— Да. А в чем дело?
— Я ваш участковый.
— Лично мой?
— Ну, не только ваш, конечно... — он усмехнулся.
— Участковый милиционер? — уточнила Кира зачем-то, хотя это и так было ясно.
— Да уж не врач... — человек извлек из внутреннего кармана удостоверение и продемонстрировал ей. — Дашкевич Максим Михайлович. Вас трудно застать, поэтому я решил забежать сегодня.
— А что случилось? Мы вроде общественный порядок не нарушаем, тяжелый рок по ночам не включаем...
— Да нет, я все по тому же вопросу, — увидев недоумение на ее лице, Дашкевич вздернул брови. — Я уже заходил к вам не так давно... Ваш брат вам не говорил?
— Нет. Забыл, наверное... А что за вопрос? — она оглянулась на дверь. — Может, вы хотите войти, посмотреть документы и все такое?
— Не стоит, я уже был у вас и документы тоже видел... Это по поводу Артема Бондаренко, слесаря аварийной службы, который вместе с Александром Файзулиным выезжал на вызов в вашу квартиру.
Сердце у нее глухо стукнуло, и Киру охватило нехорошее предчувствие. Все же она старательно придала себе естественно-раздраженный вид.
— Да, как же, я помню этих двух коз... нехороших мужчин, которые совершенно ничего не сделали, кроме того, как позже пояснил нам работник РЭПа, навешали нам кучу лапши, что у нас нет сливного колодца, лишь бы ничего не делать, хотя между тем...
— Ну, это я все понимаю, это мне известно, — поспешно перебил ее Максим Михайлович. — Просто... я уже уточнял это у вашего брата и хотел бы уточнить у вас... Может, Бондаренко обмолвился, куда направляется из вашей квартиры, может, вы заметили в его поведении что-нибудь странное... Может, кто-нибудь заходил за ним?
— Ну, вот этот, его напарник, Саня... Но Бондаренко к тому времени уже ушел. Напарник разозлился, что тот его не дождался... Мне так показалось. А что случилось?
— Он пропал.
Кира почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. Перед глазами всплыла пустая гостиная, крошечные красные капельки на обоях... И следом, заслоняя все это, выползло огромное светящееся слово "ПСИХУШКА".
— А мы-то тут при чем? — она подбоченилась. — Полагаете, что мы с братом, огорченные нерадивостью этого Бондаренко, порубили его на кусочки и закопали в саду под покровом ночи и кустом ежевики?
— Вы так не шутите — у меня с чувством юмора неважно, — сказал Дашкевич с легким холодком. — Ваша квартира была последней, куда он заходил в ту ночь, и после этого его никто не видел. Упаси боже вас в чем-то обвинять, но факт в том, что человек пропал, и поскольку ваша квартира на моей земле, то...
— Вас попросили проверить. Я понимаю, — Кира вздохнула, после чего, подумав секунду, рассказала о том, как бесшумно и таинственно слесарь покинул их квартиру, умолчав, естественно, о виденном в гостиной. Максим Михайлович кивнул.
— Да, ваш брат рассказал мне то же самое. И, говорите, ничего не пропало?
— Нет. Просто меня это удивило. Посторонний человек, конечно, может уйти, не попрощавшись, но зачем красться на цыпочках?
— М-да, — Дашкевич задумчиво потер левый ус. — Что ж, в сущности, это все. Пока. Ваш брат, значит, в водителях... а вы где работаете?
— Проектно-экспертное бюро. При морзаводе.
— Ясно. Сарандо... Гречанка, а? — он слегка улыбнулся, и Кира с облегчением почувствовала, что официальная часть визита закончена, хотя совершенно ни в чем не была виновата.
— Частично, согласно моему генеалогическому древу.
— А вы ведь меня не помните? — вдруг спросил Максим Михайлович и улыбнулся шире. — Конечно, вы не можете меня помнить... А я вас помню — и фамилия, а теперь и лицо... Вы из тех людей, у которых лица с детства не меняются.
— Откуда вы можете меня помнить? — удивилась она. — Меня увезли из этого города, когда мне было чуть больше четырех лет.
— Так в детском саду в одной группе полгода были.
— Не может быть! Я бы обязательно запомнила ваши усы!
Он засмеялся.
— И чем дольше на вас смотрю, тем больше вспоминаю. Тогда на обед часто давали ужасные печеночные блины... и нам запрещали тихий час до тех пор, пока не съешь этот блин. Как сейчас помню — все спят, а возле дверей в спальню стоит девчонка и уныло ест этот блин, давится...
— Да, это правда, — изумленно произнесла Кира, — но все-таки я вас не помню. А давно вы участковым?
— Третий месяц. Ну, до свидания.
Кира подождала, пока он выйдет из подъезда, с приветливой улыбкой на губах роясь в своей сумочке, но едва спина Дашкевича, обтянутая черной курткой, исчезла из поля ее зрения, улыбка превратилась в болезненную гримасу, и она бессильно привалилась к облупленной стене подъезда.
В конце концов, что в этом такого?! Бондаренко был просто пьянью — это же очевидно! Мало ли, что с ним могло случиться?! Может до сих пор где-нибудь пьет, не просыхая! Или, на худой конец, свалился в открытый люк и сломал себе шею и так и лежит там. А люк просто закрыли, не заглядывая... Не так уж часто заглядывают в эти люки.
Но уж очень странно он тогда ушел.
Ушел ли?
Конечно ушел, чего же еще? Провалился в потайной ход?
А тени, тени?.. особенно, те, черные... и одна из них, так похожая на деда...
Психушка, психушка...
Закусив губу, Кира отодвинулась от стены. В любом случае, они же со Стасом здесь не при чем... Но Стас не сказал ей. Почему? Забыл?
Ничего он не забыл. Просто прекрасно понимал, чем это обернется. Сегодняшняя истерика произошла бы на полмесяца раньше. И возможно, если он узнает о том, что Дашкевич все же расспрашивал ее, то упрячет участкового детектива в его же собственную кобуру.
— Ну... ты не сказал, и я тебе не скажу... — пробормотала Кира и решительно вышла из подъезда.
V.
— Ну, как ты, несчастный, — приглушенно спросила Кира в трубку казенного телефона, воровато оглядываясь — не видать ли сурового шефа в виде дяди Вани.
— Отвратительно! — просипел в трубке простуженный голос Егора. — Можешь быть довольна! Я знаю, что это ты навела на меня порчу! И всего лишь из-за того, что я посоветовал Ольке...
— После того, что ты посоветовал Ольке, ее, теперь уже бывший приятель считает Ольку лесбиянкой, и она теперь всех баб ненавидит, включая и свою лучшую подругу.
— А при чем тут я?! — возмутился Михеев на другом конце провода. — Я всего лишь посоветовал ей больше уделять внимания своей подруге, чтоб ее приятель понял, что...
— Прежде, чем советовать такие вещи, Гоша, нужно было глубже вникнуть в ситуацию и разобраться, что за птица ее подруга...
— Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не называла меня Гошей?! — простужено вскипел Михеев. — Я Егор! Егор!
— Конечно, господин Михеев... Так вы собираетесь выздоравливать — или как? Вот уже неделю я не вижу ваш очаровательный лик и безмерно скучаю по вашему высокоинтеллектуальному хихиканью.
— Хочешь, я тебе скажу, почему ты спрашиваешь? — злорадно поинтересовался Егор и чихнул. — Потому что у тебя машина уже под завязку вирусами набита, и ты ждешь, что я приду и почищу ее! Ни фига! Я не приду никогда! Я скончаюсь в страшных судорогах и завещаю тебе самую кошмарную из всех антивирусных программ, которая только была написана!
— Я знаю, что ты меня любишь! Но если серьезно, Гоша...
— !!!
— Хорошо, Егор, здесь накопилось много дел, и компьютер действительно плохо работает, тормозит страшно и программы сворачивает...
— Приду и снесу систему...
— У тебя на все один ответ... Я хотела узнать, у тебя ведь полным-полно всяких интернетских знакомых?
— Ну.
— Просто, мне нужно кое-что найти, но я не знаю, как это сделать. По телефону этого не объяснить...
— Кирка, опять с подружками треплешься за казенный счет?!
Кира, закрыв трубку ладонью, обернулась и сделала большие глаза, преданно глядя на подошедшего Ивана Анатольевича.
— Ничего подобного! Я треплюсь с Пенсионным фондом. Вы ж сами сказали, чтоб я Лемашовой по мелочам помогала!
— Не припоминаю, — мрачно произнес Иван Анатольевич. Кира оглянулась вокруг, вытянула шею и прошептала так, чтобы слышал только он.
— Дядя Ваня, судя по зверскому выражению твоего лица, деньги нам и сегодня не перевели?
— Так, говори по телефону! — раздраженно приказал дядя и удалился в свой кабинет. Кира фыркнула и прижала трубку к уху.
— Ты еще там?
— Я старый больной человек! — прогнусавил Михеев. — Оставьте в покое и меня, и мой фонд!.. Слушай, я так понял, что зарплаты на этой неделе не будет? Так смысл мне выздоравливать?
— А я?! — возмутилась Кира. — А как же я?! Ты свинья, Михеев! С кем я буду ездить домой?!
— Да за тобой то и дело твой хахаль заезжает — зачем тебе я? И, кстати, перестань заставлять его подвозить меня до остановки — он меня убьет скоро! Он и так на меня недобро поглядывает, хоть я и не понимаю, почему. Я слишком невзрачен, чтоб ко мне ревновать.
Кира мысленно пожала плечами. Сергей и в самом деле невзлюбил Егора с первого же взгляда, но ей казалось, что любовник поглядывает на Михеева не с ревностью, а с раздражением, словно дико куда-то опаздывает, и Егор мешает ему пройти.
— Странно, ведь недавно ты заявил, что являешься самым привлекательным мужчиной в мире.
— Просто я посмотрел на себя в зеркало, — сообщил Михеев. — Ни один мужчина не может считаться привлекательным, если у него такой насморк, как у меня сейчас. Ладно, я постараюсь прийти, как можно быстрее. Ты же знаешь, что мне трудно тебе отказать. Кстати, если вдруг неожиданно придут деньги — ты ведь мне звякнешь, правда?
— Михеев, ты же знаешь, что у нас ничего не происходит неожиданно. Все всегда все знают заранее. Недавно босс заявил, что его секретные совещания были бы более секретными, если б их просто показывали по телевизору, а не проводили здесь, в кабинете.
— А боссозам что?
— Так ему только-только язву оперировали.
— А зам боссозама?
— ОРЗ, как и у тебя.
— Не контора, а инвалидный дом! — буркнул Егор. — Ну ладно, пока.
— Пока, Гоша, — Кира положила трубку прежде, чем из нее успел вырваться возмущенный вопль собеседника, и принялась снова перепечатывать документы, щуря глаза и раздраженно думая, что не мешало бы посетить окулиста — в последнее время ее зрение немного ухудшилось, и иногда буквы и вовсе расплывались и ей приходилось чуть ли не утыкаться носом в документы. Но через пятнадцать минут зазвонил ее сотовый, и документы опять были забыты.
— Солнышко, привет! — сказал в трубке печальный голос Сергея. — Слушай, так получается, что я сегодня не смогу за тобой заехать.
— Почему?
— Да тут, короче, кой-какие дела нарисовались... Халтура одна, короче. Так что...
— Так что я, короче, должна остаться одна в такой чудный майский вечер! — перебила его Кира. — И уже второй раз за эту неделю?! Сережа, мне это не нравится — я тебя брошу!
— Кира! — печаль в голосе Мельникова сменилась испугом, смешанным с черной меланхолией. — Ты ведь... Просто мы ведь тогда сможем на выходных в Ялту прокатиться, вот почему я и... Нет, но если ты так ставишь вопрос, то я все отменю и...
— Не надо ничего отменять! Господи, ты что — шуток не понимаешь? Должна же я как-то отреагировать на испорченный вечер!
— Почему испорченный? — облегченно отозвался Сергей. — Если останется время, я заеду к вам домой... а если, все же, нет, то завтра на танцах железно встречаемся. Завтра ведь латина?
— Да. А еще завтра у Ромки день рождения и он выставляется.
— У-у, так тем более!.. Кир, не сомневайся, я сумею загладить свою вину... Ну, я все-таки постараюсь найти сегодня время и заехать. Все, пока, солнышко! Целую!
— Чмок-чмок! — басом сказала Кира, отключила телефон и раздраженно бросила его на стол. Опять пододвинула к себе документы и хмуро уставилась на монитор. Чудесный вечер, как любила литературно выражаться Минина, накрылся медной уткой. И Егор, как назло, до сих пор не выздоровел! А Вика — ну, конечно же, Вика встречается со Стасом. И Стас, соответственно, с ней. К тому же, наверняка в их с Кирой квартире, как они это делают в последнее время. Конечно, Кира обычно все равно укатывает с Сергеем гулять или к нему домой, так зачем брату с подружкой ютиться в однокомнатной Викиной хижинке? Хотя, Кира подозревала, что Стас перенес место свиданий не только для удобства, но и для того, чтобы она пореже сидела в квартире.
И не выискивала на стенах тени, существующие только в ее воображении.
Но ведь она больше их не видела, не так ли?
Но ведь она и свечей больше не зажигала, не так ли?
И по-прежнему рано отправляется спать, если находится дома, словно квартира сговорилась с заботливым братом и специально навевает на нее сон.
— Кира!
Она обреченно вздохнула и подняла голову.
— Что ты делаешь?
— Да ничего, Иван Анатольевич. А что?
— А что! Ты должна что-то делать, не так ли?!
— Я имела в виду, что я работаю и не занимаюсь ничем предосудительным! — обиженно сказала Кира, поспешно хватая документы со стола. — Египетские рабы не могли бы похвастаться таким усердием! Я практически все уже сделала! А если ты о том, что у вас не существует секретарской должности и вместо нее я занимаю должность маркетолога, в которой ничего не понимаю, так не моя тут вина!
— Ты все сказала? — поинтересовался Иван Анатольевич. Кира развела руками, уронив при этом часть документов под стол и, наклонившись за ними, приглушенно сказала из-под столешницы.
— Дядя Ваня, ты задал мне слишком глубокий философский вопрос, и мне надо подумать пару дней, прежде чем ответить на него.
— Если ты моя племянница, то это вовсе не значит, что я не могу лишить тебя премии, — заметил Иван Анатольевич. Кира вынырнула из-под стола, положила документы и по-школьному сложила руки — одну поверх другой.
— Все, я мила, нема и послушна.
— Возьми вот это, — дядя протянул ей файл с бумагами, — съезди к Денису Олеговичу и отдай ему, только смотри, чтоб он не надышал на тебя своими вирусами. Хватает и его с Михеевым... А после этого сделай так, чтобы я тебя сегодня не видел!
— А-а, и ты вычтешь эти два часа из моего...
— Кира, когда отпускают, надо не возмущаться, а выкатываться как можно быстрее!
— Да, босс. Конечно, босс.
— В гости бы зашла, — вдруг сказал Иван Анатольевич совсем другим голосом. — Тетка переживает за вас со Стасом. Того, что я рассказываю, ей мало... Хм-м, ну ладно, все, — он развернулся и ушел в свой кабинет. Кира, прищурившись, посмотрела ему вслед.
— Тетка, тетка... — пробормотала она. — И чего ж она переживает...
Контору Кира покинула без всякого сожаления. На улице было очень тепло, все вокруг было одето зеленью и цветами, и сильный запах сирени соперничал с запахом выхлопных газов. По дороге к остановке она сорвала три пышных ветки темно-фиолетовой махровой сирени — такой душистой, что и пока она ехала в топике, и пока шла к дому зам-зама, ей казалось, что сиреневый аромат окутывает ее плотно, как силовое поле, не пропуская внутрь скверных запахов улицы.
— О! — удивился Денис Олегович в дверном проеме, принимая сирень вместе с документами. — Мне? Спасибо. Здорово на улице, а?
