— Архиепископ очень щедр, — сказал Уилсин, и Ашир пожал плечами.
— Его высокопреосвященство просто хочет, чтобы у вас были необходимые инструменты, отец.
— Ну, он, конечно, позаботился о том, чтобы я это сделал. — Уилсин пересек кабинет, чтобы осмотреть аккуратно расставленные тома в книжном шкафу от пола до потолка за столом приемной. Он пробежал глазами по напечатанным корешкам, неосознанно кивая в знак одобрения. Здесь были все справочные работы, которые ему могли понадобиться.
— В таком случае, отец, я уберусь с вашего пути и позволю вам начать обустраиваться, — сказал ему Ашир. — Если вы обнаружите, что мы что-то упустили из виду, пожалуйста, немедленно сообщите нам.
— Я так и сделаю, — заверил его Уилсин и проводил его до двери его нового кабинета.
Ашир удалился, а Уилсин медленно обошел вокруг стола и сел за него. Он еще раз оглядел офис, но на самом деле вообще ничего не увидел. Он был слишком занят, спрашивая себя, действительно ли он знает, что делает, чтобы беспокоиться о мебели или офисных помещениях.
Такого рода сомнения были редкостью для Пейтира Уилсина. С того дня, как он сказал отцу, что готов принять назначение в Чарис, он всегда чувствовал, что находится в "правильном" месте. Не обязательно удобное место, но место, в котором он должен был быть, чтобы выполнить все, чего Бог желал от него. До тех пор, конечно, пока Чарис не решил бросить вызов не только храмовой четверке, но и всей иерархии Матери-Церкви.
Молодой священник закрыл глаза, обращаясь к тому тихому месту в глубине своего существа, где он хранил свою веру. Он прикоснулся к нему еще раз, и от него распространилось долгожданное чувство покоя. Его тревоги и переживания волшебным образом не исчезли, но его наполнила уверенность в том, что он сможет справиться с каждой из них по мере их возникновения.
Конечно, — подумал он, снова открывая глаза, — "смириться" — это не совсем то же самое, что быть уверенным, что ты поступаешь правильно, не так ли, Пейтир?
Правда, — размышлял он, — заключалась в том, что он был гораздо меньше обеспокоен своим решением признать власть Мейкела Стейнейра — духовную и светскую — в качестве архиепископа Чариса, чем всей этой идеей "патентного бюро".
Когда ему впервые объяснили эту идею, он был немного озадачен. Регистрировать новые идеи и методы? Предоставить людям, которые их придумали, фактическое право собственности на них и требовать, чтобы другие платили им за их использование? Абсурд! Хуже того, сама концепция попахивала намеренно подогреваемыми инновациями, и это было то, с чем ни один член ордена Шулера, вероятно, не чувствовал бы себя по-настоящему комфортно. Тем не менее, он должен был признать, что не смог найти в Писании или Комментариях ничего, что запрещало бы такую должность. Это вполне могло быть связано с тем, что никому просто не приходило в голову, что кто-то может даже подумать о его создании, но факт оставался фактом: запрета в Писании не было.
И если эти люди хотят выжить, им нужны инновационные решения проблемы того, как защищаться тому, кого численно превосходят как восемь или девять к одному.
От этой мрачной мысли по телу пробежал знакомый холодок. Часть его хотела настаивать на том, что это была всего лишь рационализация, способ оправдать нездоровое и духовно опасное увлечение новыми знаниями. И все же всякий раз, когда возникало это искушение, он ловил себя на том, что вспоминает ужасное, неспровоцированное нападение, которое Чарис каким-то образом ухитрился отразить.
Конечно, Бог не хотел и не ожидал, что Его дети будут стоять беспомощными, в то время как их семьи были бы убиты, а их дома сожжены над их головами! Невинные люди имели полное право искать средства защиты от чьего-либо нападения, и независимо от того, что официально заявляла Церковь, Уилсин знал, что нападение на Чарис было совершенно неоправданным. Не то чтобы он был особенно удивлен исходящими из Зиона и Храма заявлениями об обратном. Опечален и испытывая отвращение, да, но не удивлен. Несмотря на свою глубокую и непоколебимую веру, Пейтир Уилсин никогда не питал никаких иллюзий относительно коррумпированности храмовой четверки и совета викариев в целом
Нет, это не совсем так, — резко сказал он себе. — Ты ведь лелеял хоть какие-то иллюзии, не так ли? Например, иллюзию, что даже великий инквизитор не стал бы уничтожать целое королевство только потому, что оно раздражало его.
Он думал, молился и медитировал после этого решения Клинтана и, наконец, пришел к выводу, что то, что происходило здесь, в Чарисе, было Божьей волей. Какими бы неудобными, какими бы... тревожными ни казались ему убеждения архиепископа Мейкела, у него не было никаких сомнений в том, что архиепископ Чариса стоит гораздо ближе к разуму Бога, чем великий инквизитор. Мейкел Стейнейр мог ошибаться; он не был злым... И это было уже не то, что Уилсин мог сказать о Жэспаре Клинтане и остальных членах храмовой четверки. И, по правде говоря, Уилсин становился все более уверенным в том, что Стейнейр даже не ошибся. Последствия этого и монументальные изменения в собственном понимании Уилсином Священного Писания и заложенной в нем доктрины, были пугающими, но Бог никогда не обещал, что исполнять Его волю будет легко.
И вот, отец Пейтир Уилсин, интендант Чариса, рукоположенный священник ордена Шулера, оказался здесь, сидя в кабинете в здании, специально предназначенном для того, чтобы побуждать людей думать о новых способах ведения дел.
Он покачал головой, губы дрогнули в полуулыбке при этой мысли. Затем он встал и подошел к одному из своих новых окон, глядя на послеполуденный город.
Патентное бюро размещалось в здании, принадлежавшем министерству барона Айронхилла. У хранителя кошелька было гораздо больше дел в Чарисе, чем во многих других королевствах Сейфхолда, и Айронхилл в прошлом году перевел свой основной штат в значительно большее здание. Это, возможно, стало слишком мало для нужд Айронхилла, но здесь было множество кабинетов — многие из них не больше умеренно маленького шкафа, — в которых новое патентное бюро (которое также принадлежало министерству Айронхилла, по крайней мере на данный момент) могло разместить бесчисленных клерков, которые ему, вероятно, потребуются. Оно также было окружено взрослыми псевдодубами и соснами, которые давали желанную тень.
А невысокая стена вокруг него днем и ночью патрулировалась вооруженными винтовками морскими пехотинцами.
Рот Уилсина сжался, когда он увидел, как послеполуденное солнце блестит на штыках морских пехотинцев, дислоцированных у ворот патентного бюро. Их присутствие — наряду с тем, что случилось с первоначальным домом королевского колледжа — стало мрачным напоминанием о том, что не все согласны с его собственной оценкой событий здесь, в Чарисе. Мысль о том, что его нужно было защищать от людей, которые считали себя верными сынами Матери-Церкви, была... тревожной. Но такова была судьба, которую инквизиция уготовила Эрейку Диннису.
Нет простых ответов, — подумал он. — В Писании говорится, что Бог испытывает тех, кого любит, и я всегда верил, что это правда. Но обычно то, что Он хочет от меня, достаточно просто для быстрого понимания. Возможно, это нелегко сделать, но достаточно просто распознать.
Он глубоко вздохнул. Пришло время отбросить сомнения в сторону. Он был здесь не для того, чтобы поощрять инновации — видит Бог, уже много чарисийцев энергично этим занимаются! — А для того, чтобы убедиться, что ни один из недавно запатентованных процессов или концепций не нарушает Запретов Джво-дженг. Это он мог сделать без малейших угрызений совести.
И что ты делаешь, когда видишь, как на твоем столе появляется так много новых процессов и концепций, что Запреты начали разрушаться даже для тебя, Пейтир? — спросил он себя. — Как ты скажешь "Стоп" после того, как ты стал частью того, чтобы говорить людям, что перемены — это хорошо? Его высокопреосвященство прав, "О вере и послушании" действительно говорит, что бывают времена, когда перемены хороши, даже необходимы. Но если это один из тех случаев, чем это закончится... и кем ты будешь, когда доберешься туда?
Это были вопросы, на которые у него не было ответов... пока. Но были времена, когда любой человек, особенно священник, просто должен был довериться Богу, который приведет его к нужному конечному пункту назначения.
Пейтир Уилсин расправил плечи, подошел к двери своего нового офиса и посмотрел на портье этого этажа.
— Отец Брайан сказал мне, что он собрал для меня несколько кандидатов на собеседование в качестве потенциальных клерков, — спокойно сказал он. — Не будете ли вы так любезны попросить первого из них пройти в мой кабинет?
.IV.
Палата парламента, королевство Чарис
Это был первый раз, когда Мерлин своими глазами увидел внутреннее убранство палаты парламента Чариса. Ну, собственными зрительными рецепторами, — предположил он, — если он хотел быть строго точным.
Оштукатуренные стены помещения были обшиты на уровне выше головы панелями из экзотического тропического дерева, которым изобиловали более северные леса Чариса. Потолочные вентиляторы, установленные на открытых балках, медленно и устойчиво вращались над головой, отводя тепло вверх и способствуя охлаждению воздуха, а решетчатые стекла огромных мансардных окон были открыты утреннему солнечному свету. Больше солнечного света проникало через окна, установленные в типично толстых, теплоизолирующих стенах чарисийской архитектуры. Несмотря на теплоту раннего дня и количество тел, собранных в одном месте, здесь, в зале, все еще было удивительно прохладно, что многое говорило о мастерстве людей, которые его спроектировали и построили.
В Чарисе не было разделения между официальными залами палаты лордов и палаты общин. У каждой из них были свои собственные помещения совета, где многое — действительно, большая часть — его дел решалась на заседаниях небольших комитетов, но здесь было рабочее пространство всего парламента, его дом. Мерлин задавался вопросом, как долго это продлится, или это будет перенесено на новый, более крупный парламент, ожидающийся за горизонтом. Это казалось маловероятным, хотя бы потому, что в этом новом и более крупном парламенте было бы слишком много членов, чтобы добиться какой-либо эффективности, не разделяясь внутренне на свои официальные ветви власти. На данный момент, однако, он находил это соглашение странно обнадеживающим. И, хотя ни у одной из палат не было своего отдельного зала, существовала явная разница между сидячими местами по левую и правую стороны их общего зала, если смотреть с места выступающего.
Места тянулись многоярусной подковой с местом спикера между открытыми концами подковы, а члены палаты общин сидели слева от спикера на удобных скамьях за отдельными столами, хорошо оборудованными чернильницами, промокашками и графинами с водой. Но их столы были не украшены — конечно, искусно обработанные и отполированные, но без резьбы или других украшений. Это были столы и места, предоставленные людям, которые занимали свои парламентские должности на основе выборов, а не наследования.
Лорды сидели справа от спикера. Их скамьи были обиты не более толстой обивкой, чем у их коллег-простолюдинов, но на передней панели каждого из столов в этой части дома красовался герб мужчины — или, в очень редких случаях, женщины, — сидевших за ним. Некоторые из этих гербов были простой резьбой по дереву; другие были сильно позолочены и раскрашены; а некоторые из них были отлиты из золота или серебра и украшены ограненными драгоценными камнями, которые отражали свет из мансардных окон танцующими отблесками красного, зеленого и синего огня.
Несмотря на все это, палата на самом деле была не такой впечатляющей, как предполагали эмоции Мерлина, учитывая его осведомленность о том, во что когда-нибудь превратится этот эмбрион. Конечно, палата британского парламента всегда поражала Нимуэ Элбан своей подчеркнутой скромностью из-за того, что ее совершенно справедливо называли "матерью парламентов". Это сооружение в этом мире собиралось претендовать на то же самое название для себя в последующие столетия, если предположить, что Чарису удастся выжить, поэтому он предположил, что было бы уместно, чтобы оно тоже избегало такого рода застенчивого величия, которое архитекторы "архангелов" спроектировали в Храме.
В любом случае, парламенту на самом деле не нужен был собственный огромный дом в Чарисе. Пока нет. Несмотря на осведомленность последних нескольких монархов об истинной истории Земной Федерации и их целенаправленную политику движения в этом направлении, Чарис все еще был обществом, которое лишь недавно вышло из рамок откровенного феодализма. Право голосовать оставалось чрезвычайно ограниченным, по стандартам страны рождения Нимуэ Элбан, с высокими требованиями как к собственности, так и к грамотности. Оно было намного шире пропорционально своему населению, чем в любом другом сейфхолдском государстве, включая "республику" Сиддармарк, но все равно оставалось узким представительством. На самом деле палата общин, несмотря на ее номинально гораздо большую базу представительства, была лишь немногим больше палаты лордов.
Конечно, — кисло подумал Мерлин, глядя через плечо Кэйлеба на собравшийся парламент, когда король, впервые после своей коронации облаченный в полные придворные регалии, царственно направился к кафедре спикера, — есть причина, по которой у лордов так много членов.
Однако некоторые из людей, сидевших на этих конкретных местах, были не теми людьми, которые сидели на них до битвы при проливе Даркос. Большинство из тех, кто был заменен новыми назначениями и рукоположениями архиепископа Мейкела, подали в отставку в яростном протесте, когда их собратья решили поддержать Кэйлеба и Стейнейра в их стремлении к независимости от совета викариев. Двое из них, однако, были удалены по королевскому ордеру и в настоящее время находятся в достаточно комфортабельных камерах в ожидании суда. Обычно именно это происходило, когда у короны были неопровержимые доказательства того, что эти люди активно замышляли убийство короля.
Неопровержимые доказательства, к которым я направил Уэйв-Тандера, — с мрачным удовлетворением подумал Мерлин. — Я бы хотел, чтобы этого не существовало — чтобы не было никаких заговоров с целью убийства Кэйлеба, — но с таким же успехом я мог бы пожелать, чтобы солнце не светило. И, по крайней мере, остальная часть Церкви гораздо лучше, чем я боялся, восприняла арест двух своих высокопоставленных прелатов светскими властями по светским обвинениям, которые несут в себе высокую вероятность смертного приговора, если обвинение подтвердится.
Кэйлеб подошел к кафедре, неся государственный скипетр (который в случае Чариса представлял собой богато украшенную позолотой и драгоценными камнями, но все еще бескомпромиссно эффективную булаву), и Мерлин подавил внутренний смешок. Этот "скипетр", несомненно, вполне пригодился бы для того, чтобы открыть любую дверь, которую кто-то мог бы иметь неосторожность закрыть перед его носителем. Что только подчеркивало тактичность того, что здесь, в Чарисе, не было никакой чепухи о том, кто кому равен. Не требовалось, чтобы монарх официально "запрашивал" допуск в палату общин. Хааралд VII и его ближайшие предки, возможно, и осознавали свою ответственность за подготовку к другому дню в Чарисе, но они были очень осторожны, чтобы на данный момент сохранить истинную власть в руках монархии. Вот почему каждый мужчина и горстка женщин в этом зале встали и поклонились, когда Кэйлеб вставил скипетр в подставку на передней части кафедры.
