Тринадцатая звезда (Возвращение Звёздного Волка)

А после пинка обернулся ко мне. Обернулся, натянул, хоть и не без усилий, свою обыденную, типа приличную, физиономию и почти ровным, без только что бушевавших эмоций тоном процедил:

— С вами разговор будет особый... — Малость подождал. Наверное, того, что я заволнуюсь или даже тоже испугаюсь, как чертёнок и девочки.

Не дождался.

И, не дождавшись, с уже просто ехиднейшей рожей квакнул:

— Ну что? Доигрался, голубчик? — И совсем уж точно какой-нибудь театральный злодей просипел: — Господин новый главный врач выгоняет тебя, бродяга, из санатория!

(Слушайте, да как же, оказывается, легко спадает с некоторых существ интеллигентская шкура, отскакивает псевдокультурная шелуха и обнароживается их настоящая, а не фальшивая личина!)

Однако же леший с этими существами, их шкурами, шелухой и личинами! Что этот недомерок сказал? Выгоняют из санатория?!

От неописуемого восторга я взревел:

— Ура-а-а! — и принялся как угорелый радостно носиться по Кунсткамере.

Я носился, плясал, скакал, орал, обнимал всех кого ни попадя на своем радостном пути. В дверь растерянно заглянул Симон де Монфор-младший, так я и его хлестко облобызал. Брезгливо вырвавшись, Симон моментально ретировался, а я уже от переизбытка чувств хлопал с воинственным кличем по мраморному заду старушку Андромеду. Однако...

Однако в самый пик моего торжества библиотекарь опять завопил, словно ненормальный:

— Молчать! Стоять! Прекратить безобразие!

И я с некоторым удивлением замолчал, остановился и прекратил.

...Гм, слушайте, может, чего-то недопонимал, но к чему, скажите на милость, столь пафосный балаган? Я просил Гансов выгнать меня? Просил. Меня выгоняют? Выгоняют. Ну и?

Совершенно искренне пожал плечами:

— Прекрасно, что наши с господином новым главным врачом желания совпадают. Так чё разоряться-то?

Но философ ощерился:

— Да нет, смутьян, нет, ты и впрямь не понял! Ознакомившись с твоим персональным делом и послужным, уже в "Блэквуде", формуляром, господин главный врач пришел к выводу, что тебя, разбойник, необходимо вернуть на долечивание в психиатричеќский комбинат. Рано эти дилетантские профаны выписали тебя, соколик, рано!

И не успел я опомниться от новости, махом ставящей жирный крест на сладких мечтах возвратиться наконец в Большой Мир, за обрыдлевшую Стену — возвратиться домой, к родителям, как, злорадно погрозив на прощанье крошечным кулачком, главный мыслитель "Чернолесья" с коронным притопом растаял в воздухе, а вместо него...

Слушайте, вот чего-чего, но предвидеть такой кунштюк было невозможно ни за что на свете! На паркетине, где только секунду назад хорохорился и брызгал слюной библиотекарь-архивариус-пинакотекарь, теперь импозантным кукишем торчал... еще один Ганс...

Да Творец же, родимые, Демиург! Еще одна, не знакомая мне ипостаська: в красном халатике, такой же шапочке с кокардой в форме креста и петлей стетоскопа на тощей шее. Парсуна самого нового Ганса была страшно похожа на физиономии всех остальных блэквудских гномов, однако же повторюсь: совершенно мне не знакома.

И:

— Ну, здравствуйте-здравствуйте, о дерзновенный возмутитель спокойствия и нарушитель общественного правопорядка, — высокомерно-презрительно поморщилась эта парсуна и, едва переплюнув через сухую, словно прошлогодняя травинка, губу, важно-преважно изрекла: — Итак, пункт первый: сугубо для информации. Как уже, надеюсь, смекнули, пред вами самый новейший главный врач санатория-профилактория "Блэкќќвуд". Особо подчеркну: первый за всю историю главный врач из местных. Наконец-то кое до кого дошло, что на ключевые посты надо назначать автоќхтонов. И разумнее, и дешевле.

Второе. Категорически не собираюсь ни вступать в бесполезную дискуссию по поводу вашего состояния и поведения, ни долго разговаривать тем паче. Мой подчиненный уже сообщил финальный вердикт: назад в психбольницу. Думаете, я не посмотрел материалы? Посмотрел. У вас был реальный шанс окончательно поразить недуг, но увы, вы безалаберно им не воспользовались. Напротив, боюсь, даже усугубили и течение, и лечение своего... м-м-м... синдрома.

Сверхмногозначительнейшая пауза — затем продолжение:

— Мало того, возмутительно асоциальным поведением вы внесли нешуточный деструктивный разлад в работу отточенного веками, действовавшего дотоле как часы санаторного механизма, смущая и, не побоюсь столь страшного слова, — развращая собственным дурным человеческим примером иных морально и физически нестойких членов коллектива трижды орденоносного "Блэквуда", а также вольных и невольных насельников Мусейона, Лимеса и Ойкумены. Однако же самое ужасное... — недобро сощурил новый главврач-гном глаза. — Самое ужасное — в ы и с п о р т и л и п о г о д у в п р о ф и л а к т о р и и! И уж чего-чего, но испорченной погоды мы вам не простим! А посему...

И не успел я открыть рта, дабы хоть что-нибудь вякнуть — да даже не в оправдание, просто — в ответ...

Главный гном звонко щелканул пальцами, и за его спиной в мгновение ока, точно столетние баобабы, как из-под земли выросли две исполинские фигуры. Одна о четырех руках, другая — с крыльями.

— Ябир и Хадраш... — стиснул кулаки я.

— Ябир и Хадраш! — зияя гнусной ухмылкой, торжественно подтвердила зловещая ипостаська. — Или Хадраш и Ябир, если будет угодно. Наши традиционно опытные понятые.

— Слушайте, товарищи подонки, — дерзко пожал я плечами. — А не пошли бы вы все!..

И без того не больно симметричная физиономия главного врача Ганса перекосилась вообще до безобразия. Но тут...

Но тут, откуда ни возьмись, с зычным кличем:

— Полундра! Наших бьют!.. — на красную шапочку гнома свалился...

Господь-Абсолют! Да он же, он, верный дружище Мартин! Главврач заполошно заверещал, пытаясь прикрыть головку руками, однако Мартин успел нанести несколько увесистых ударов своим немаленьким клювом по вражьей макушке.

Увы — в следующий миг держиморда Хадраш безжалостно метко харкнул огнем, и бедный Мартин, трепеща опаленными крыльями, ретировался к форточке. Еще миг — и моя синяя птица улетела. Я снова остался один.

А изрядно помятый воздушной атакой урод, срываясь на дребезжащий фальцет, с ненавистью кукарекнул:

— Фасс!.. Взять!..

Набросившись, как охотничьи псы, два джинна стремительно выкрутили мне руки, заставив опуститься на колени, а треклятый Ганс, вырвав из кармана шприц, тоже рухнул на четвереньки, быстро подполз и точным ударом безо всякой дезинфекции вонзил иглу в несчастное мое плечо.

И — зрение сразу затуманилось, мозги поплыли, а с ними и смутные, зыбкие видения: Эсмеральда... русалки... Пентесилея... гномы... ланисты... драконы... педоциклистка-не келпи... Ахилл...

Прощайте, прощайте все: люди, нелюди, лошади, мостик над тихим Коцитом, Пейзанская башня, Злые щели, Пегасьи катухи, и прощай, Жёлтая Кирпичная дорога...

А следом за мозгами поплыло всё остальное. Распластавшись на полу, словно препарированная лягушка, я не мог уже пошевелить даже пальцем. Лежал, как бревно, и только слышал далекий-далекий тоненький голосок из тьмы. Чей? Да небось гадкого карлика-главврача, чей еще?

— ...Не спать!.. Не спать!.. Очнитесь!.. Откройте глаза!..

А в придачу точно звонкие, хлесткие пощечины.

ТАБУЛА III

Глаголь первая

...В придачу — точно: звонкие, хлесткие пощечины.

— ...Не спать!.. Не спать!.. Очнитесь!.. Откройте глаза!..

(А зачем? И получится ли?)

— Откройте!..

(Ладно-ладно, мрази, чё орать-то... Щас... Пробую... Вот... Получилось?!)

— Ой, хвала Абсолюту, очнулся! — И это уже совсем не далекий-далекий, а близкий-близкий, страшно знакомый голосок...

— Хвала Абсолюту!.. — Марионелла (ура! Марионелла! Марионелла!) отбросила назад выбившуюся из-под шапочки прядь светлых волос и выпрямилась. На бледненьком лбу блестели капельки пота. Она ласково улыбнулась: — Очухались? Ну наконец-то!

Я хотел что-то пробормотать, но могучая длань, как пушинку, отодвинула Марионеллу на задний план палаты, и над кроватью склонилось озабоченное бородатое лицо седовласого гиганта:

— Очухался-то, милочка, он очухался, однако... — Лицо покачало головой: — По-видимому, реакция на вчерашний финальный укол оказалась непредсказуемой. — Главврач больницы (я вспомнил и его, вспомнил!) тоже выпрямился: — Ну и какой бедняге теперь, прости господи, санаторий, он там не выживет. Долечивать паренька надо. — Дружески потряс мое плечо: — Слышите, голубчик: в санаторий вам, оказывается, еще рано, не дозрели. Сейчас же аннулирую заявку, и, засучив, так сказать, все возможные рукава, продолжим процедуры. Медиас ин рес — прямо к делу, как я это иногда называю, ну и, естественно, пульхра эст, ежели помните, тоже!

— Да погодите, погодите, доктор! — ошарашенно воскликнул я. — Но ведь я уже был там!

Густые седые брови здоровяка приподнялись:

— Не понял! Где? Где это вы, мой минхерц, уже были?

— Н-ну-у-у, там... — протянул я. — В этом вашем знаменитом образцово-показательном двенадцатизвездочном санатории-профилактории "Блэквуд"...

— Ничего себе... Правда?! — Теперь приподнялась торчком и главврачовая борода, а глаза округлились. Он резко обернулся к Марионелле и кому-то еще: — Прошу всех очистить палату.

— Шестьдесят шестая палата очищена! — зычно доложила через несколько секунд, видимо, самая старшая медицинская сестра и захлопнула за собой дверь. Я же...

Я же лежал в полной прострации и не понимал вообще ничего. Ладно, могу еще допустить, что этот рахитина Ганс всадил мне свой гадкий укол и пребывающего в отключке переправил обратно в больницу. Звучит, конечно, фантастично — чтоб с офицером да космонавтом обошлись, как с собакой, но... Но допустим, обошлись.

Однако же то, что я в этом самом "Блэквуде" вообще еще не был...

Погодите... Погодите-погодите! Так, выходило, вся та чушь, которую я столько времени нес вам, друзья, она лишь сон, вообще не вообразимый в нормальном состоянии изумительно остросюжетный бред?! А мне и впрямь сделали тогда какой-то неудачный укол и наутро с трудом разбудили?.. Но я же... Но я же, чёрт побери, проторчал в этом "Блэквуде" почти месяц и прекрасно помнил события каждого дня! Или... Или всё-таки не проторчал?.. Но тогда что? Что произошло? Мистификация? Чудовищный, жестокий обман? А к чему он? К чему?! Или... Или правда спал? Каким-нибудь особенным, эксклюзивным медицинским сном?..

Меж тем главный врач (кажется, языковед) придвинул к кровати табурет и со скрипом приземлился у моего изголовья. Приземлился, тяжело вздохнул:

— М-да-а, драгоценный вы наш... А дельце-то, кажется, хужее, чем полагал. Космоголизм ладно, космоголизм — полбеды, мало ли сквозь наши заботливые руки прошло космоголиков. Тут вылупливается проблемка посерьезнее. Два часа не могли вас в чувства привести, аж аппарат искусственной вентиляции мозгов подключали. Думали, каталепсия гипоталамуса, но хвала Демиургу, пронесло... Так говорите, были уже в санатории?

— Да вроде был... — растерянно пожал я плечами.

— Оч-ч-чень, оч-ч-чень занятно! Ну, расскажите, пожалуйста, дорогуша, поведайте уж, что там нынче творится.

И я рассказал, поведал. Вкратце, конечно, не столь подробно, как вам. Кстати, один раз спросил:

— Доктор, а что такое "пся крев"?

Он страшно удивился:

— Вообще-то, древнее-предревнее художественное оскорблятельство...

— И что оно означает?

Доктор смутился:

— Вам лучше не знать... Но откуда, откуда?..

— А оно кентум или сатем, доктор? — сам не понял, с какого перепугу брякнул я.

— С...с...сатем... — совсем обалдел главврач и потрясенно прошептал: — Господь-Абсолют, не то мы его теряем?..

Я же продолжил повествование. Естественно, даќлеко не все чересчур уж глубоко личные либо глубоко уж чересчур скользкие моменты пребывания, повторюсь, осветил и управился в целом минут за двадцать. Управился, тоже тяжело вздохнул:

— Вот и весь сказ... Ах да! Со мной там была еще верная говорящая птица Мартин. А больше, уважаемый, я вам ничего не сообщу, больше сообщать нечего.

Он ласково улыбнулся:

— А больше и не надо, и без того всё ясно. Как же главному положительному герою без верного друга. Да вы, мой милый, истинный мэтр де плезир... Виноват! Забавник. И затейник. Просто самый настоящий забавный забавник и затейный затейник!.. Гм, так говорите, в "Блэквуде" работают сейчас преимущественно гномы?

— Преимущественно, — подтвердил я, — хотя и не только. Еще драконы и джинны. — А люди в отпусках из-за дезинфекции. Людей я там практически не видел.

— И руководит профилакторием теперь тоже гном?

— Тоже гном и тоже Ганс, — кивнул я.

— А где же тогда мой приятель? — удивился он.

— Не знаю, наверное, вытурили, у них это заќпросто.

— Ну, хорошо. — Главврач встал, снова ободряюще пожал мое плечо и вышел из палаты.

Вышел, и из коридора донеслось басовито-задумчивое:

— Странно, вроде никаких серьезных функциональных нарушений работы мозга не наличествует... — Пауза. — Неужто... Неужто просто дурак?.. — И — кому-то уже энергичнее: — Ладушки, покамест только кандалы номер пять и по полведра лимонной, смородиновой и вишневой каждые два часа. А там... А там поглядим...

И, похоже, друзья, "поглядели"! Творец-Демиург, да может, лучше б не выделывался и подольше оставался в "Блэквуде", с друзьями, с надеждой на Эсмеральду или хотя бы Пентесилею, потому что тут...

(Хотя что я мелю?!)

А-а-а, в общем, всё понеслось по-новой: одиночная палата, уколы, питательные клизмы, кандалы, по праздникам и выходным палочка-выручалочка; короткий тайм-аут на анализы — и опять кандалы с палочкой либо без, и снова клизмы, а иногда, видать, для психологической разгрузки, интеллектуально-душеќспасительные беседы с главврачом после особенно одиозных процедур.

Кстати, Гертруду у меня забрали — отправили к новенькому бедолажке-космоголику в сверхактивной фазе, по сравнению с которым, как сказала Марионелла, мой случай — цветочки. Ну и ладно, мне и одной Марионеллы за глаза хватало, а Гертруду, невзирая на ее несомненный профессионализм, я всегда почему-то немножко побаивался.

Поначалу настойчиво пытал няньку: да неужели правда меня не отправляли еще ни в какой санаторий?

Клялась-божилась, что нет. И в то же время с неподдельным интересом внимала моим блэквудским рассказам: весело смеялась байкам про Гансов, леших, сатиров, драконов, но ревниво хмурилась, едва только речь заходила о Карменсите-Светозаре-Эсмеральде-Ифигении, Агафье-Пентесилее и даже аквариумных русалках и Кандиде, порой эмоционально, а иной раз так просто негодующе всплескивая руками и подскакивая: "Ишь ты! Ух ты! От же фря!" Похоже, Марионелла и впрямь по-своему, по-меднянькински любила меня.

Однако же повторюсь: лишь начинал допытываться — "отправляли или не отправляли?", ее реакция — слушайте, то ли замечательная актриса, то ли действительно не отправляли. Но тогда что? Что это было? Я, поди, с месяц прокружился в этом удивительном "Блэквуде", а все бубнят, что просто чересчур крепко уснул накануне. Загадка! Фантасмагория! Якобы наивно попросил календарь — не дали: мол, таким больным, как я, не положено. Да каким таким-то?!