Небо шамана. 2 часть

Конечно, немцы постарались как можно быстрее перебросить на южный фланг своего фронта авиационные части, как и наше командование постаралось восполнить потери, ведь в этом воздушном сражении мы потеряли больше трёх сотен машин, а потери экипажей составили меньше ста двадцати человек погибшими, ранено больше семидесяти человек. На третий день, наконец, собрали все данные по воздушному бою пятнадцатого декабря. На месте боя были сбиты и упали пятьдесят два транспортных Юнкерса, семнадцать Кондоров, двадцать восемь восемьдесят шестых, больше шестидесяти Хенкелей и Дорнье и сорок один планер. По истребителям подсчитать было гораздо сложнее, приблизительный счёт сошёлся на цифре около двухсот сорока машин. Кроме этого вынужденную посадку в расположении наших войск совершили шестнадцать истребителей разных моделей, один Кондор, один транспортный Юнкерс, шесть восемьдесят шестых, два Хенкеля и семь планеров. Задержали и взяли в плен больше двухсот членов немецких экипажей. Гораздо позже, как немцы не пытались скрыть цифры своего поражения, стало известно, что истребителей всех моделей было потеряно триста двенадцать, тяжёлых самолётов сто девяносто шесть и пятьдесят один планер. В эти цифры не попали уничтоженные после аварийных посадок в зоне контроля немецких войск. Сумели произвести посадку на аэродромы в котле один транспортник, один мессершмитт-сто десять, один Фоке-Вульф-сто девяносто и один сто одиннадцатый Хенкель. Вообще свести до единицы все эти цифры по всем самолётам почти невозможно. Так для наблюдателей с земли и некоторых лётчиков принципиальной разницы между двухмоторным бомбардировщиком и сто десятым мессером — истребителем нет. А то, что насчитали упавшими на земле — это вообще эпический подвиг, ведь не меньше трети самолётов при сбитии разрушаются на фрагменты, которыми падают на землю, а другие при падении взрываются и горят. Так, что угадывать приходится по часто обгоревшим разрушенным обломкам разбросанным по достаточно большой площади...

После пятнадцатого декабря на всём южном фланге немецкого фронта от Чёрного моря до Тулы боеспособных истребителей осталось меньше двух десятков. В достатке были только восемьдесят восьмые и восемьдесят седьмые Юнкерсы и немного бомбардировщиков других моделей. Поэтому немцы ничего не могли сделать против подавляющей любое шевеление активности наших штурмовиков над окружённой группировкой. А регулярно налетающие бомбардировщики бомбили с высоты выявленные штурмовиками цели. Но и ночью не наступала тишина, больше двух сотен наших лёгких ночных бомбардировщиков делали до пяти вылетов за ночь и за вспышку спички, озверевшие в котле немецкие солдаты могли и убить нарушителя светомаскировочных мероприятий, потому, что с неба сразу прилетала бомба или граната. А в Германии, как сказали по радио, шестнадцатого был объявлен трёхдневный траур по погибшим героям люфтваффе...

Наши авиационные части тоже понесли большие потери. Уже подсчитали, что в том страшном бою было сбито триста восемьдесят пять наших истребителей. У нас погибли два стрелка, Бурдужу без сознания вывезли с места аварийной посадки и он только на второй день пришёл в сознание и нам передали, что он жив и даже скоро поправится. У "пешек" потери — двадцать одна машина. Конечно, среди оставшихся в живых после аварийных посадок и выпрыгнувших с парашютами большинство попали в госпитали, но только малая часть из них не сможет вернуться в небо. При этом буквально на следующий день в нашу армию прибыла для плановой ротации свежая истребительная авиадивизия на ЛаГГах и новых истребителях Ла-пять. Но и оставшиеся больше шестидесяти наших истребителей в этих условиях были большой и грозной силой. И небо на юге наша авиация взяла под контроль полностью и безоговорочно.

Я не знаю, кто именно придумал созданную в небе над котлом воздушную карусель из штурмовиков, бомбардировщиков и даже барражирующие патрульные истребители не отказывали себе в удовольствии обстрелять цели на земле. Но к двадцатому от постоянных многократных вылетов наши экипажи уже качало, и нашу активность снизили до двух вылетов в день. А двадцать третьего декабря стало известно, что начаты переговоры с командованием окружённой группировки об условиях капитуляции. Двадцать третьего нам приказали вылететь без бомб. Мы должны были просто летать на высоте полкилометра и никого не обстреливать. Наверно это был самый необычный вылёт для нас с начала войны. В воздухе мы, встречаясь с нашими истребителями, приветственно обменивались покачиваниями крыльев и просто глазели по сторонам, а в наших окопах бойцы махали нам руками. С немецких позиций нам не махали, а только моча смотрели, но никто не стрелял, даже стволы зениток не шевелились. До двадцать пятого фронт вокруг окружённых стоял неподвижно, где его остановили двадцать первого во время начала переговоров. Но уже двадцать третьего вовнутрь пошли наши колонны грузовиков с красными флагами и специальными командами. Я этого не видел, в этот день вылетала первая эскадрилья. А вечером нам перед строем объявили, что немцы во главе с генералом Паулюсом

* * *

— командующим окружённой группировкой и шестой армией сдались, и отдал приказ о полном прекращении сопротивления подчинённым войскам. Случайно это совпало с католическим рождеством, и в газете даже была карикатура, где Гитлер беснуется, когда ему говорят о таком подарке на Рождество.

Нам в полк прислали восемь новых машин и девять человек пополнения лётчиков и стрелков. Всех троих лётчиков я забрал в свою вторую эскадрилью. У меня осталось только пять экипажей. Семнадцатого во время штурмовки зенитной батареи Коля Шеметов подставился под зенитку и просто чудом дотянул до наших войск, где плюхнулся на брюхо и его со стрелком отправили в госпиталь. В первой тоже потери, шестнадцатого подбили и взорвался в воздухе самолёт Вани Пряхина. Из троих прибывших только один уже имеет боевой опыт на штурмовиках, двое совсем зелёные, только прошли доучивание после училища и обкатку в запасной Куйбышевской бригаде. Как я не отбрыкивался от командной должности, но пришлось плотно впрягаться в дела эскадрильи и командовать ею. Из госпиталя хромой и с палочкой вернулся Бурдужа, в этот день счастливее Цыганова наверно не было ни одного человека по обе стороны фронта.

В разгар этих радостных событий меня вызвал к себе на беседу особист. Он как-то прознал, что во время вылета пятнадцатого по тревоге и второго вылета в составе эскадрильи Подгорный со мной не летал. С первым, я уже рассказывал, а во второй вылет я его не взял потому, что пулемёт поменять не успели, а для чего он мне нужен в воздухе без пулемёта? К счастью, я об этих случаях указал в рапортах и даже подал отдельный рапорт о наказании — "замечании" за незначительное нарушение дисциплины. Формально ведь вина Сергея только в том, что спал не в положенном месте, а общую тревогу в полку не объявляли. Был вылет не по тревоге, а срочный, то есть это касалось только вылетающих экипажей. Даже формально хватать любого, только, чтобы у меня сзади кто-нибудь сидел нигде никто не приказывал. То есть, как командир экипажа я принял решение, что могу обеспечить боеспособность самолёта и без бортового стрелка. Пришлось почти полдня просидеть у особиста пока писал всякие рапорты и объяснительные и контролировал, чтобы ничего лишнего не нацарапал сдуру Серёга. Командир, после моего объяснения, быстренько завизировал "наказание" Подгорному и эту бодягу удалось свернуть. Нормальным мужиком оказался наш новый особист. Но, что приятно, Подгорный проникся, и в ближайшее время можно будет не особенно тщательно следить за его фонтанирующим энергией организмом.

А наш потрёпанный, но вполне боеспособный полк готовился встречать Новый, как мы были уверены, победный сорок третий год...

*— Я знаю, что в РИ попытка прорыва и наступления Котельниковской группировки немцев начались не десятого, а двенадцатого декабря, но ведь и таких потерь в самолётах обеспечивающих воздушный мост не было, как не было прорыва к Волге 14 танкового корпуса в районе СТЗ и Рынка в сентябре месяце и таких потерь корпус не понёс, не говоря про гибель генерала Хубе. Считаю, что описанная сдвижка событий по датам вполне обоснована и она будет не единственная.

**— Фоке-Вульф — 200 Кондор, четырёхмоторный продолжатель довоенной программы Уралбомбера. Гораздо больше известный как морской разведчик и бомбардировщик, а изначально прославившийся как хороший пассажирский самолёт Люфтганзы. А РИ для организации Сталинградского моста для армии Паулюса были переброшены 18 штук Кондоров. Не думаю, что с моей стороны будет большим хамством допустить, что Кондоров на Волге оказалось больше. Ведь по повествованию шла речь про сбитые самолёты этой марки.

— Думаю, что при таком стремительном развитии событий Гитлер мог не успеть присвоить чин фельдмаршала Паулюсу, так, что капитуляция фельдмаршала в этой истории не получилась.