Легенды Ассиора. Дары Силы

После возведения во дворянство, все новоиспеченные, заказали особые рубахи, с откидным клапаном, открывающим плече. Вместо пуговиц клапана, они пришили по просверленной серебряной монете, что как понял Федор, являлось одной из привилегий военного дворянства. Военными дворянами — называли людей, возведенных во дворянство не по праву крови, а за личные заслуги. Такие новоиспеченные дворяне, могли быть и богаты, и опасны. Как сказала Сунильда, пользуясь новоприобретенным языковым багажом, берегов они не видели, признавая только своего суверена. Общается с ними, было весьма сложно. И судя по всему, комендант крепости, в настоящее время, прибывал в затруднительном положении. Он попросту не знал, что ему делать, устроить ссору и вызвать нахала на дуэль, или кликнуть охрану и выкинуть его взашей.

Федор решил устранить его проблему, а за одно, призвать к порядку своего вассала и друга. Начал он привычным армейским способом:

 Уважаемый батор, — начал он, воевода был без серебряной пуговицы, значит не дворянин, или дворянин настолько известный, что дополнительно представляется, не имеет смысла. А может кровный? Тем почетней, такое звание в таком возрасте, значит, сам заслужил, у вольных шлемов на заслуги предков смотрят редко. А вот обращение батор, подходило в таких условиях только к Ковалю.

 Уважаемый батор совсем из ума выжил, — начал свою отповедь Федор, нехорошо прищурившись. Это кто тебя просил, хамить офицерам крепости. Ты что не видишь, что перед тобой настоящий солдат, посмотри на него внимательно.

Злость внутри Федора начала закипать с новой силой, когда он вспомнил, что на подобные должности, у вольных шлемов, часто назначают отважных бойцов раненных в бою, и не имеющих возможности служить в боевых частях дальше. Судя по тому, что комендант не встал, при появлении у него в кабинете посторенних, да еще дворян. Он либо их просто не уважал, либо был тяжело ранен в ноги. Пенсии по инвалидности здесь не было, но вольные шлемы своих не бросали.

До Коваля, видимо, тоже дошло. Он внимательно осмотрел интенданта, вспомнил, вероятно, тоже, что и Федор, и, вскочив, вытянулся в струнку. Затем четким, солдатским голосом отчеканил:

 Извините батор, и вы воевода, я, кажется, зарвался, — и так по детски, опустил очи долу, что Федор и воевода одновременно улыбнулись.

 Ладно, — сгладил ситуацию Федор — замнем, для ясности.

 Скажите воевода, вы для армии крепкие вина покупаете, или мне по кабакам всю партию продавать?

 Смотря, какое вино, — степенно ответил комендант. По-прежнему, не вставая из-за стола, и переведя взгляд с Федора на вошедшую за ним свиту. Взгляд его замер на Нине, и больше он ни на кого не глядел. Вообще такое поведение считалось неприличным и унизительным, для окружающих. В кабинете повисла тишина, но Федор не стал обращать на это внимание, памятуя о начальном хамстве собственных подчиненных.

 Извините батор, — наконец сказал комендант, видимо отойдя от контузии, мы вообще-то не покупаем продукты для армии у неизвестных поставщиков, были, знаете примеры.

 Ну, это мы исправим, заверил Федор, зовите специалистов, а чтоб вопросов было меньше, я с ними и выпью малость. Да и если будем пробовать тут, распорядитесь по поводу закуски.

Комендант распорядился, и они стали ждать пока появится несколько офицеров, несших ответственность, за качество поступающего продовольствия. Молодой воевода, тем не менее, не сводил глаз с Нины. А она подошла к Федору, и зашептала ему на ухо. Выслушав ее, Федор обратился к коменданту.

 Молодой человек, разрешите без чинов? — и, получив положительный кивок, продолжил.

 У вас, как я понимаю, ранена нога, если вы хотите, моя сестра посмотрит ваши ноги, если они, извините, вообще есть, тут под столом не видно.

Федор только потом осознал, что вообще-то сказанное им, было на самой грани оскорбления. Лицо молодого человека вспыхнуло, и он медленно встал, опираясь на трость, с трудом вышел из-за стола. Обе ноги были на месте, рана была, вероятно, в бедро или позвоночник, поэтому ему было так трудно передвигать ноги.

Сунильда с Ниной подошли к нему, и вежливо попросив разрешения, стали его осматривать, не снимая с него одежды. После длительного осмотра, Нина повернулась к Федору, поскольку незнакомой женщине, по правилам этикета, было нельзя обращаться к незнакомому мужчине напрямую, сказала:

 Если господин воевода не против, я постараюсь его излечить, прямо сейчас, но это будет больно, мне будет нужна помощь мужчин.

Воевода даже не открыл рта, видимо от удивления впал в ступор, он просто кивнул головой. После этого командование взял на себя Федор. Он удалил почти всех подошедших экспертов, оставив только одного, самого старшего по возрасту, на всякий случай, и всех своих спутников. Подошел к воеводе и коротко приказал:

 Снимай штаны друже.

 Зачем — не понял его воевода.

 Это не дамы, сейчас, это лекари и повидали они голых мужиков, больше чем ты вой, за всю свою жизнь. Так что скидывай портки. Относись к ним как к полковым коновалам, глядишь, и, правда, помогут, — посоветовал он, глядя на нерешительность воеводы. Последний довод, видимо, оказался самым весомым, поскольку воевода стал распускать пояс.

Федор услужливо налил ему кружку коньяку. В другую кружку налил квас, стоящий на столе в глиняном кувшине, среди уже принесенной закуски, и прихватил, оттуда же, какой-то соленый плод.

 Ну, залпом, то есть все сразу, и с богом, вой — сказал он, протягивая кружку воеводе.

Вняв совету, тот так и сделал, от чего его глаза вылезли из орбит, и он застыл с открытым и иссушенным спиртом ртом. Федор молча, сунул в открытый рот соленый влажный плод, и протянул вою кружку с квасом. Вся эта подготовка напоминала ему подготовку к операции, времен доктора Пирогова, при обороне Севастополя в 1857 г., по крайней мере, как Федор себе это представлял.

Затем воя уложили на стол, связали руки, и привязали к столу одну ногу. Следуя Указаниям Нины стоящий рядом Опора, взял воеводу за связанные руки, Ворон прижал к столу грудную клетку, а Федор ограничился ролью стороннего наблюдателя. Нина подошла, взяла воя за больную ногу и с силой повернула. Внутри воеводы, что-то хрустнуло, и он заорал. Но Нина, словно не слыша, поводила руками над уже бесчувственным телом, взялась за его бедра и резко повернула. Затем стала водить руками, поглаживая его по спине. На стол упала первая капля ее пота. В дверь стали ломиться, старший из присутствующих служащих воеводы, гаркнул на тех, кто за дверью, и все затихло.

Через полчаса все было закончено. Но воеводе еще надо было прийти в себя. Нина сказала, что у него был просто сложный и застарелый вывих бедра. В ХХ в такие вправляли довольно быстро, но лечить разрывы после этого надо пару месяцев, здесь, же поработала магия.

Поскольку вой лежал на столе без штанов, и его нужно было приводить в себя, Федор использовал старый солдатский способ. Поднял голову воеводы, и начал поить его коньяком, из глиняной кружки.

Воевода закашлялся, открыл глаза, и обвел ими комнату. Женщины сидели, упорно глядя на стену, да и мужчины стояли, не глядя на стол, на котором лежал больной. Над ним стоял только улыбающийся Федор.

 Ну, вставай воевода, пробуй свои ноги, — бодро сказал он, — да портки одень, а то срамота.

Воевода вскочил со стола, словно мальчишка схватил, специально брошенные на пол штаны, почти впрыгнул в них, и только когда пришел черед затягивать пояс, остановился. Медленно развернулся, поднял одну ногу, как-то противоестественно изогнулся, дивясь отсутствию боли, и легкости движений. Затем остановился, вернулся в нормальное положение, и вдруг заплакал. Нина подскочила к нему, и с беспокойством спросила:

 Что болит, воевода?

Воевода упал на колени, и стал судорожно целовать ей руки.

 Спасительница, целитель, все что скажешь, сделаю, только скажи, только кликни Даньку Соля — говорил он, стоя на коленях. Услышав это, Ворон посмотрел на Федора такими глазами, что тот понял, произошло, что-то экстраординарное. В это время Нина поняла, в чем дело, она резко оборвала воя:

 Встань вой, я целитель, и сестра барона, я сделала для тебя то, что могла, это мой долг, живи, да помалкивай, я не стремлюсь к известности, по крайней мере, в Воличе. Тебе помогла и ладно. Открой дверь людей пусти, заждались он там.

В дверь уже, действительно, стучали весьма настойчиво. Воевода встал, подошел к двери, и откинул дубовый запор. Дверь открылась сразу, в нее влетели несколько человек с обнаженным оружием. Один подлетел к пустому столу, и спросил, ни к кому не обращаясь:

 Где воевода, — воши?

 А ты Проша, глаза разуй, может и чин, раньше получишь, — сказал, Дан Соль, сделав широкий шаг к столу. Стоящий у стола воин резко развернулся, и направил короткий меч в грудь приближающегося к нему человека. На секунду в комнате повисло молчание, затем Прохор медленно опустил меч, и с глупой улыбкой произнес:

 Воевода, сам ходит.

 Хожу Проша, хожу, ну-ка убери железяку-то. Да вот лавки принеси, пировать будем. И мигом!

Дальше все пришло в хаотическое движение, кто-то двигал столы, кот-то волок лавки. Минут через десять всеобщей суеты, все было готово. Поставленные буквой Т и засланные скатертью столы, были уставлены всякой снедью. Венчали застолье три стеклянные бутыли вина, и горшок с хмельным медом. Федор хмыкнув, водрузил на стол принесенный бочонок.

За время, которое понадобилось офицерам крепости, чтобы собрать застолье, Ворон тихонько объяснил Федору, что Соли, это самый могущественный род в Воличе. Вообще-то они из воев, в общем, командиры, дворяне вольных шлемов. Уже пять поколений, они поставляют армии Волича офицеров и полководцев. И если понятие Воличь ассоциируется с фамилией Славичь, то вольный шлем — это Соли. Практически все основные командные посты в войске, это Соли, или их ближняя или дальняя родня. Даже скорее родня, прямых Солей слишком мало, за два века, их сильно проредили, но кто остался. Вот только интендантами они становились редко, Соли это воины, уважаемые воины. Интендантом Соль, невиданное дело, но теперь кажется все ясно, с таким ранением как было у Дана, войском не покомандуешь.

Глава 22

Но, ждет их расставание,

И долгий поиск.

И долгий путь, к новой встрече.

Кража

1

Вообще, при похмелье все жалуются на головную боль. Да это не головная, это тот случай, когда все болит, и ничего не помогает. Это даже не боль, это болезненное отсутствие наличествования заполненности, а вот в пустоте действительно только боль. Боль, возникающая от любых внешних раздражителей, даже самый малый из которых, кажется чрезмерным. Свет, звук, воспринимаются не как источники информации, а как внешние раздражители. Вообще, полное осознание себя только терзаемой извне телесной оболочкой, самое неприятное из всего, что может случиться с человеком. Неосознанность души, при явном преимуществе мучений организма, над муками духовными. Извечные терзания российской интеллигенции, реализованные наоборот, во всей полноте и ужасе, здесь и сейчас. Плюс, море философских измышлений на тему где и чем похмелиться.

Мучимый примерно такими рассуждениями, Федор медленно брел по лагерю, к столбику дыма, символизирующего кухню. То, что похмелка ему поможет, верилось слабо, но надежда была.

Как он вчера добрался до лагеря, он помнил слабо, стены были целы, следов кровавого побоища нет, уже не сильно стыдно. Зато разговоры он помнил точно, слово в слово, спасибо Такору, ох часто он поминал этого деда. Даже По-пьянке, все помнил. А вот и кухня, вот и Нея. Сто грамм коньяку, горячий жирный бульон, сам учил готовить, каша с салом, компот, местный. Уфф... ожил. Где остальные?

Ворон нашелся сразу, сидел с угрюмым видом на другом конце стола и тупо смотрел на берестяную кружку с коньяком. Рядом с этим монументом, осуждающим распутный образ жизни, дымилась глубокая глиняная миска с горячим бульоном, и лежал приличный ломоть хлеба. Видимо, начать лечение, у мага не хватало ни решимости, ни опыта.

Ну, с этим Федор помочь мог. Он подошел к сподвижнику, и мягко улыбнувшись, сказал:

— Не тяни, чем больше сидишь, тем хуже пойдет, на раз, два, опа!

Повинуясь приказу, который прозвучал для него как глас небесный, Ворон взял чарку, и быстро опрокинул ее, высоко задрав донышко. Затем одним движением поставил ее на стол, и, схватив ложку, начал давясь и обжигаясь уплетать суп. Через несколько мгновений, дело пошло лучше, и еще через пять минут он поднял на Федора осмысленные глаза.

 Ну, крепка у тебя чарка, вой, — только и смог сказать он, почувствовав себя человеком. Высказавшись, он потянулся за второй чаркой.

 Э нет, — с этими словами, Федор положил свою ладонь на его руку. — Похмелья, которые вторая пьянка, нынче не будет, дел много. Дамы наши где?

Ворон ответил в том смысле, что Сунильда спала в своей палатке, но к ней нужно идти и охмелять, поскольку была она вчера их двоих не хуже, если не сказать большего. Федор только хмыкнул, пили господа вольные шлемы с размахом, в лучших традициях российского офицерства, и куда бедной Сунильде за ними угнаться. Чай не трехсотлетние жлобовитые големы, вои они как дети, если чего начали, прут до упора. Так, а Нина где? Ворон молча, развел руками.

— Слышь ты болезный, — моментально рассвирепел Федор, — здесь невест не крадут часом? — Выяснилось, что крадут. И лихо крадут!

— Так, а в лагерь она вчера с нами вернулась.

— Вернулась, вроде.

— Ну, тогда найдется, пошли похмелять Сунильду и Опору. Из расспросов. Стало ясно, что вернулись вои вчера, шумной ватагой, но Нины, среди них не было.

С опорой все было просто, тот уже знал, что такое похмелье, видимо опыт был еще до встречи с Федором, и процедуру он принял с радостью. А вот с Сунильдой возникли проблемы. Она ломалась до тех пор, пока до нее не дошло, что Нина пропала. После этого она приняла все безропотно, относясь к процедуре как к неизбежному злу.

Поиски были продолжены, допросили стоявших в карауле ястов, как Федор радовался, что ввел в отряде железную дисциплину. Пообещав себе и впредь поступать аналогично. Выяснили точно, Нина с ними не приезжала.

— Так, быстро и рысью к этому Солю, если она просто у него, его счастье, рысью я сказал! — прорычал Федор.

Но совсем быстро не вышло, найти коней, одеться соответствующим образом, и главное, всем сытно поесть, дабы не разило при общении. Только через сорок минут из лагеря выехала кавалькада, состоящая из Федора, Ворона, Сунильды, Опоры, близнецов, которые узнав о пропаже Нины, просто появились рядом, и пока еще не произнесли ни слова и двух воительниц, Ирты и Ларты. Кавалькада неслась к Десту. Литровую бутыль с коньяком, Опора молча, приторочил к седлу Федора.

2

Соля, они нашли быстро, при этом отпали все подозрения в его участии в возможном похищении. Воевода дрых в своем кабинете, упершись головой в заваленный объедками стол. Пришлось опохмелить, но тут был виден человек с большим опытом. Уяснив в чем дело, воевода взвился, и попытался обидеться, но, поняв ситуацию, быстро остыл. А, остыв, завелся вновь, но теперь по делу. Разозлившись, почти до точки кипения, он развил активную деятельность. Оказывается, караул у него тоже был, и тоже трезвый.