— Господин подполковник — влез в его бурную речь уже сам Смирнов, прекратите метать бисер. Вы что не видите, перед вами обычный солдат. Ну откуда у него могут быть какие-то полномочия, кто ему их даст?
— Революция и дала. — Я постарался придать своему голосу значимость. — Вы же все тут революционеры, все за равноправие. Разве не так? Ну да, я солдат, но я являюсь представителем Временного правительства. Господин Извольский, так же, как и Игнатьев, ему присягнули, оба они служат в настоящий момент делу, ради которого и вас прислали сюда. Мы с вами в одной упряжке, правда, по разные стороны дышла — я про себя отметил несуразность в данном случае воспоминаний о лошадях. Явно не моя тема, но привязалась, вероятно, моему родственнику, в теле которого нахожусь, была особо интересна. — Да и с чего это вдруг вы решили, что я буду против вас выступать? Наоборот я хотел предложить господину Смирнову помощь. Поэтому и прошу дать возможность поговорить с ним наедине.
— Хорошо, хорошо, пусть будет разговор, как вас по имени, отчеству звать? Господин младший унтер-офицер — как-то слишком длинно. — Смирнову видимо не хотелось новых неприятностей от солдат.
— Трифонов. Моя фамилия Трифонов — поспешил назвать себя еще раз слегка растерявшемуся комиссару. — Да и в документе, что у вас в руках находится, четко написано, кто я и что собой представляю, вы прочитайте.
— И так, господин Трифонов, что же вы хотите мне предложить? Может, совет какой-то дать? Вы же вероятно лучше нас знаете, что солдатам говорить и как их убедить?
Окружающие его офицеры насмешливо заулыбались на такой явный намек на мою некомпетентность. Неудивительно, редко, когда в солдатской среде можно было в этом времени встретить более или менее грамотного человека, способного доходчиво вести разговор на высокие темы. Ну, если только он не вольноопределяющийся, в этой среде можно встретить и с высшим образованием.
— Желательно, господин Смирнов, нам с вами переговорить тет-а-тет.
Нервный и не выдержанный подполковник, тяжело дыша, быстро переводит свои выпуклые глаза от меня на Смирнова и обратно, явно хочет вновь влезть в разговор, и его желание выгнать из комнаты зарвавшегося в своих требованиях солдата вон — так и брызжет из выпученных от подобного побуждения глаз. Смирнов, прикоснувшись к плечу подполковника рукой, останавливает его, подтверждая это словами:
— Георгий Константинович, не волнуйтесь так. Давайте пойдем ему навстречу. У нас же есть время? Мы на обед не опаздываем? Тогда господа я вас прошу, оставьте нас вдвоем.
Бросив на меня подозрительный взгляд, подполковник вслед за другими покидает комнату.
— Присаживайтесь господин Трифонов — радушно приглашает Смирнов — мне стало очень интересно, что же вы сообщите такое неожиданное в нашей, как вы сказали, тет-а-тет, беседе. Я уже понял, вы тут примерно, как и мы являетесь представителем Временного правительства, но только от организации Красный Крест. Я знаком с подобной организацией, мне приходилось встречаться с ее представителями, правда, не здесь, а в России. Я лично внес пятьсот рублей по призыву Марии Федоровны, матери Николая второго еще в начале войны на нужды общества. Знаю, что собой представляет эта организация, и горячо поддерживаю все ее действия на благо своей Родины. Только вот не совсем мне понятно, что именно вы, хотели бы от меня получить? Сразу скажу, денег нет. Сколько мог, я уже пожертвовал. Кстати, вы можете попросить пожертвования у графа Игнатьева, ведь именно ему царь доверил деньги России на закупку оружия. Он, насколько мне известно, единолично распоряжается доверенными ему средствами и создается впечатление, что это не деньги России, а его личные. И хочу прямо сказать, нам поручили с этим делом разобраться. Не мне, а нашим представителям, комиссару Раппу в частности. Он должен проверить деятельность военного агента и определить правомерностьтрат денег России. Согласен — это не относится к делу. Я правильно понял ваш жест. Ну, тогда я вас слушаю.
— Мне нет дела, господин Смирнов, до денег, находящихся в подотчете у полковника Игнатьева. Я к вам по другому делу обращаюсь. Мне кажется, я могу помочь приобрести расположение солдат дивизии, причем не какой-то ее части, а всех военнослужащих.
— Интересно. Очень интересно. Правда, если честно, мне наплевать, кто и как ко мне относится, но, тем не менее..., я вас слушаю. И так, как вы это все видите?
У меня на сегодня не было конкретных сведений по тяжело больным и инвалидам находящихся как в составе частей бригад, так и госпиталей, но я точно помнил — никто из командования корпусом ни разу не поднимал вопроса об отправке в Россию такого контингента солдат. Ни при царе, ни тем более при Временном правительстве. И лишь при Советской власти решили вопросы положительно. Сегодня же эти несчастные люди в солдатских гимнастерках уже списаны на обочину войны и никого не интересовали. На фоне потерь убитыми в этой войне какие-то тысячи, ну пусть даже не тысячи, сотни солдат, увечных и неизлечимо больных, ничего не значили. Они числились в списках выбывших. Если еще и находились на довольствии, то только потому, что это выгодно тыловикам корпуса. Получали ли они пятьдесят франков, что положено каждому солдату Особых бригад, здесь во Франции? Вряд ли, мне неизвестно во всяком случае. Тут в большей степени возможна помощь от Французских граждан, среди которых немало и сердобольных людей способных на сострадание.
Я и наш разговор построил, опираясь на эти знания. Смирнов никак не мог уразуметь, о чем я ему толкую, его интересы совсем другого рода и они явно не совпадали с моими планами.
— Господин Смирнов, вы все еще не поняли, что я вам предлагаю? Вы же заинтересованы в том, чтобы там, в Петрограде вашу деятельность оценили положительно? Заинтересованы. Это и ежу понятно. Так если вы, поднимете вопрос о возвращении инвалидов домой, вы же тем самым убьете двух зайцев сразу. Во-первых, сделав это, сможете заработать авторитет среди местного коллектива, я имею в виду солдат в первую очередь, у вас появится престиж человека конкретно предпринявшего действия по оказанию помощи пострадавшим. Вы все, кто прибывает сюда, увлеченно рассуждаете о революции, о долге перед Россией и ее правительством, уповаете на сознательность военных, скатываясь при этом на никому не нужную словесную мишуру. Почему-то надеетесь, кто-то, а не вы сами, станет делать то, что предлагаете, и таким образом допускаете ошибку — напрочь забываете о людях. И вот тут вы..., можно сказать спаситель для этой категории солдат, делаете невозможно — добиваетесь их отправки домой. Не хмурьтесь, я понимаю, для вас это в какой-то степени абсурд, и вы даже представления не имеете, как такое сделать. Но вы хотя бы попытайтесь. Доброе дело не останется без внимания, люди к вам повернуться лицом. Во-вторых, подобными действиями поднимете свою планку значимости в новом правительстве России, заработаете себе и там авторитет человека, не только занимающегося разговорами, а еще и что-то практически делающего.
— Вы не понимаете молодой человек. Я здесь нахожусь по заданию нашего комитета, чтобы убедить солдат продолжать войну, ибо в этом видят члены комитета выход из создавшегося положения. Никто меня не уполномочивал заниматься вопросами эвакуации больных и инвалидов. И если честно я не вижу надобности, да и откуда у меня такие возможности. Вы представляете сколько нужно денег для фрахта корабля? А немецкие субмарины? Одна страховка потребует чуть ли не стоимости самого судна. И вы предлагаете мне попытаться уговорить правительство потратить деньги на никому не нужных людей. Ради чего я вас спрашиваю? Они здесь хоть как-то устроены, а представьте, если мы их отправим в Россию? Что хорошего могут они там получить? Мы все, кто приезжает сюда, видим, здесь солдаты находятся в лучших условиях, чем такие же солдаты на фронтах России. Правительство, посылая своих комиссаров во Францию, надеется получить достоверные сведения о положении дел, уверены, мы сможем переломить настроение солдат и тем самым окажем ему помощь. От этого зависит — получит правительство России финансовую помощь от союзников или нет. Главные кредиторы — это Франция и Англия, мы просто обязаны им доказать, что армия и дальше настроена продолжать войну, и дивизии, находящиеся здесь должны подтвердить — обязательства перед союзниками выполняются. Вы же предлагаете с таким трудом добытые правительством деньги пустить на ветер. Ради каких-то инвалидов.... Я даже не стану этот вопрос поднимать перед своим руководством. Бесполезно.
Посмотрев на меня и убедившись, что его слушают, продолжил:
— А кто станет содержать инвалидов там, в России? Откуда взять субсидии? Вы подумали? Если одна перевозка их по домам выльется в такую сумму, что страшно представить. Ну, кто из членов правительства захочет хотя бы заикнуться в поддержку подобного проекта. Вы можете этого не знать, так как не уверен, что вы имеете хоть какое-то представление, но должны понять — не имея средств любое благое дело заранее можно считать провальным, даже рассматриваться не будет.
— Да понятны мне ваши мысли господин комиссар. Боитесь — вас там не поймут или просто лень заниматься подобными делами. И зря. Именно такими предложениями обратите на себя внимание ваших однопартийцев, тем самым поднимете свой авторитет, а значит, сможете рассчитывать на служебную карьеру. Никто же не задумывается в правительстве о нуждах солдат на фронтах, все только требуют подчинения и дисциплину. Вы станете первым кто не на словах, а на деле попытается помочь людям. Чтобы все это сработало, именно так как надо, подключите тот же Красный Крест, а через него общественность, напишите несколько статей в газеты Петрограда и дело пойдет. Мы здесь со своей стороны поднимем прессу, кинем клич на сбор средств, кстати, и вы там, в России можете начать сбор пожертвований на нужды солдат-инвалидов. Главное не забыть это сделать, по прибытию в Россию.
Смирнов задумался. Я по его лицу видел, как он себя насилует, заставляя мыслить именно в том ключе, что я ему тут уже долгое время втолковываю. Наконец приняв решение, он соглашается и произносит именно то, что мне и нужно было от него. Я хорошо представлял — дело, на которое его толкаю, вряд ли будет иметь успех в настоящее время без поддержки сподвижников по партии. Ну, ещё можно рассчитывать на заинтересованность Российского Красного Креста, хотя и не знаю, существует ли общество сегодня. То, что при царском правительстве этими вопросами курировала мать Николая второго, Мария Федоровна, я знал, даже где-то читал, что и финансовые дела в этом благотворительном фонде были на высоте. На его счета поступали не только от благодетелей деньги, но и с других источников. Например, пошлины за оформление загранпаспортов или железнодорожные пошлины с пассажиров первого класса. Все эти, и не только, деньги шли в бюджет Российского Красного Креста. Как обстояло дело в настоящий момент, я не знал, но надеялся, что общество не пропало. Тут главное заинтересовать "деятелей" от этой организации, а как подобное сделать я уже говорил. Чем больше шума, тем быстрее все сладится.
Смирнов от возбуждения принялся ходить по комнате, продолжая размышлять, и даже не замечал, что делает это вслух:
— Чхеидзе* лично мне напоминал перед выездом во Францию о необходимости проконтролировать выполнение хода создания солдатских комитетов, но Николай Семенович ещё и предупреждал меня, чтобы я не шел на поводу разложившихся и не способных правильно оценить ситуацию солдатских масс. Не будет ли воспринята попытка проявления мной инициативы в оказании помощи больным и инвалидам, находящимся в составе Первой дивизии чем-то нехорошим, подрывающим авторитет центрального комитета. Кроме всего прочего инициатива наказуема, ведь зачастую человеку выдвинувшему идею и приходится ее исполнять. Я же ни сном, ни духом, не имею даже представления как можно сделать такое дело в условиях безденежья. Да и зачем это мне? Ради какого-то там авторитета в думе? Да никому там это не нужно и не интересно. Все, кто собрался в новом правительстве, ратуя за революцию, за демократию, думают в первую очередь о своих амбициях, им нет дела до чужих.
Он на минуту замер, по всей видимости, в его голове что-то перемкнуло:
-Но..., в тоже время..., подобное мероприятие, даже если оно и закончится пшиком, все равно заставит многих нынешних руководителей обратить на меня внимание. Однозначно. Одно дело если я по прибытию в Петроград просто представлю отчет, и совсем другое, если я выступлю с предложением оказать помощь солдатам, от которых собственно, и выбран исполнительный комитет. В общем-то, я ничем не рискую, наоборот, я только выиграю, если попытаюсь представить все это именно своей инициативой.
Рассуждая подобным образом, он сам себя в конечном итоге и убедил, даже не пришлось дополнительно уговаривать. Я осторожно кашлянул, напоминая, что он тут не один и после его прояснившегося взгляда на меня, поспешил добавить еще несколько идей.
— Я думаю, если по прибытию в Россию вы сможете организовать фонд помощи солдатам, застрявшим во Франции, то во многом выиграете от этого. Известность, построенная на шумихе вокруг забытого контингента российских войск будет большая и вам не помешает. Кроме этого выступая на страницах газет, вы покажете себя борцом за благополучие народа, в данном случае инвалидов войны и вы в скором времени наберете дополнительные голоса, для того чтобы занять положенное место, если и не в думе, то в одном из ее комитетов. Например, в комитете рабочих и солдатских депутатов, рядом с вашим председателем, господином Чхеидзе. Как вам такое, а...? Тем более, если мы договоримся, то я приложу максимум усилий, чтобы вы стали представителем наших бригад, депутатом от солдат, находящихся во Франции, а это прямой путь в центральный комитет.
Соблазнять долго этого господина мне не пришлось. Он лишь выразил сомнение, что солдаты захотят именно его увидеть в роли своего представителя в Петрограде. Свое выступление на митинге он посчитал провальным, я его не стал переубеждать. Окажись на его месте любой, кто предлагает вместо отправки домой воевать вновь на фронтах Франции, результат был бы тот же.
Мне известно, что с бригад посланы в составе десяти человек представители в Россию, с целью выяснения обстановки и конкретными предложениями новому правительству, но от делегатов корпуса пока что "ни слуху, ни духу". Где-то пропали, и послать еще одного ходатая в верха ни у кого из членов здешнего комитета не вызовет нареканий. Кашу маслом не испортить, тут не может быть двояких мнений. Тем более что Смирнов, как я понял, уже согласен на мое предложение. Теперь остается только договориться с членами комитета бригады, узаконив его в роли делегата.
— Так что? Будем считать, мы с вами определились, не так ли господин Смирнов? Кстати, а когда намечается ваш отъезд домой?
— Предстоящая встреча нашей делегации с действующим министром иностранных дел Франции месье Александром Рибо намечена на двадцатое июля, потом мы морским путем возвращаемся в Россию, вначале до Швеции идем, затем поездом, и ..., где-то примерно к середине августа должны быть в Петрограде.
