Он находится быстро и, в последний раз окинув взглядом нашу молчаливую компанию, задержавшись на Тео, я коротко улыбаюсь и приближаюсь к нужному полотну. Руки, почему-то, начинают потеть от напряжения, но я собираюсь с духом и отвожу ткань в сторону. Пришло время взглянуть в глаза собственной судьбе...
Пост Осириса нахожу практически сразу. Страж стоит ко мне спиной и, как мне кажется, задумчиво разглядывает пространство изнанки. Когда я подхожу к нему, он поворачивается с легкой улыбкой и приветствует:
"Я рад снова видеть тебя, маленькая. Теперь работа стража кажется мне скучной и неинтересной, когда на той стороне ждет почти семья..."
"Семья? — я заинтересованно смотрю на него и приподнимаю брови, требуя продолжения. — Ты ничего не хочешь мне рассказать?"
"Потом...все потом, — загадочно улыбается Осирис. — Ты пришла за нефилимом?"
"Да..."
"Он недалеко. Можешь просто позвать, он не собирался улетать на окраину изнанки".
"Спасибо за совет, — улыбаюсь я. — Если что — будь готов к моему скорому возвращению".
"Это седьмой нефилим? — хмурится Осирис. — Неужели я настолько выпал из жизни, что утратил им счет?"
"Седьмой, Ос, — киваю я. — Так что Грань, возможно, вскоре устроит мне пышные похороны".
"Некромант этого не допустит, — уверенно отвечает Осирис. — Не зря он столько времени тебя дожидался".
"Ос, почему о своей прежней жизни помнят абсолютно все, только не я? — задумчиво смотрю на стража в поисках ответа. — Почему среди остальных я чувствую себя совершенно слепым котенком? Почему не помню события, происходившие до моего шестилетия?"
"Детская память имеет свойство забывать все неприятное, — с улыбкой отвечает Осирис. — Придет время, и ты обязательно все вспомнишь".
В ответ я только пожимаю плечами, не веря, если честно, в то, о чем пытается мне втолковать страж. Но сейчас не время...опять не время думать о себе. Я прохожу мимо мужчины и окидываю взглядом доступное пространство. Сейчас, после возвращения полноты зрения, с уверенностью могу сказать, что моя работа связана с кроваво-красным пространством, насыщенным всполохами душ почти по всей своей "поверхности". Кое-где виднеются их сгустки, и я догадываюсь по одинаковым цветным переливам, что эти души и при жизни находились в родстве или профессиональной близости. Вполне возможно, что цикл перерождения не затронет их связи, позволив появиться на свет и снова быть рядом. Тут же проскакивает завистливая мысль, позволят ли мне самой выйти из-за Грани, если что? И, почему-то, ответ, пришедший в голову, совсем не воодушевляет...
Я стою посреди безмолвной пустыни и начинаю звать Элеонору по имени. Чрезвычайно светлая душа появляется почти мгновенно, подлетая ко мне и делая несколько оборотов вокруг. Не доверяет, думаю я, усмехаясь самой себе, и протягиваю руку, чтобы она могла поближе познакомиться со мной. Конечно, встреча в приемной состоялась относительно недавно, но сколько таких желающих проходит через ее руки ежедневно. Всех не упомнишь, всем приходится приветливо улыбаться.
Я чувствую ее светлую энергию. Нет, конечно, это не потомок Салвиила, она гораздо слабее, но все равно нефилим. Я маню ее пальцем, и душа соглашается войти в мое тело. Соединение происходит безболезненно — все-таки, Тео оказался прав — и я с улыбкой жду, когда осторожница-Нора полностью окажется во мне. Поворачиваюсь к Осу, тот смотрит на меня с заботой и любовью:
"Я буду ждать тебя в любом случае, маленькая. На той или этой стороне — неважно".
"И мы обязательно встретимся, — киваю я, проходя мимо. — Я рада, что ты есть в моей жизни, Ос..."
Когда вхожу в пространство эфира, смутное ощущение беспокойства начинает прикасаться к разуму, призывая обратить на себя внимание. Я никогда не иду против интуиции, а потому осторожно выхожу из эфира, пытаясь заранее предугадать, что ожидает меня на стороне мира живых. Сейчас, находясь в пространстве Грани, я уже могу пытаться почувствовать Тео. Находя отклик от него, смело переступаю через царство эфира и отклоняю полотно, сквозь которое зашла на изнанку.
Меня встречает почти мертвая тишина, лишь изредка прерываемая ударами грома. Я боюсь грозы, поэтому вздрагиваю каждый раз, когда слышу новый раскат. И это мешает мне мгновенно сориентироваться в обстановке. А потом я открываю глаза...
Взгляд инстинктивно ищет в развернувшемся беспорядке некроманта. Отыскав его и отметив жизнеспособность, окидываю взглядом картину, развернувшуюся в период моего пребывания за Гранью. И сдавленно вскрикиваю, бросаясь на землю.
Комья земли, валяющиеся повсюду, не привлекают внимания. И совершенно наплевать, куда делись Кловис с Кельвином... Сури! Сури лежит на земле без признаков жизни, кровь толчками вытекает из раны на груди, а остальные отброшены от нее, словно она оказалась в эпицентре взрыва. Я подскакиваю к подруге, пытаясь рукой остановить кровопотерю, и понимаю, что задето легкое...как это случилось? Что произошло?!
Осматриваюсь вокруг в поисках помощи и потрясенно смотрю, как в нескольких метрах от нас с Сури стоит Констанс Бенуа и, склонив голову, тоскливо смотрит на развернувшуюся картину хаоса.
— Что случилось, Констанс? — шепотом, зная, что он точно услышит, спрашиваю я. — Почему я ушла за Грань из цветущего сада, а вернулась к руинам, на которых умирает моя подруга?..
— Так бывает, когда кто-то пытается вмешаться в установление равновесия, — грустно отзывается маг. — Кто-то, кто решает внести коррективы в чужой выбор.
А потом на его лице застывает выражение крайнего спокойствия и покорности судьбе.
Я отползаю от смертельно раненой девушки и вонзаю взгляд в невозмутимого Бенуа. Не могу больше бороться с эмоциями: ярость и боль хлещут через край, и сейчас впервые появляется желание задушить виновника всего этого голыми руками.
— Что это за выбор такой, — в ужасе кричу я, — при котором гибнут самые родные и близкие? Какой Творец мог сделать его условием существования мира?!
Кровь повсюду. На руках, на полу, даже на одежде, которая, казалось бы, создана специально для того, чтобы скрывать ее во время работы. И я задыхаюсь от этого запаха. А то, что я теперь могу различать ее, только добавляет отчаяния.
— Неужели вы до сих пор не поняли, Рен? — как-то обреченно и вместе с тем торжествующе произносит господин Бенуа.
Хотя это ли его настоящее имя?
Маг, тем временем, опирается на свою трость и задумчиво глядит на меня:
— Не было никакого Творца, Рен. Никогда не было. Были только Жизнь, Смерть и... Равновесие.
— О чем вы говорите? — голос срывается на хрип, и я пытаюсь подползти ближе к Тео.
Он смотрит на меня с ужасом в глазах, и я понимаю, что пришло время избавиться от души Норы, обитающей внутри. Но мне нужно, совершенно необходимо быть с ним рядом...
— Мне кажется, пришло время вам, Рен, узнать, что же произошло в этом мире на самом деле, — Бенуа переводит взгляд на меня, и я ощущаю слабость во всем мире. — Я требую установления равновесия! — кричит маг, и я, начиная ощущать, что задыхаюсь, хватаюсь за горло и проваливаюсь в пустоту.
Глава 16. Сотворение
Яркие солнечные лучи благодаря навесному тенту кафе рассеиваются, превращаясь в мягкое освещение и, тем самым, создавая приятную домашнюю атмосферу. На летней зоне в полном одиночестве сидят мужчина с женщиной и незаметно оглядывают окружающую их природу.
— И ты называешь это идеальным миром? — саркастически усмехается женская половина компании, глядя, как прямо на глазах чашка с кофе в ее руках, превращаясь в объемную фигуру, состоящую из кода, рассыпается на песчинки. — Вот, что происходит, когда пытаешься что-то создать в обход курирующего тебя мага.
— Я ни минуты не жалел, что не поставил его в известность, решившись на эксперимент, — возражает ей мужчина. — Однако очень рад тому, что ты все-таки приняла мое предложение и появилась здесь вместе с лилией...
На последних его словах девушка оборачивается и ищет взглядом предмет разговора и, найдя девочку примерно четырехлетнего возраста в компании кучерявого темноволосого мальчугана, возвращается к собеседнику:
— Надеюсь, ты понимаешь, что я иду на это не по своей воле. Отдать своего...свое творение в твои руки я считаю хуже убийства.
— Понимаю, — мужчина склоняет голову, соглашаясь со словами девушки. — Но за то время, что тебя не было, я перепробовал множество способов обретения равновесия мира и изнанки и не нашел ни одного стабилизирующего фактора, кроме того, чтобы осознанно принести жертву — оторвать от сердца то, что ему дорого больше всего на свете.
— Ты не представляешь, о чем просишь меня, — горько заявляет его спутница. — Хотя сейчас я уже сомневаюсь в том, что это просьба. И я начинаю понимать слова Константина о том, что ты порой слишком увлекаешься своими идеями. В твоем рискованном предприятии я потеряю намного больше, чем ты можешь себе представить. И когда я думаю, стоит ли придуманный тобой мир этой жертвы, то поистине сомневаюсь в том, что стоило вообще соглашаться.
— И, тем не менее, это произошло, — жестко осаживает ее мужчина. — И ты свою роль выполнила. И теперь помимо созданного мира придется жертвовать и людскими жизнями, которые уже успели зародиться и развиться. Мне не жалко нашей с тобой гибели, но подумай о них. Их ты тоже готова уничтожить? — он испытующе глядит на нее в поисках сомнений.
— Нет... — обреченно шепчет женщина.
— Потому ты и пришла на встречу спустя столько времени, — уверенность в голосе мужчины начинает крепнуть. — Перестань думать только об удовлетворении своих потребностей и желаний. Ты решилась на рискованное предприятие — умей осознать и принять последствия своих решений. Мы обязаны спасти этот мир, и тебе прекрасно это известно. То, что мы расплачиваемся за свои ошибки судьбой собственных детей — это та цена, которую нам придется заплатить. Вечная тоска и одиночество, но миллионы и миллиарды спасенных в будущем жизней. Ты не считаешь, что оно того стоит?
— И почему мне кажется, что я опять ныряю в омут с головой? — печально улыбается спутница мага.
— Я больше не буду докучать тебе своим вниманием, — серьезно отвечает мужчина. — Я прекрасно понимаю, что то, что мы сделаем, для нас обоих будет сродни предательству, — красивая картинка цветущего мира вокруг начинаешь рушиться, обращаясь пустыней.
Дети испуганно жмутся друг к другу.
— Но мы обязаны спасти то, что однажды решили сотворить. Это наша ответственность. Мы должны спасти этот мир. Ты со мной?..
Видение, навеянное Бенуа, начинает пропадать как раз на том моменте, когда отчаявшаяся женщина вкладывает руку в протянутую ладонь мужчины-мага. И все было бы ничего, вот только я отлично знаю, кем были эти двое...
Здесь, в настоящем, недостаток кислорода приводит к каркающему кашлю, от которого я все никак не могу избавиться. Бенуа со снисхождением смотрит на меня:
— Может быть, пришло время совершить выбор, а, Рен? Тем более что нас в прошлый раз грубо прервали, — маг кивает в сторону тяжело дышащего Тео, и я чувствую исходящую от некроманта волну ненависти по отношению к Бенуа.
— О каком именно выборе вы толкуете? — я падаю на колени и прижимаю локти к земле — так, по крайней мере, удается с трудом, но, все же, дышать...
— Знаете, Рен, они ведь были моими лучшими учениками, — и по мечтательному виду старого мага я понимаю, что сейчас узнаю всю подноготную сотворения мира.
Лишь бы сил и дыхания хватило, проскакивает бешеная мысль как раз перед тем, как старец продолжает:
— Сильнейшими! Я гордился ими. Менталист с даром воплощения — не превзойденный никем и никогда — и аннигилятор, по своей силе даже превосходящая первого. Вместе они составили такой костяк, что, я думал, наша грандиозная затея — сотворение мира — будет величайшей во всей истории троек магов. Нас даже называли "три К", настолько созвучными были наши идеи.
— Но что-то пошло не так, — хриплым голосом, мельком взглянув на оратора и убедившись, что в мою сторону он не смотрит, прокаркала я и потихоньку поползла к Тео.
От того пришла волна протеста. "Не приближайся!" — говорили его глаза, а я упорно сокращала сантиметры между нами, думая о том, поможет ли душа нефилима возродить способности Тео. У него же моя молния на шее — выходит, не от любого воздействия защищает? Или просто некромант еще не разобрался толком, как она работает?
— Да, Рен, вы, как всегда, правы, — усмехнулся, тем временем, Бенуа. — Мне стоило отлучиться на несколько сотен лет, а они уже начали на пару строить великие планы по созданию собственной реальности. И построили ведь! — восхищенно добавил Констанс. — И шикарная вышла реальность, надо сказать, — он оглядел пространство вокруг себя, горько хмыкнув. — Только вот позабыли, что для их недюжинной силы была необходима уравновешивающая составляющая...
— Разве эту роль не исполняет Грань? — меня еще хватало на то, чтобы успевать удивляться.
Нельзя давать магу козыри в руки. Пусть расслабленно рассказывает и ни на что не отвлекается...
— Грань, Рен, это всего лишь результат взаимопроникновения мира живых людей и мира изнанки, — со знанием дела сообщает Бенуа. — Это была одна из первых попыток соединения несовместимых половинок, которые, по сути, и представляли собой Кельвин и Кловис. Они поплатились за это почти сразу же: обоим мирам настолько понравилось друг в друге, что они с чудовищной скоростью начали совмещаться... Это грозило полным слиянием. А знаете, что это означает для магов, создавших эти миры? — его цепкий взгляд на мгновение останавливается на мне, и я застываю, словно статуя, опасаясь, что Бенуа заметит, как ползу к Тео.
Поэтому приходится покачать головой и изобразить почти живейший интерес по отношению к теме.
— Схлестнувшиеся миры попросту уничтожат друг друга. Как равные по абсолютной величине, но разные по модулю математические константы. А что получится в результате? Совершенный ноль. Ничто. Пустота... — протяжный вздох вновь возвращает мое внимание к Бенуа, поскольку от эмоций, идущих ко мне от Тео, я потихоньку начинаю сходить с ума... — А маги нашей школы имеют одну особенность: создав мир, они намертво к нему прикрепляются, прикипают, роднятся с ним — называйте, как хотите, Рен. При условии гибели мира сотворившие его также умирают.
Я, почему-то, содрогаюсь от этого признания, бросая еще один взгляд на Бенуа. Он ненадолго умолкает и смотрит на тело Элеоноры в капсуле. А ведь он ее опекун. Он отвечает и за нее, и за Агнес. Как он может так спокойно обо всем рассказывать?..
— Когда я почувствовал выброс энергии чудовищной силы и догадался, что сотворили эти два злых гения, было уже поздно: Грань начала увеличиваться в размерах, равновесие нарушилось. Мои детки рвали на себе волосы. А потом, совершенно внезапно, в их светлые головы пришла самая чудовищная мысль, которая вообще могла возникнуть. Они решили что-то, что создала бы Кловис, поместить в мир живых, а что-то, что было бы делом рук Кельвина — в мир душ. Чтобы вам было понятнее — оживить мертвую материю и убить живую, — на последних двух словах меня передергивает, я понимаю, что речь идет об ирисе. — Вы представляете, что значит для аннигилятора создать что-то своими руками? А для воплотителя — уничтожить? Нет? — Бенуа устало опускается на один из развороченных валунов, бывших раньше частью дизайнерской идеи по облагораживанию прудика. — Это значит переступить через себя. Вывернуть наизнанку. И полностью срастись с миром, который придумал. Они себя поместили в добровольные клетки. А знаете, в чем парадокс, Рен? — Бенуа хитро смотрит на меня, словно догадывается, что я собираюсь делать.
