником. Наблюдать и строить планы некогда. Помощников у меня нет.
Под полукруглую арку, ведущую во внутренний двор, я проскользнул никем не замеченным. Устав караульной службы тут кровью ещё не написали, никакими решётками проход забран не был, часовые переговаривались внутри. А ведь недаром сказано: болтун — находка для шпиона. В данном случае — для меня. Хотя я не шпион. Я — диверсант. И с этой приятной мыслью я вытащил из ножен Лунный клинок, специально для этого дела одолженный мне Иродией. Длиной в локоть, ухватистый, хищный, жаждущий крови. Дающий мне плюсы к ловкости, ярости и удаче. А также пять килоджоулей маны и охрененный шанс крита. Жаль, не насовсем дала первоведьма, а только на время попользоваться. Клинок уникальный, легендарный, минимальной цены в 150 флоринов. Цена ошеломительная, но это, конечно, всё равно совсем лохом надо быть, такую вещь всего лишь за десять средних годовых доходов отдать.
Три пятьдесят семь.
А, тут таки есть наружный пост. Из одного человека. Как так-то, а? Ну как так? Стоит внутри, тихенько, посредине прохода, в темноте, без света, малозаметный снаружи — это да, но один.
Делаем так...
Позади хитрого, но одинокого стражника с лёгким треском зажёгся огонёк, с непропорциональной скоростью пожирая мои невеликие джоули. Солдат резко развернулся на свет и на звук. А у меня ограничение в пять метров, не мог я его дальше от его глаз создать. И так на пределе дальности. Он отшатнулся от пляшущего перед глазами пламени, вскинул руку. Рука никого не нашла. Пустота. Только небольшой, как у свечи, огонёк. Прямо в пустоте. Просто ярче раз в десять... Который уже, кстати — опаньки — и погас. Всё! Не было никакого огонька. Только пятна в глазах.
Башмаков с деревянными подошвами на мне давно, с самой реки уже не было, и я почти неслышно скользнул к часовому на босых ногах. Не совсем неслышно, конечно: и одежда шуршит, да и самые разбосые ноги, если ты не ниндзя, тоже какой-никакой шум производят. Солдат резко развернулся в мою сторону, выхватывая оружие и ища взглядом опасность. Вот только глаза уже не видят в темноте, да и с ростом предполагаемого противника он ошибся, сканируя пространство поверх моей головы. А я низехонько так... Не давая себе времени на раздумья и сомнения, я с ходу вогнал острие под нижнюю челюсть. Чисто анатомически, в реальном мире если, так там продолговатый мозг в нескольких сантиметрах, смерть практически мгновенной должна быть. Ну, а тут... ну, тоже, наверное, значение иметь должно. Да и ярость с шансом крита... Урон, опять же, у Лунного клинка с моей тридцатидвухваттной силой — до 105 ТП, даже и без критов. У взрослого мужчины здоровья, конечно, больше моих 40 ТП, но не до бесконечности же.
Было бы это моё первое убийство, не вышло б ничего, скорее всего. Не решился бы я. А так уже и привычно становится.
Таскать тело с целью скрыть преступление не стал: помог трупу мягко опуститься на холодные камни — и ладно.
Три пятьдесят восемь.
Маны, с учётом Клинка — 5 070 джоулей. Три секунды огонёк держал — больше шестидесяти джоулей как не бывало.
Идём дальше. Тихонько, не спеша. Аккуратно. Вот и вход во двор. Стражников двое. Стоят, привалившись к стене, лицом друг к другу. Трепятся о бабах, за территорией не наблюдают.
Двое — это хуже чем один. Но что нам завещал великий Цезарь? Разделяй — и властвуй.
Я, без ложной скромности, человек почти гениальный — и это не хвастовство. Это скромность. Сухим фактом было бы это "почти" опустить. Поэтому обнаружив обидно малую мощность новообретённых магических талантов, я, по дороге сюда, пытаясь не вылететь из подпрыгивающей на кочках и ухабах телеги, пытался придумать, что можно извлечь хотя бы из таких возможностей. Цель ясна: магия эта в первую очередь должна стать оружием. Бытовое применение возможно и даже желательно, но вторично. Суп можно и на костре сварить. Вопрос: как этот махонький огонёчек использовать так, чтобы он стал грозой врагу и надёжной защитой другу? Примечание: для врага это уже в таком виде должно стать смертельным. Первой идеей было создать его прямо внутри вражеского организма. Жечь, так сказать, калёным железом изнутри. Пять секунд даже небольшого, в пару свечей, пламени в желудке — а в качестве особо гуманного способа: на бифуркации трахеи или аортальной арке — и супостат надёжно выведен из строя навсегда. Это потребовало эксперимента. Под рукой — кроме личного водителя и мешков с овсом в телеге — ничего не было. Но мешки с овсом меня устраивали. Увы. Облом. Создать огонёк там, где я не мог его видеть не получилось. Надеюсь, это просто практики у меня нет. Хуже, если такое невозможно в принципе.
Второй идеей... Второй идеи вот до самой этой минуты не было. Времени не хватило на проработку вопроса.
Ждать и целиться пришлось довольно долго. Автоматической привязки огонька к объекту то ли вообще не было предусмотрено проектом, то ли функция у меня пока не активирована, так что все его перемещения приходится осуществлять вручную, а потому надо тщательно выбрать и момент, и место. С баб стражники уже перешли на на семейные дела и недалёкие планы, а нужный момент всё не наступал. Наконец стоявший ко мне лицом приподнял руку чтобы поудобнее перехватить свою алебарду. В этот момент у него под подмышкой и вспыхнул маленький, но очень горячий огонек. Я постарался сделать его настолько жарким, насколько мог со своей энергопроводностью полных 100 джоулей в секунду. Стражник дико взвыл, бросил алебарду, подскочил на месте, хлопнул себя здоровой рукой в больное, и завертелся юлой. Вой перешёл в пронзительный, отчаянный визг. Несчастный рухнул с ног, катаясь по камням двора. Его напарник уставился на него ничего не понимая. Из караулки выскочили ещё четверо и кинулись на вопли. Надеюсь, вся дежурная смена и внутри больше никого. Оперативно так выскочили, словно готовились. Ну и хрен с вами. Я всё равно тут больше никого убивать не собирался. По стеночке, в тенёчке, бочком, я двинулся к открытой двери. Трое из оперативной четвёрки да напарник пострадавшего ещё пытались выяснить, почему шум — огонёк-то мой уже давно погас и очевидной причины не находилось — а один был поумней и начал озираться по сторонам. Но это я заметил краем глаза, уже проскальзывая в дверной проём. Осторожно так, не наглея. Внутренней географии Барджелло я не знал. До этого я тут бывал только с персональными вооружёнными гидами, и дальше подвала они мне экскурсий не проводили. Шёл я наобум и потому следовало быть максимально осмотрительным. Следовало продумывать каждый шаг. Следовало держать ушки на макушке и глядеть в оба. Следовало двигаться медленно и бесшумно. Следовало... Да там много чего ещё следовало. Да только я не успел ничего. Ей-бо, ну как тут не вспомнить: "ничего не сделал, слушай, только вошёл"...
xxii
[Год 1263. Август, 19; Четвёртая стража]
— А вот не занимали вы за мной! За мной вот он занимал! — И Ососков ткнул пальцем в следующего за Ордыниным старичка с палочкой. — А откуда вы здесь взялись, я не знаю!
— — Евгений Лукин. Чёрный сон.
Темнота была густая и плотная, как жидкий асфальт. Одна единственная свеча не могла разогнать её. Но света хватило, чтобы проявить из тьмы бледное лицо. Только лицо, больше не было ничего. Вокруг только темнота.
— Сгинь, — посоветовал я ему, и закрыл глаза.
Не помогло. Тонкогубое, хрященосое лицо, подсвечивая себе свечой, всё так же всматривалось в меня выпуклыми зенками. Лицо было странно знакомым, но я не мог пока заняться воспоминаниями, поскольку решал вопрос: открывал ли я глаза до того, как увидеть эту рожу, и закрывал ли после. Потом мне пришло в голову, что мне могли банально вырезать веки. Я тут же поверил именно в эту версию, и стало страшно.
— Мессер Ружеро, — голос острыми колючками тыкается в барабанные перепонки. — Мессер Ружеро!
Тонкие губы растягиваются в довольную улыбку. Мне же не до веселья. Мне как-то неудобно во всём теле, неуютно как-то, но я не понимаю, что именно не так.
— Ну-же, мессер Ружеро, — звонкий голос прокалывает-таки мои бедные перепонки и колет в самый мозг. — Просыпайся, дружочек, просыпайся. Хватит уже спать.
Почему — "просыпайся"? Я, вроде, не сплю.
Лицо уплывает вверх. Я поднимаю голову вослед — и тьма начинает таять, выявляя детали окружающего.
— Вот и хорошо, дружочек, — лицо, к которому потихоньку присоединяются шея с руками и туловищем, одобрило мою активность. — Вот и славно. Славно. Хорошо ты побегал, хорошо... Но ведь как получается? Сколько не бегай, а от нас не убежишь.
Что-то коснулось левой щеки, картинка рывком сместилась и меня словно кипятком облило. Я попытался оттереть щеку, но рук не было. Вернее, они были, но делать то, что мне было нужно не желали.
А ведь меня, похоже, ударили. По лицу. По моему лицу. Голова свесилась и я обнаружил каменные плиты где-то далеко внизу. Поднять голову почему-то уже не получалось. Снова начало темнеть.
— Давай-ка, мессер Ружеро, продолжим наше общение, — предложили мне.
Я хотел вежливо предложить перенести нашу беседу, так как в настоящее время мне что-то явно нездоровится, но тут моя голова безо всякого моего участия вздёрнулась и затылок больно стукнулся обо что-то очень твёрдое.
— Сука, — сообщил я Вселенной.
Чем-то мне знакомая физиономия, проявившись уже полностью, стояла в трёх шагах от меня, значит, за волосы меня держит ещё кто-то. Я попытался повернуть голову. Не вышло. Зато я понял, почему так трудно дышать и почему не слушаются руки: они были привязаны к кольцу в стене высоко над головой. Я на них висел.
— Как-то не задалась у нас беседа прошлый раз, — короткий смешок. — Но да ничего. Теперь нам не никто не помешает, не так ли? Тут ведь нет ваших рыцарей. Где они? Нету. Нету! А что ты без них? Так, кусок мяса.
А, точно. Это же тот, который тогда в том зале был, когда нас с Гвидо освободил ди Тавольи. Помню, помню. Отец Козимо. Плохо-то как. Но как он тут оказался? И, словно отвечая на мой невысказаный вопрос, он продолжил:
— Так я и знал, что ты сюда явишься.За девками за своими... Вот ведь как. Мне даже не поверил никто, когда я сказал, где тебя ждать. Да что там, Ружеро, я бы и сам не поверил, скажи мне кто. А тут, знаешь, как кольнуло мне что-то: девок попридержать, а там ты и сам за ними пожалуешь... Девок твоих, кстати, тут нет уже. Что им тут делать? С ними всё ясно. В Стинке они. [Тюрьма Стинке стояла на месте нынешнего театра Верди, на восточной стороне улицы Изола-делле-Стинке, тут перед казнью держали приговорённых] С завтрашнего дня по одной будут за грехи свои кары принимать. Сначала главную ведьму четвертуем, потом и мелких тварюшек вслед за ней. А вот с тобой разговор особый.
— Сука, — повторил я и Козимо небезосновательно принял это на свой счёт. И мне опять прилетело кулаком в лицо. Бил, естественно, не он, а тот невидимый, что стоял сбоку. Пересохшим языком я облизал распухшие и подозрительно солёные губы. Угу. Ну, зубы вроде на месте все... Я с надеждой глянул наверх ещё раз. Как давно, интересно, я в таком подвешенном состоянии? Вообще-то, у нормального человека часа за три-четыре такого висения уже и отёк лёгких должен начаться. Вот было бы здорово. Правда, смерть не из самых приятных, но перетерпеть можно — всяко лучше, чем опять с Альфонсо повстречаться. Вот только я — не нормальный. Я, может, вообще не человек. Ладно. Повисим, подождём.
— Ружеро Понтини... — продолжал меж тем Козимо. — Несомненно, не так тебя назвали родители и крестили в храме. Может всё же скажешь своё настоящее имя?
Я попытался найти у себя в памяти хоть какое-то обоснование своему нахождению здесь. В смысле — для него. Так-то понятно, что меня схомутали при попытке проникновения на охраняемый объект. Мысли были как перья в старой подушке — серые, ломкие, и сбившиеся в бесполезный комок. Вроде всё же делал правильно, и всё равно ничего не получилось. И девочкам не помог, и сам спалился. Не помогла мне моя вундервафля огненная.
— Настоящее... Ружеро... — слова давались с трудом, шепеляво, но поговорить надо, ибо другого источника информации у меня не будет. Они тут ещё не дошли до понимания, что на все вопросы задержанных надо отвечать только одно: "вопросы тут задаю я".
