— Нет. Ты показала, что не можешь жить одна.
— Попутал, Марат. Я с тобой жить не могу, а не одна. И предупреждаю сразу — ты еще пожалеешь, что так со мной поступаешь.
Я вышла из машины, посильнее запахнув куртку. В дверях дома меня с широкой улыбкой встречала Оксана, которой сказали о том, что я "переучилась". Она едва объятия не раскрыла, но хватило одного холодного взгляда, после которого девушка опасливо прикрыла руками живот и попятилась в сторону.
— Моя комната где?
От моей наглости и неприкрытой вражды Ксюша сглотнула и нервно пробормотала.
— На втором этаже, справа по коридору. Самая дальняя.
— Мерси, — издевательски подняла уголок губ и решила уточнить, делая месть еще интересней. — Не обращай на меня внимание. Это нервное. Со временем пройдет, — последовала многозначительная пауза. — Возможно.
Я поднялась в комнату, щелкнула замком и прислонилась спиной к двери, почувствовав неимоверную слабость. Больше я не позволю над собой измываться. Ксюша пусть позволяет, а я не хочу. И не буду. А еще я отомщу за все, и заставлю Марата пожалеть о том, что он не согласился по-хорошему меня отпустить. Я предлагала. Теперь последствия — его проблемы.
Глава 33.
В принципе, все оказалось не так уж плохо. Для меня, по крайней мере. Оказывается, положение нервнобольной предлагает много возможностей. Во-первых, все старались меня беречь, во-вторых, обходили десятой дорогой. Все — в смысле Оксана, потому что Марату плевать было, какое у меня состояние и самочувствие. А вот ей нет. Она все время искоса кидала на меня сочувствующие и жалеющие взгляды, словно я безногая, безрукая инвалидка, лишившаяся смысла жизни. Но с расспросами, слава богу, не лезла. То ли боялась, то ли нервировать не хотела — понятия не имею. Возможно, что и Марат ее попросил ко мне без особой причины не подходить. Плевать.
Мне требовалось спокойствие и время, и в то же время нельзя было чахнуть и зарываться в собственные слабости, как в кокон. Буквально на следующий день я изъявила желание поехать в универ на занятия. По правде сказать, я начала волноваться из-за того, что так много пропустила. Месяц назад у меня не оказывалось сил на то, чтобы что-то понимать и о чем-то волноваться, а сейчас я бодра и полна жизни. Мне надо думать о себе, к тому же универ — уважительная причина отсутствовать в этом красивом и треклятом доме до самого вечера.
— Ты не оправилась, — невозмутимо парировал Марат на мое предложение-приказ. — Ты еще слишком слаба, и кроме того, тебе необходим покой.
— А еще мне необходимы положительные эмоции, которые рядом с беременной принцесской и твоей тошнотворной рожей не появятся никогда, — до противного сахарно улыбнулась и выпрямилась на роскошном стуле с высокой спинкой. Новый кабинет Марата хоть и был сдержанным, но буквально кричал о богатстве и возможностях владельца. — Об этом врач тоже упоминал. Серьезно, Залмаев, мне надо учиться. Скоро сессия.
Он наградил меня тяжелым взглядом исподлобья, оглядел болезненно худые руки и ноги, которые я старалась спрятать под широкой и закрытой одеждой, и продолжил настаивать на своем.
— Пока нет. Приди в себя немного, подожди, пока станет лучше.
— Мне станет лучше, если я окажусь так далеко от тебя, как только возможно.
Такие мои реплики, с каждым днем звучавшие все чаще и чаще, выбивали у мужчины почву из-под ног. На самом деле. Да, за свои слова об их ублюдке я заплатила, и кстати, Марат сделал огромную скидку. Другого он бы убил и за меньшее. Меня всего лишь хлопнул по лицу. Это было своего рода предупреждением и демонстрацией на будущее. Но я могла действовать по-другому, тоньше и в то же время сильнее.
Он не мог слушать о том, что противен мне, что меня тошнит от его лоснившейся довольством и вседозволенностью рожи, что меня передергивает от его прикосновений. Мои жестокие слова его озадачивали, ставили в тупик и пугали. Я всегда боготворила его, холила эго и болезненное самолюбие, и не для того чтобы подластиться или польстить, я искренне так думала, потому что чечен для меня был идеалом и тем, на кого нужно ровняться. Марат всегда знал, что в моем лице найдет поддержку любым своим поступкам или решениям. Не то чтобы он в этом так сильно нуждался, но тем не менее. А теперь я, не скрываясь, кривилась от отвращения и брезгливости, что его почти пугало и подрывало самооценку в какой-то мере, пусть и не так сильно, как мне хотелось бы. Но факт в том, что Марат в этом не может со мной бороться.
Ударить? Опротивеет еще больше. Отыметь? Не то состояние и не то настроение. Если бы мужчина захотел совершить сейчас половой акт — а по-другому и не назовешь — то он бы напоминал вынужденное изнасилование, которому будет не рад сам маньяк. Обидеть еще сильнее? Сейчас нежелательно. Задобрить? А вот здесь возможны варианты, но опять же, на уступки Марат не шел, так как считал мое поведение "нецелесообразным". Получался замкнутый круг, из которого мы оба хотели выбраться, только разными путями.
— Саша, перестань.
Я беззаботно пожала плечами.
— Я правду сказала. Предпочитаешь вранье?
Марат раздраженно оттолкнул гроссбух в сторону.
— Что ты за человек такой?
— Я не хочу сидеть здесь взаперти под присмотром твоей...жены. Серьезно, Залмаев, побереги нам всем нервы. И заметь — я пока не прошу вернуть меня в мою квартиру.
— Она моя, — не смог не поддеть мужчина, пусть и без тени злорадства.
— Без разницы. Я там прописана и там живу. Я прошу довольно простых вещей. Мне нужно учиться.
— Ты месяц не посещала универ, и я сомневаюсь насчет твоего острого желания попасть в альма-матер.
— Сил не было, — честно призналась я, отчего Марат лишь сильнее насупился.
— А сейчас есть?
— Есть. К тому же есть еще преогромнейший стимул не сидеть дома.
Мы разошлись в разные стороны, не поменяв собственных решений. Но через два дня меня все-таки отпустили, уведомив, что шаг влево, шаг вправо — расстрел на месте. Приставили охрану, выделили машину специальную, которая отвозила и привозила меня на учебу. Марат строго следил за предписаниями врача насчет диеты и лечения, так что иногда даже приезжал за мной — особенно в первые дни — чтобы забрать на обед и проконтролировать прием лекарств и витаминов.
Это было немного забавно — сидеть в дорогущем элитном ресторане и видеть напротив решительного и внушительного чечена, который провожает взглядом маленькие кругляшки лекарства, чтобы удостовериться в том, что каждая окажется заглотанной.
— Я не самоубийца и не дура, чтобы сознательно гробить свое здоровье, — насмешливо проговорила я, запивая горькие таблетки. — Тем более, ради такого человека, как ты. Как там говорят? Овчинка выделки не стоит?
— Не ерничай и ешь, — пододвинул ко мне тарелку и с удовольствием принялся за свою порцию. — И не болтай, ладно? У меня важная встреча через час, а у тебя вроде как пара.
— Сколько недоверия, — попробовала суп и слегка поморщилась. — Пара, пара, не волнуйся, я не обманываю. Что за встреча, кстати?
— Ерунда.
— Ясно, — уткнулась в тарелку и замолчала, не выказывая и тени заинтересованности, что было опять же непривычно и настораживающе.
Я всегда старалась быть в курсе дел, быть полезной и нужной, и да, мне льстило, что Марат мог обсуждать со мной важные вопросы, дела и все это без утайки и без боязни неодобрения. Наши мысли и методы всегда сходились, так что я являлась эдаким усилителем уверенности в нужные моменты. Например, когда чечен сомневался. Тем не менее, все сводилось к одному — я не была равнодушной. Никогда.
— Ты молчалива.
— Ем.
— Раньше тебя это не останавливало, радость моя, — уголком губ улыбнулся Марат, давая понять, что наспех придуманную отмазку оценил, но ни капли в нее не поверил. — По правде, тебя никогда ничего не останавливало.
— Подай соль, пожалуйста, — дождалась солонку, и, выдержав внушительную паузу, словно не слышала немого вопроса, ответила: — Суть в том, что мне все равно, где ты, с кем ты и что с тобой. Без разницы. Для особо торжественных случаев у тебя есть жена, для не особо торжественных...ммм...Ты всегда отличался находчивостью, Залмаев, и я могу на что угодно поспорить, что у тебя все давно продумано и выверено до деталей. Так что ничего не изменится, буду ли я знать о твоих делах или нет. Мне все равно.
Марат нервно скомкал салфетку, зажав ее в могучем кулаке, и хрустнул костяшками пальцев. Я лишь вопросительно приподняла бровь. Без насмешки, без радости от того, что облапошила и сделала больно. В моих руках оказалось сильное оружие, потрясающе действенное, и выпускать его...Не-е-е-т. Я не настолько глупа.
— Залмаев? Раньше ты меня по-другому называла, — наконец, произнес он хоть что-то в попытке заполнить гнетущую паузу.
— Если хочешь, могу называть тебя богом и повелителем, но суть не поменяется.
Аккуратно промокнула губы и откинулась на спинку стула, чувствуя себя наевшейся до отвала. Сразу же разморило и потянуло в сон. Не удержавшись, я зевнула и кулачком потерла слипавшиеся глаза.
— Чего ты хочешь, Саш? — положив локти на стол, Марат изучающе прищурился, стараясь заглянуть как можно глубже и понять, что у меня на уме. Вернее, какова моя конечная цель, которую я, безусловно, поставила. Этого скрыть не получилось. — Только не говори, что тебе плевать и все равно. Тебе не все равно, хорошая моя. Ты чего-то добиваешься, и я силюсь понять, чего.
— Чтобы ты отстал от меня.
— По мелочам ты размениваться не любишь, — гортанно хохотнул мужчина. — Впрочем, как и я сам. Такая цель слишком незначительна. Я спрашиваю в общем. Глобально, так сказать. Чего ты пытаешься добиться?
— Того, что никогда не получу от тебя.
— Я могу дать тебе все.
Лукаво прищурившись, я покачала головой.
— Э-э, нет, ласточка моя, не можешь. Я точно знаю. Поэтому не вижу смысла говорить тебе о том, что я хочу. Но я знаю еще кое-что — другой мужчина меня с лихвой удовлетворит.
Несчастная салфетка полетела на пол.
— Я тебя никуда не отпущу, ласточка моя, — передразнил Марат, напрягаясь от сдерживаемой, стремительно нахлынувшей ярости от одной только мысли о моей измене и другом мужчине. Какой восприимчивый, однако. Впрочем, как всегда. — Из-под земли достану, но найду.
Я звонко рассмеялась, привлекая внимание редких, но богатых посетителей ресторана.
— Никогда не замечала в тебе тяги к некрофилии, хороший мой, — грациозно поднялась, обошла круглый стол, склонилась над неподвижным, пытающимся справиться со злостью мужчиной, и мягко поцеловала его в щеку. Выпрямилась и сразу же холодно улыбнулась. — Поехали, Залмаев, у меня пара. А у тебя — важная встреча. Время не ждет.
Мне не нужно было открытое столкновение, хотя бы потому, что Марат по-прежнему сильнее, и я его не переиграю. Если я буду в открытую дразнить его или Оксану, то снова окажусь избитой. Или на грани нервного срыва, чего совершенно не хочется. Но что мне мешает их подзуживать по отдельности? С Маратом получалось вполне неплохо — нащупав слабое место, я нежно и аккуратно его штурмовала и колола, с Ксюшей же...Что ж, я твердо решила сделать так, чтобы оба пожалели о том, что притащили меня в дом розовой мечты. В конце концов, мне восемнадцать лет, можно сказать, что я трудный подросток после нервного срыва. И разве мне не полагается дух бунтарства и неповиновения? То, что мне чуждо вести себя безрассудно, еще не означает, что я не могу себя так вести. Хотели — получите и распишитесь. Теперь без обид.
Я дразнила и действовала на нервы. Не словами — действиями. До вечера пропадала в универе, на удивление сильно сблизилась с сокурсниками, втянулась в их компанию и чувствовала себя в ней вполне органично и расслабленно. Вся эта "золотая молодежь" оказалась на удивление простой, настолько, насколько могут быть простыми дети без царя в голове, наделенные властью, деньгами и возможностями. Они очень жестоки были, по-детски эгоистичны и легко управляемы, и ничто из этих факторов не являлось для меня проблемой. Я умнее их всех, следовательно, с легкостью могу манипулировать, плюс еще играет роль тот факт, что меня принимают за "свою", что, безусловно, играет только на руку.
Но бегать с ними на тусовки, в клубы и напиваться в стельку — впрочем, как и ширяться — я не планировала. Пока. Все еще впереди, а действовать приходилось постепенно.
После учебы меня привозили домой, где, как счастливая семья с картины королевской мечты, милые и неимоверно сюсюкающие Марат и Оксана ужинали, переговаривались друг с другом, Ксюша что-то с восторгом и нескрываемой радостью рассказывала мужу, который внимательно ее слушал, но особенно загорался, когда она начала делиться мыслями о ребенке. Их совместном ребенке. Это все было до тошноты противно, так что действительно хотелось блевать от сладости и приторности, и я старалась как можно быстрее свалить в выделенную для меня комнату, и сразу же, стоило оказаться в спасительных четырех стенах, резко щелкала замков, закрывая его до предела.
Я не думала, что все окажется настолько...трудно и больно. В конце концов, я сильная, я точно знаю, что хочу от жизни, а гадкая семейная идиллия, в которой мне нет места и от которой буквально воротит — не предел моих мечтаний. Далеко не предел. Только вот, пусть я все прекрасно понимаю, все равно сердце бьется где-то в горле, как заведенное, мешая вздохнуть полной грудью. С каждым разом, после созерцания подобных сцен, выносить их оказывалось все сложнее. И требовалось время, много времени, чтобы утихомирить расшатанные нервы, чтобы снова натянуть маску презрительной вежливости, с которой я, наверное, почти срослась. Но я всегда — всегда! — находила в себе силы улыбнуться себе в зеркале, с удовлетворением подмечая признаки выздоровления (так сказать, налицо), высоко поднять голову и отпереть дверь.
— Как в университете? — ободренная негласной поддержкой рядом сидящего мужа, решилась спросить Оксана. — Все хорошо?
Глупый вопрос.
— Конечно. Как иначе? — я поставила тарелку с ужином в микроволновку, чтобы подогреть, и взяла из подставки нож и вилку. — Ксюш, у нас нет подноса?
— Зачем? Посиди с нами. Ты совсем не мешаешь, — заверила девушка, но послушно засуетилась на просторной кухне в поисках нужной мне вещи. — Правда, Саш.
— Откуда у тебя вообще такая дурная привычка появилась — есть в комнате? — недовольно поддакнул Марат, правда, не стараясь довести все до конфликта.
Пользуясь тем, что Ксюша повернулась к нам спиной и искала поднос во всевозможных кухонных тумбах, я издевательски приподняла брови, безмолвно напоминая мужчине наши бесконечные завтраки и ужины, начинавшиеся в постели и заканчивавшиеся там же. Зрачки серых глаз расширились, и чечен сурово сжал челюсти, сдерживая собственные эмоции, вызванные воспоминаниями. Я отвернулась, вытащила тарелку и сделала вид, что мне все равно.
— Вот, нашла, — слегка задыхаясь, улыбнулась Оксана и протянула нежно-розовый пластмассовый поднос. Я благодарно кивнула. — Может, все-таки с нами посидишь?
