— Я полагаю, их и так здесь несчесть числом, в окрестности. А что до врастания в среду — то это просто иллюзия Гера, плюс местная одежда. Я поначалу ошибки делала, но так как вроде родом с севера, мне прощалось. — Да уж, ошибки. Ну кто бы знал, что бант на переднике мне, вдове, соблюдающей траур по мужу, следует завязывать пышным бантом на животе, а ни в коем случае не сбоку и не сзади.
— Ну, давайте, всё, по порядку. Карл, наверное, уже сообщил вам о заговорщиках. Мне нужно понять, было ли связаны заговор и ваше похищение.
Когда мы с Гером закончили рассказ, Гердер только покачал головой.
— И представить не мог, что сильнейшего некроманта и мага Рикайна можно так легко убить. Я всегда говорил, защита тыла — дело чрезвычайно важное.
Лорд Азенберг кивнул, в знак полной солидарности, — Совершенно верно, Ваше Величество.
— Леди Кира, пожалуйста, поймите меня. Амулет признал девочку, но объявить,что она королевской крови, я пока не могу. Слишком опасно и для нее, и для вас. К ее совершеннолетию, я думаю, вы с Гером разберетесь со своими ирденнскими проблемами, и она станет принцессой. Если со мной что-нибудь случится к этому времени, все сделает Робби. И, Леди, простите. — Гердер взял мою руку и поцеловал.
Слышать слова извинения от него было настолько странно, что я смешалась и не смогла должным образом ответить.
Он еще что-то разъяснял Геру о денежном содержании принцессы, о том, как связаться с дворцом в чрезвычайных случаях, а я все никак не могла придти в себя. Опомнилась только, когда начался тихий спор между Карлом, Гердером и лордом Айзебергом.
— Нечего тебе здесь делать, ты их только выдашь и привлечешь лишнее внимание. Все медики Гаэррской магадемии уже судачат, что ты ухаживаешь за инорой из предместья.
— Вот именно, и ничего удивительного не будет, если я буду являться к ней с цветами и подарками.
— Это привлечет к ней интерес гармцев.
— Поговорят и перестанут. Подумаешь, невидаль, влюбиться в молодую красивую вдову.
Это кто молодая и красивая, я что ли? Бросила взгляд в зеркало — круглое лицо, курносый нос, только лишь волосы и хороши — золотисто-рыжее буйство. И поймала нежный взгляд лорда Айзенберга. Богиня, и этот туда же! А меня спросить, хочу ли я видеть Карла? А я хочу? Да!
Кем был для меня Карл? Раньше, в счастливые туранские дни, я никогда не задавалась этим вопросом. Прежде всего, учителем, поверившим, что я, со своим небольшим магическим резервом, смогу лечить. Он тратил на меня личное время, он был не обязан, не должен заниматься с королевской любовницей магией и лекарским делом. Я знала, что небезразлична ему как женщина, и беззастенчиво пользовалась этим, буквально выпытывая, впитывая, всасывая в себя его знания. Он говорил, что восхищается мной как лекарем, но рядом с ним я все равно оставалась робким подмастерьем. Как я к нему относилась? Как к учителю и брату, старшему брату. И многого, как любимому старшему брату, ему не рассказывала. Он догадывался сам. О ссорах и ревности. Выспрашивал, я знаю, у Рэндома подробности лорийского происшествия. Видела я и ярость в его глазах, и ужас, когда он нашел следы инфаркта, и вину, которую с себя он не снимал, несмотря на все мои заверения, — Кира, это еще одна могилка на моём личном кладбище. Знаешь, у каждого целителя есть такое. Иногда полезно туда отправляться, вспоминать, что не всесилен и можешь ошибаться. И должен всегда, при всем своем опыте, быть осторожным. Не навреди!
Анри забеспокоилась, — я почувствовала это через несколько стен и дверей. Пока только просыпается. Извинилась, — я к дочке, — пошла в спальню. Гердер оказался у дверей спальни быстрее, — Леди Кира, позвольте мне еще раз посмотреть на сестру.
Подошли к кроватке вместе, Гердер наклонился и как-то очень ловко взял малышку на руки. Та открыла глаза, увидела чужое лицо, нахмурилась и выдала свой коронный рёв. Она-то рассчитывала на маму и теплую мамину грудь, а здесь чужой и не самый приятный на вид, чего уж скрывать, мужчина.
— Да, леди, трудно вам с ней будет, характером и упрямством она тоже в отца может пойти. — Он погладил золотые волосики на голове Анри, поднял ее повыше, чтобы могла смотреть удобно. Моя дева сразу стала вертеть головой, а вдруг за время сна что новое появилось. — Вы верите в магию имен? Нет? А зря, говорят, что девочки с именем Генриетта упрямы и тверды, с чисто мужским характером. И друзья у нее будут сплошь мальчики.
Теперь, когда мы стояли так близко, я могла хорошо рассмотреть Гердера. Тревоги и потери последнего года не прошли бесследно. Он выглядел постаревшим, и не то, чтобы больным, но бесконечно усталым.
— Сир, я тоже должна извиниться перед вами. И покаяться — моя вина — трусость, я испугалась остаться в пещере одна с собаками. Надо было отправить в Туран Гера, как только он смог открыть портал. Я думаю об этом все время. Меня оправдывает лишь то, что боялась не за одну, а за две жизни.
— Леди, я не устаю вам удивляться. Вы будете мучиться угрызениями совести там, где другой будет говорить — чист и свят, и придет просить награду за стойкость. Ну что у вас за характер! Ты. Ни в чем. Не виновата. Всё. Забудь. Расти принцессу. Живи.
— Разрешите Карлу приходить, — ишь, раскричался, Анри опять скуксилась, — давайте сюда, кормить пора.
— Карл не понимает, нельзя привыкать к наркотику, нельзя подпитываться им каждый день. Потом будет очень плохо и больно.
— О каком наркотике вы говорите, сир?
— О вас, милая леди, о вас.
_________________________________________________________________________
(1) тополь, широко использовался с 19 века для имитации карельской березы. Очень часто соединялся с самой карельской березой в одном предмете мебели.
Глава 13`Слепой дождь
Ах, какая жара была этим летом в Гаэрре.
Она пришла с южным ветром, дующим с моря. Да, имел Гарм выход к большой воде, но каким же неудобным и скалистым было побережье. Мало того, что ни одной удобной бухты, ни одного заливчика, так еще и всюду после отлива — топи зыбучих песков. И торчащие как зубы скалы — риф святой Бригитты. И страшный Мальстрём, ужас всех мореходов, который ревел дважды в день во время отлива между островом Бригитты и скалой Духа.
Пришла, да и загостилась в центральном Гарме. Принес южный ветер с собой не только жару, но и влагу, и дожди собирались ввечеру то и дело. Хорошие, проливные, недолгие, с грозой и яростными порывами ветра. После них становилось еще хуже, от земли шел влажный, горячий пар.
Местные гаэррские модницы, из тех, кто еще остался в столице, а не разъехался по усадьбам и дачам, так было принято называть сдаваемые на лето коттеджи в ближайших окрестностях города, изнемогая от жары, оставили в своих летних платьях только по одной нижней юбке и почти полностью избавили лифы от рукавов и воланов.
Большим спросом пользовались магические охладители — так назывались маленькие, прикрепляемые изнутри к полям шляпы артефакты-таблетки. На пару-тройку часов они избавляли владельца от жара улицы. На большее заряда не хватало, и необходимо было опять отдавать артефакт в магическую лавочку. Дома устраивались кто как мог. Однако маго-механические и маго-алхимические хладоделатели один за другим выходили из строя из-за избытка влаги в воздухе.
Цветочные феечки, так называла Кира леди-травниц, Розу и Камиллу, закрыли основной запас аптечного сырья стазисом, не тревожа его до лучших времен. Киру они отпустили домой — делать в травницкой было нечего, водяные бани, перегонные кубы, сепараторы — все это оборудование старались не включать. Сестры Блюме были последними в череде лекарей, к которым ее прикрепили для стажировки. "Милая, нам вас учить нечему, вы если и не знаете каких трав, то все знать нельзя, а в искусстве их применения нас превосходите."
* * *
*
А в королевском дворце Гаэрры царила прохлада, по крайней мере, в апартаментах королевской семьи. Однако Принцесса Лиара была одета по нынешней летней моде — нельзя упускать возможность открыть безупречные плечи и руки, да и ноги под всего двумя легкими юбками можно показать ненароком.
День, начавшийся так радужно, завершался отвратительно. Могла помочь только срочная релаксация и медитация. Расслабляться и впадать в транс принцессе лучше всего удавалось при помощи зеркал и шкатулок. Для этого занятия был специально изготовлен некий предмет мебели, который мастер Франсуа Эбене в сердцах обозвал "бабий шкаф-секретер". Выдвижные зеркала, мягкий свет магических шаров, подстолье из драгоценного розового дерева, о которое так удобно опереться нежным локотком. Нет, никаких перьев, стопок бумаги, книг — лишь зеркала и ящички, таившие в своей глубине серьги, подвески, броши, колье, ожерелья... словом все, что могло быть украшено драгоценными камнями и впоследствии одето на женщину. Главный конюх его величества Лауфа уверял, что однажды застал принцессу вертящей в руках парадную уздечку, — и вот если бы я не пришел, клянусь богиней, она бы ее умыкнула. — Зачем? — Примерить! — А почему сразу не одела? — Так зеркала ж в конюшне нетути.
Утром прилетел милый друг Ардарион, огненнокрылый спаситель.
Другом он был ее мужу, Крауту, ей — спасителем, и мог послужить спасителем еще раз. Колечко! Память о спрятанном в сейфе главмага колечке зудела и чесалась. Ардарион не навещал их давно, по слухам, он вообще покинул Рикайнканон, и шлялся где-то по окрестным, незаселенным и неизученным мирам. И вот сюрприз, он в Гаэрре! Противный Лангеберт намекнул, что кольцо закрыто дракономагией, и убрать чары может только сильный, старый дракон. И что же? Ардарион сначала заинтересовался колечком, потом, услышав рассказ о гибели конкубины и ее сына и смерти короля Генриха, явно огорчился, настолько, что померк даже цвет его огненных волос. Вместе с Краутом навестил Лангеберта и вернулся сияющим.
— Огонь в камне не погас, Леди Кира жива. Я должен вас огорчить, принцесса, но это колечко — обручальное драконье. Свет в камне загорается в тот миг, когда дракон одевает им палец избранницы. А если вы о том, что она была в то время с Генрихом... У нас, драконов, свои законы, отличные от людских.
И вот сейчас дракон и Краут распивали вторую бутылку эльфийского, а что оставалось ей, принцессе? Только релакс. И Лиара решительно дернула верхний ящичек. Он застрял и не желал выдвигаться. Она, подсветив себе магическим шаром, заглянула в щелочку — так и есть, футляр с любимым жемчугом упирался уголком в днище следующей секции. Значит, нужно звать лакея и горничную, чтобы открыть... но как же она не любила, когда ее драгоценностей касались чужие руки. На глаза набежали жгучие слезы досады.
* * *
*
Кира работала на заднем дворе. Плюнув на все приличия, осталась только в одной юбке и бюстье. — тонком льняном удлиненном лифе на косточках. Она давно привыкла к своему измененному телу — тем более что с этой иллюзией ничего поделать было нельзя, и перестала его стесняться. Поэтому ее не раздражали ни выпуклый толстенький животик, ни внушительные бедра, ни тяжелая грудь. Ни даже неаппетитная складочка между поясом юбки и верхом лифа.
Кира перевернула валки накошенного сена — магией, разумеется, и хотела его быстрее подсушить, пока опять не собралась гроза с дождем и ветром. Подвесив над сеном три слабеньких магических шара, она обратила негодующий взор на Леди Ли и её козленка, Аль-ди. Ли, встав на задние ноги, обгладывала ветки голубых карликовых гаэррских ив, которыми по весне Гер засадил двор по периметру. Ива разрасталась быстро, кусты давала пышные и красивые, листья ее, удлиненные, серебристо-бархатные, шелестели и шептали под ветром. Шелестели, пока эта вредная скотина до них не добиралась. Еще и молоко после ивы горчило, и Анри, такая же упрямая, как и коза, отказывалась есть кашку.
— Э нет, голубушка, сейчас ты у меня на привязи пастись будешь. И ты, — пальчик Киры уперся в козленка, — тоже! Кира подняла с земли свернутую в кольцо веревку.
Задний двор выкосил утром Герман, он опять пришел за Зайкой, да еще попросил Наль, приглядеть за овцами. Фермеры сражались за сено. Оно прело, не успевая высохнуть, и то, что Кире было в радость и развлечение, для них превращалось в борьбу за благополучие с таким трудом выпестованного молочного стада.
— Значит, все-таки нашелся жених-то? — так вот зачем Герман пришел, выпытать, что за неизвестный мужчина появляется иногда у Киры по вечерам во дворе.
— Не знаю. Замуж пока не звал. А ходить — ходит. Гер не возражает.
— И что, богатый, знатный? Из каковских будет?
Весной, на праздник майского дерева, старший сын Германа и Доротеи наконец женился, внял уговорам отца и матери, твердивших, что если инора Кира пошла учиться, толку от его сватовства не будет.
— Да разве ж это важно? Из лекарей.
— А охраняют его чего?
— Он точно, точно лекарь, только не из простых. Королевский. В академии мы встретились. Я решила, полный курс кончать буду.
Герман задумчиво покрутил головой и подумал, что королевский целитель на пути к такой высокой цели не помеха, а наоборот, подмога, ну что ж, молодец женщина, сумела-таки в жизни устроиться. Кто ж осудит?
Легенда "влюбленный туранец" работала безупречно. Посол в Гаэрре обратился к королю Лауфу с неофициальной просьбой. Знаменитый на весь Рикайн лекарь, Карл Гренсон, встретил в Гарме свою любовь. Инора, алемандка по происхождению, тут Лауф фыркнул в усы, строгий нрав и моральные устои алемандок сомнению не подлежали, оказалась с характером, ухаживания не отвергала, но и особо не поощряла, а главное, наотрез отказалась переезжать в Туран. Её брат учится в Магадемии, и она не собирается с ним расставаться, тем более, что и сама учится на знахарку. И раньше, чем оба закончат курс, сказала она лорду Гренсону, замуж не пойдет.
Король Лауф не только дал милостивое разрешение на охрану туранца — всего лишь два боевых мага из штата посольства, находятся на территории Гарма легально, но и свои службы озадачил.
Две недели назад Гер отправился на практику с группой. Домой собирался нескоро, свое умение строить порталы он от друзей тщательно скрывал, справедливо полагая, что на младших курсах такие знания подозрительны. Да и не было у него друзей настоящих. Разве сравнишь кого-либо с Эдди. Это было единственное из прошлой жизни, о чем жалел Гер. Эдди учился в Лории, тоже инкогнито, об этом Гер узнал сам, не расспрашивая ни Карла, ни Роберта. Единственное, что Гер позволил себе — передать Эду записку. "Живы, встретиться пока нельзя, не ищи, записку уничтожь." Эдди поймет, что если он пишет нельзя, значит, нельзя, и записку испепелит.
Поэтому, когда сзади хлопнул портал, Кира даже и не гадала, кто пришел — Карл. Подхватила с забора легкую блузу, отвернувшись, накинула и застегнула ее. Раз пришел Карл — значит, уже больше шести часов. Он навещал домик на окраине почти каждый день, играл с девочкой, та тянулась к нему как к родному, ласково гулила, казалось, целые фразы. Одиннадцатого июля ей исполнилось шесть месяцев, она пыталась садиться, лежа на животе, отталкивалась ладонями, поднималась на ручках, раскачивалась и падала носиком вниз, и, как юла, вертелась в новой кроватке— Карл притащил, заказал по собственным чертежам. Приходил, ужинал с Кирой и Гером, рассказывал о делах в клинике, советовался с Кирой, показывал планы операций, помогал с бесконечными домашними делами и уходил после того, как девочку купали и укладывали спать.
