— При этом, когда оба реактора, на «Маяке» и в Томске-7, выйдут на проектную мощность, у нас будет достаточно урана-233, чтобы собирать несколько десятков, возможно — до сотни инициирующих зарядов в месяц. Расчётная производительность автоматической линии позволяет собрать несколько сотен зарядов в месяц, было бы из чего собирать. Полновесных двухступенчатых зарядов на несколько сотен килотонн, будет, конечно, меньше. Но они в таких больших количествах и не требуются.
— Ничего себе! — оторопел Хрущёв. — Фёдор Яковлевич, про линию расскажите поподробнее.
— Линию делали совместно с ЭНИМС. (Экспериментальный НИИ металлорежущих станков, см. гл. 03-02), — ответил Овчинников. — Очень помог Владимир Иванович Дикушин. Он там как раз станками с программным управлением занимается. Саму идею такой линии мы долго вынашивали, большую часть оборудования спроектировали и изготовили, даже отладили в режиме дистанционного управления, то есть, люди станками управляли из другого помещения, по кабелю, с выносного пульта.
— Но для полноценной автоматической линии нужна была дешёвая управляющая ЭВМ, и не одна. А такой ЭВМ не было. И тут, в декабре прошлого года мы узнали, что есть такая дешёвая ЭВМ, называется «Сетунь». Вышли, минуя министерство, прямо на её разработчиков. Они нам и собрали сначала одну машину, потом ещё одну... всего таких машин нужно будет несколько, по одной на каждую производственную ячейку. Количество ячеек будет зависеть от конечной конструкции заряда. На скорость изготовления и сборки конструкция повлияет, конечно, но ограниченно. Ну, заменим удерживающие приспособления, под другой размер, ходы рабочих элементов увеличим, если что. Заряды-то сами по себе небольшие.
— А ТВЭЛы для АЭС на этой линии делать не получится? — спросил Хрущёв. — Вы, вроде, упоминали гибкие ячейки?
—Для ТВЭЛов мы аналогичную линию запроектировали, — ответил Овчинников. — Она даже попроще и покороче. Управляющие ЭВМ можно поначалу использовать те же самые, только программу другую загрузить.
— Вот это да-а... — Первый секретарь замолчал, пытаясь осмыслить новую информацию.
Только сейчас он осознал, что советская наука и производство совершили ещё один невероятный прорыв, в котором синтезировались достижения фундаментальной науки, ядерных технологий, электроники и робототехники последних лет. Опираясь на присланные идеи и концепции, советские ядерщики и электронщики вместе нащупали не только кратчайший путь к ядерному паритету.
Производительность в несколько сотен недорогих малых ядерных зарядов или тепловыделяющих сборок в месяц открывала возможность для реализации ещё одного проекта, о котором никто в кабинете не сказал ни слова. Невысказанные слова повисли в сгустившейся тишине. Первый секретарь на мгновение прикрыл глаза, и перед его мысленным взором одна за другой пронеслись картины возможного будущего. Всё, что не смог реализовать Советский Союз в той, «другой» истории, из-за предательства партийной верхушки, здесь может стать реальным.
Опреснительные станции в пустыне, вокруг которых зеленели поля и фруктовые сады. Северные города, где тепло атома позволит выращивать свежие овощи и фрукты круглый год. Промышленные автоматизированные гиганты, выпускающие миллионными партиями любые товары, для внутреннего потребления и на экспорт.
Купол лунного города, угнездившийся между острых пиков кратера, и стартующие к Земле транспортные корабли. Орбитальное зеркало, согревающее отражённым солнечным светом русский Север. Космическая верфь, висящая в точке Лагранжа между Землёй и Луной, на которой, в гигантской солнечной ротационной печи отливают из метеоритного железа длинный корпус звёздного корабля.
Марс, окутанный лёгкой голубоватой дымкой сгущающейся атмосферы, где в долинах давно пересохших рек снова потекли первые ручьи, зазеленели первые мхи на мёртвых камнях. И три звезды в чёрном небе, что он видел недавно на картинке в одной из книг сына — вытянувшиеся в наклонную изогнутую линию звёзды пояса Ориона.
#Обновление 19.12.2015
Никита Сергеевич тряхнул головой, словно отгоняя наваждение.
— Хорошо! Очень большую работу проделали, товарищи! Владимир Ильич Ленин в своё время сказал: «Коммунизм есть Советская власть, плюс электрификация всей страны». Я, впрочем, считаю, что электрификация — это, скорее, условие для построения социализма, а не коммунизма. Ленинский лозунг — это, конечно, упрощение, рассчитанное на тогдашний уровень грамотности населения. Но этот лозунг несёт в себе правильную идею.
— Так же, как электрификация была условием построения социализма, так и автоматизация производств, наряду с их энергонасыщенностью, станет непременным условием построения коммунизма. Начавшись на опасных и высокотехнологичных производствах, вроде атомных или электронных, автоматизация будет всё шире внедряться в обычной жизни. Постепенно будут отмирать профессии, требующие неквалифицированного труда, примерно так же, как отмерли профессии бурлака, или фонарщика. Другие профессии, сохранившись, трансформируются в нечто совсем иное. Так, например, современный кузнец занимается совсем не тем, чем занимался кузнец 200-300 лет назад.
Он обвёл взглядом собравшихся учёных, хитро улыбнулся и сказал:
— Вы, наверное, сидите сейчас и думаете: «Опять старый дурак пропагандистскую херню несёт...»
Все бурно запротестовали.
— Думаете, думаете! — продолжил, посмеиваясь, Никита Сергеевич. — Только вот, сами не сознаёте, что каждая ваша трудовая победа приближает построение коммунизма. Вот, у Фёдора Яковлевича, на «Маяке», внедрили автоматизированную сборку ядерных зарядов и ТВЭЛов. А это значит, что человеческий фактор больше не влияет на качество и производительность труда, на точность соблюдения технологии производства, на безопасность обращения с ядерными материалами.
— Жизнь и здоровье людей будут сохранены, потому что люди больше не контактируют напрямую с радиоактивными веществами. Ведь никакая защита полностью от радиации не спасает. При этом люди, в отличие от капиталистического общества, не потеряли работу и средства к существованию. Их профессия видоизменилась, их жизнь при этом стала безопаснее и лучше.
— Но очень важно, чтобы опыт автоматизации производства не замыкался в пределах одного предприятия, даже если оно секретное. Необходимо этим опытом делиться, распространять его и всячески пропагандировать. В нашей советской системе, товарищи, я имею в виду — в той, истинно ленинской советской системе, которую мы сейчас возрождаем, очищаем от искажений и злоупотреблений, всё делается для людей. Для того, чтобы их жизнь стала лучше, стала комфортнее и удобнее. Я не говорю — легче и беззаботнее, работать будут все, как и сейчас. Но работать можно по-разному. Можно надрывать все силы и умирать в сорок лет, а можно работать творчески, до глубокой старости. Да и саму старость можно будет отодвинуть. Наши медики над некоторыми такими технологиями работают.
— Да, мы с вами, скорее всего, до торжества коммунизма не доживём. Но мы должны сделать всё, чтобы наши дети и внуки жили при коммунизме. Это вполне реально, товарищи! Нужно лишь встать на правильную дорогу, и идти по ней, не сворачивая. И все вы сейчас, своими свершениями как раз и выводите страну на эту самую правильную дорогу!
— Я в коммунизм верю. Верю искренне! Верю, что с такими соратниками у руля, как все вы, советский народ в итоге коммунизм построит!! И надерёт задницу всем, кто попытается нам помешать!!! — Первый секретарь от души приложил кулаком о столешницу.
Все замерли. В кабинете повисла мёртвая тишина. Никита Сергеевич остановился.
— Эх... занесло меня опять... Простите, товарищи... Сколько я говорил-то? Не два часа? И то ладно...
Собравшиеся в его кабинете учёные вдруг зааплодировали. Не казённо, не по привычке, как обычно, на съездах, конференциях и партсобраниях. Аплодировали искренне, почувствовав, что слова Хрущёва — не дежурная пропаганда. Они шли от сердца, недаром Никита Сергеевич подчеркнул, что его вера в коммунизм, в возможность его построения, искренняя. Они поняли, что именно надежда на лучшее будущее для всех, желание улучшить жизнь для всего народа, не только для членов ЦК и партийной верхушки, ведёт по жизни Первого секретаря.
— Теперь к вашим работам, товарищ Иевлев. Что нового расскажете?
Иевлев и Бондарюк уже отчитывались о своих работах в марте, но тогда это было общее совещание по космической тематике, с ограниченной по времени повесткой дня. Теперь Хрущёв хотел узнать об их разработках более подробно.
Мстислав Всеволодович Келдыш, как обычно, продремавший всю первую часть совещания, пока обсуждались не касавшиеся его вопросы, открыл глаза и начал внимательно слушать. (М.В. Келдыш часто дремал на совещаниях, время от времени вставляя в разговор удивительно точные реплики. Вероятно, в эти моменты он что-то просчитывал в уме.)
— У нас работа движется в соответствии с графиком. Начаты плановые эксперименты на опытном реакторе ИГР, — ответил Иевлев. — В реактор устанавливается одна тепловыделяющая сборка, производится кратковременный выход на расчётную температуру, в течение примерно 30 секунд, через сборку прокачивается водород, измеряются параметры на выходе. Затем реактор охлаждается, сборка снимается, выдерживается в хранилище для снижения радиоактивности, после чего дистанционно разбирается и изучается.
— На настоящий момент опытным путём проверена правильность идеи изготовления ТВЭЛов в виде витых спиралей, а также снижение выноса радиоактивных веществ в случае добавки к водороду некоторого количества гептана.
— Следующим этапом мы планируем постепенно увеличивать время «прожига» ТВС в реакторе, пока не выйдем на расчётные периоды его работы, которые предполагаются в космическом пространстве. Для этого по нашему проекту на полигоне мы строим полностью герметичный стенд с газгольдером большого объёма и системой дезактивации. Стенд уже год как строится, объём капитального строительства там немаленький, ожидаемый срок сдачи в эксплуатацию — конец 1960 года.
— Параллельно по проекту товарища Лейпунского изготавливается второй опытный реактор, получивший обозначение ИВГ, уже на расчётное количество тепловыделяющих сборок. Фактически, это прототип будущего реактора, который будет установлен в конструкции ядерного двигателя, — продолжал Иевлев. — Это уже значительно более сложная разработка, но мы рассчитываем, что к моменту готовности закрытого стенда реактор будет собран. Как вы понимаете, это уже не водяной бак, там вынужденно приходится использовать графит и бериллий. Соответственно, появляется много деталей сложной формы.
— Также мы, совместно с КБ Химмаш товарища Косберга закончили газодинамические испытания проточной части макетного образца двигателя. Я имею в виду сопло и газовод между соплом и реактором. Правильность принятых решений подтверждена, сейчас товарищ Косберг начал разработку проточной части для полноразмерного двигателя.
Иевлев закончил отчёт и сел на своё место.
— Замечательно! — удовлетворённо заключил Хрущёв. — Вижу, работа идёт как надо.
— У нас, Никита Сергеич, есть одно предложение, — сказал Келдыш. — Владимир Михайлович, по-моему, раньше не упоминал, что его опытный реактор очень высокотемпературный? Предполагается нагревать водород до температур более двух с половиной тысяч градусов. Соответственно, автоматически имеем проблемы с жаропрочными материалами, и с теплоотводом.
— Михаил Макарович Бондарюк у нас уже несколько лет как разрабатывает малогабаритный графитово-газовый реактор космического базирования, с турбинным преобразователем энергии горячего газа в электричество. Михаил Макарович, расскажите поподробнее.
Бондарюк поднялся, подошёл к стойке, развернул свой плакат и повесил его на крючок:
— Первые теоретические проработки мы начали в 1954-м году, когда получили от Мстислава Всеволодовича информацию по концептам с кодовыми названиями «Ромашка», «Бук», «Топаз» и ТЭМ. На тот момент опыта работ по атомной тематике у ОКБ-670 не было никакого, и работа шла, как побочная, параллельно с разработками прямоточных реактивных двигателей.
— Очень сильно тогда помогли товарищи Александров и Лейпунский. Наши специалисты ездили к ним в Обнинск, вместе с моряками учились на реальных реакторах. К 1956-му году мы уже начали немного понимать, и тогда же, совместно с коллективом Архипа Михайловича Люльки началась разработка первого образца реактора и электрического турбогенератора космического базирования. (АИ, первые разработки в ОКБ-670 в реальной истории начались в начале 60-х)
— С турбогенератором Архип Михайлович продвинулся быстрее нас. Как вы знаете, спутники с генератором, вращаемым от двигателя Стирлинга и разогревом рабочего тела от радиоизотопного источника у нас уже летают. (АИ). Турбогенератор даст возможность создать более мощный источник энергии, но и проблем там больше. В общем, на сегодня мы сделали первый макетный образец малогабаритного спутникового атомного реактора, позволяющего получить тепловую мощность в 40 киловатт. (Как у первого советского космического реактора «Ромашка» http://tnenergy.livejournal.com/12275.html) Но, благодаря турбоэлектрическому генератору, мы ожидаем получить электрическую мощность 10-12 киловатт.
— Это только первое приближение, — вставил Курчатов. — Так сказать, первый подход к снаряду. У товарища Бондарюка, с нашей помощью, уже разрабатывается значительно более мощный реактор, на 3,8 мегаватта.
— Ого! — Никита Сергеевич был удивлён. — Это после 40 киловатт, вот так, сразу — такая мощность? Игорь Васильич, как такое удалось?
— Я думаю, Никита Сергеич, тут повлияла в хорошем смысле неопытность и некоторая наглость новичков-разработчиков, — улыбнулся Курчатов. — Они просто не представляли масштаб сложностей. Так сказать, «мы это сделали только потому, что не знали, что сделать такое невозможно».
— Тяжело пришлось? — спросил Хрущёв.
Бондарюк вздохнул:
— Сейчас уже проще. Первый 40-киловаттник дался тяжелее. Три года работали в три смены. Иногда и конструктора сами к станкам вставали, и за слесарей гайки крутили. В критических случаях, если, например, обнаруживали, что принятое решение было неудачным.
— Ну, 40 киловатт — понятно. Но 3,8 мегаватта... Я не совсем понимаю, зачем нам на орбите такая мощность? — сказал Хрущёв. — Что от этого реактора питаться будет? Лунная база?
— И кстати, как оно в космосе охлаждаться будет? — подбросил вопрос Иевлев.
— А это не для орбиты решение, — ответил академик Келдыш. — От реактора такой мощности можно и лунную базу запитать, но вообще-то у нас была другая идея. Михаил Макарович, покажите следующий плакат.
Бондарюк снял верхний плакат. На втором плакате была изображена длинная решётчатая ферма, с реактором на одном конце и космическим аппаратом на другом. Вдоль фермы располагались прямоугольные лопасти, по-видимому — радиаторы.
