Сквозь оцепенение прорвалось тень сожаления. Все мы крепки задним умом...
Незаметно ощущение собственного тела ушло. И последнее, что я увидел в этом мире, стали падающие куски пылающей в небесах бездны. Но из мрака и льда вдруг пробился тоненький лучик надежды, ибо за осыпающимися в распахнувшуюся от горизонта до горизонта дыру глыбами моему мутнеющему взгляду открылось небо. Обычное звездное небо, которое можно увидеть из любого места моего родного города, забравшись на верхний этаж и расчистив себе место от сгнивших кусков крыши и раздробленных кирпичей. Обычное звездное небо... Это конец...
Глава 25.
Вокруг была только темнота и тишина. Ни единого блика, наверное, никогда не беспокоило это место. Возможно, оно было таким всегда — до меня, до мира, до всего. Оно ждало — но все никак не могло дождаться того, кто решится разбить бесконечность покоя и обменять бездну вероятностей на всего три слова: 'Да будет Свет!'
Я находился здесь, казалось бесконечно долго. Стали не нужны чувства — вокруг нечего было чувствовать, не было ни тепло, ни холодно, веса не стало тоже. В голове воцарилась космическая пустота, потому что думать было здесь совершенно лишним...
Мне было хорошо и спокойно. Наконец, не нужно никуда идти, ничего делать. Больше не нужно совершать ошибок...
Сколько все это длилось — бесконечно долго или неразличимый миг — неизвестно, так как время тут тоже было ненужной игрушкой, которую убрали в дальний угол пыльного шкафа... Но вот в первозданном мраке замелькали какие-то искорки. Яркие точки становились все ближе и ближе, пока не превратились в тонкие золотые нити, протянувшиеся ко мне из неведомой дали. Они нервно метались вокруг моего тела, не имея сил (или возможности?) прикоснуться.
'Что это? Что-то знакомое... цвет... как у солнца... — На поверхность сознания снулой рыбиной вынырнула мысль. — Наверное, за мной... Зовет... А надо ли? Мне здесь хорошо... Здесь — все правильно, так, как должно быть... Тут невозможно ошибиться... Не хочу больше.. И не буду...'
Слабо улыбнулся и протянул руку, чтобы погладить и успокоить пляшущую нить. Пусть не переживает, мне тут хорошо... Но, едва я прикоснулся к золотому лучику, он внезапно крепко обвился вокруг запястья. Я дернулся, пытаясь освободиться, но остальные веревки уже метнулись ко мне, сжали в коконе и потащили. Короткое ощущение полета сменилось окончилось жестоким ударом об землю, снова оставив после себя темноту беспамятства...
Очнулся, конечно же, от боли. Казалось, меня долго-долго жевал кто-то огромный, а когда ему надоело — выплюнул меня в центр лесного пожара. Внутри вместо потрохов ощущалась какая-то каша, кожа едва слышно потрескивала...
Я открыл глаза. Надо мной было лишь голубое небо, слегка подкрашенное золотым светом, идущим, по ощущениям, откуда-то сбоку, как раз там, где сильнее всего поджаривало. Решив начать с малого, попытался подтащить к глазам руку. Неожиданно оказалось, что эта задача немного за гранью моих возможностей... такое чувство, что я не руку поднимаю, а мешок цемента на третий этаж заношу... Но я справился. Перед моими глазами задрожала поднятая к небу конечность. Она была, несомненно, моей... Но вот выглядела она так, что наиболее сердобольные узники Бухенвальда, наверное бы, решили меня подкормить. Скелет как бы не упитаннее смотрится... Рука была окутана едва заметным зеленым свечением. Ясно, 'Восстановление' пока работает, но, судя по яркости, надолго его не хватит. Надо хотя бы из пожара убраться...
Неловко перекатился на живот, оперся о дрожащие и подгибающиеся руки и с трудом сел. В глазах заплескалась серая муть.
— Х-ха!..
Вообще-то я хотел выразиться немного по-другому, но с ссохшихся губ вместо отборного русского мата вырвалось только это... Похрипел и прокашлялся...
— Да уж... — Из горла по-прежнему вылетал рык подыхающего хомячка... — Если у женщин при родах действительно такие ощущения, то, не дай боги всех вселенных мне в следующий раз после смерти стать девчонкой! Сразу из колыбели в петлю полезу! Это я о ежемесячных мучениях в течение всей жизни молчу... Однако поздравляю, Айдо, ты стал папой... или мамой... Нет, думать об этом я решительно отказываюсь! Однако, где же младенчик? Судя по тому, что я еще живой, он уже сбежал...
Звук собственного голоса немного меня успокаивал и я говорил просто для того, чтобы говорить, неся всякую чушь, не рассчитывая на ответ. Но я ошибался...
— Я здесь! Здравствуй...
Со скоростью хромой на четыре ноги улитки повернул голову на голос и потер глаза, стараясь проморгаться. В этом мне сильно помог яркий свет, разогнавший муть в голове.
Вокруг не было ни следа пещеры. Я лежал в центре громадной, идеально круглой котловины, края которой почти полностью загораживали небо, оставляя лишь небольшой пятачок вверху, в который я изначально и пялился. А слева от меня...
В полуметре над землей висел ярко горящий ослепительным солнечным светом шар. По нему иногда пробегали радужные волны и вырывались небольшие протуберанцы, совсем как из настоящей звезды. Именно он не спеша меня поджаривал...
— Теперь я это я! — Теперь речь не напоминала дребезжание испортившейся железяки. Голос стал гораздо глубже... И красивее, что ли?.. — Спасибо, что дал мне жизнь!
— Ясно. Вот это вот вокруг ты устроил?
— Прости, я не хотел..ла... — В голосе явно послышалось смущение. О как! — Мне не хватало... сил... Пришлось забрать у тебя почти все и насколько смог... ла дотянуться вокруг... — Ясно. Источник накрылся медным тазом. Старейшина выставит меня на проценты... после того, как прибьет. — Но я исправил...ла! Ты не хотел возвращаться, пришлось постараться! Я все правильно сделал...ла?
Я вспомнил темную тишину и криво усмехнулся. Ну да, 'покой нам только снится!'. А потом сразу 'мы рождены, чтоб горы сделать пылью, пустить в расход пространство и простор!' Мда, я даже в Долине смертной тени не котируюсь, сразу выпихнули, чтобы тут горы разрушал. Ну я и постарался... Что ж, будем жить! А для этого...
— Спасибо, что вытащил, я еще не все ошибки в этом мире совершил и Учиху не пнул. Надеюсь, успею... Но ладно, лучше скажи, что ты думаешь делать дальше? И кто ты есть все же?
— Кто?... Я случайно взял...ла твою память, там есть похожее... Наверное, я — биджу...А что делать — я не знаю... Можно остаться с тобой?..
— Ох, грехи мои тяжкие... Рикудо-сеннин, ты куда смотришь вообще? Что в мире творится! Десятый биджу, надо же... А хвосты твои где?
— Сколько хвостов ты хочешь? — голос упал до шепота. — Все равно это ничего не значит, мне хватило... сил только чтобы обрести... себя... Настоящие хвосты это не просто видимость, это... знак, символ, источник... слишком мало знаю, не могу сказать. Я не такой...ая как те, о которых ты помнишь, слишком мал..ла и слаб...ба. Ты не прогонишь меня?
Блин, ну и что же теперь делать? Скажи кто еще вчера, что я буду сидеть посреди исполинского кратера, получившегося после осушения источника природной чакры, бороться с дикой слабостью и жалеть светящуюся сферу, медленно меня поджаривающую — я бы расхохотался этому существу в лицо долгим ржачем на разрыв диафрагмы. А сейчас только истерический хохоток прорваться пытается, но на него не хватает сил... Но выхода нет, судя по тому, что я о подобных ребятах слышал и читал. Да и оттолкнуть одинокое существо, кем бы оно ни было... Когда это я отступал перед трудностями?
— Ну, раз ты не намерен...на... Тьфу!.. ненавидеть весь мир и убивать все живое — не прогоню. Но тогда встает одна проблема. У меня есть друзья, вокруг меня постоянно толкаются какие-то люди, некоторые даже разрешения на это спрашивают... Боюсь, они не оценят десятиметровый шар, который жарит светом так, что уже почти высушил мое 'Восстановление'. А оно бы изрядно удивило своим объемом даже Хаттори-сана, узнай он о таком...Что с этим будем делать?
— Я могу вернуться туда и мы станем как ты помнишь... — Непостижимым образом я понял, что сфера кивает, и даже сообразил — на какое именно место...
Опустив глаза на свой живот, уставился на багровую, будто выжженную по живому мясу спираль. Она закручивалась все туже и туже, и, казалось, ей не будет конца... С трудом оторвался от гипноза бесконечных витков. А это, надо полагать, калитка. И без задвижки, судя по отсутствию лучей барьера. Ну да, тут же все, так сказать, по согласию произошло. Хех, девственник родил демона. Впору житие писать какое-нибудь... Однако еще один шрам. И что-то мне подсказывает, что и этот — не залечить... Скоро на матерого панка буду похож. Не хочу, панков девушки не любят!
— Нет уж, так не пойдет! Мы вроде бы договорились, что ты живешь самостоятельно? Так что постарайся и подумай. А это... лучше сразу забудь.
Ну да. Еле-еле выпихал и тут же 'на столбе мочало — начинай сначала'? Я так не играю.
Наконец-то чуть отдохнул и с третьей попытки смог-таки подняться на ноги. Шатает... а в остальном — легко отделался для человека, который, собственно, умер...
Тем временем мое бывшее любопытство задумалось.
— Я помню... не твоей памятью... а той части, что... Она была... Скажи, — вдруг прекратило бормотание. — А твои друзья... Они смогут полюбить меня?
— Кхм!.. — От такой постановки вопроса я аж поперхнулся. — Пойми, глупый ты биджу... — А прозвучало-то как, а... Совсем ты, Айдо, без чувства самосохранения... — Любят не за что-то, а просто так, потому что есть. Но они еще ни с кем дружить не отказывались, если человек... хм... хороший...
Если бы я знал, к чему приведет моя страсть к красивым афоризмам, я бы, наверное, собственноручно отрезал свой длинный язык...
— Человек? — Сфера разгорелась ярче. — Да.. Я помню... Она была человеком... И ее все любили... Я возьму память... и личность... Он помнит... и твою о ней тоже! Я выберу и стану человеком! Спасибо! Я решил...ла... Решила!!
На последних словах шар вспыхнул настолько ярко, что обжег глаза даже сквозь зажмуренные веки. Пока я старался проморгаться, свечение раз за разом меняло интенсивность...
Наконец свет перестал жечь мне кожу. Я осторожно открыл глаза, чтобы увидеть, как с земли на месте сферы встает... девчонка.
На вид ей было лет десять-двенадцать, и первое, что бросалось в глаза — ее шикарные, просто роскошные шевелюра насыщенно красного цвета, ниспадающая почти до колен. Она была укутана ими как плащом, потому что другой одежды на ней не было. А вот личико показалось мне смутно знакомым. Где-то я уже ее видел... или не ее... Но уж похожую на нее девушку — точно!
Девчонка распахнула огромные голубые глазищи и уставилась на меня. Медленно, будто вспоминая — как, улыбнулась, расставила руки в стороны и закружилась в облаке собственных волос.
— Как же хорошо! Как же это здорово — жить!
— Кхм... Не могу не согласиться со столь очевидным утверждением, но... не могла бы ты одеться?.. Хотя что я несу, тут на хрен знает сколько километров вокруг ни клочка одежды...
Девчонка остановилась, посмотрела на меня... и вдруг прищурилась. О нет, если она добралась до воспоминаний о Митараши, мне останется только умереть еще раз...
— Одеться? Как скажешь... Папочка!
Она на миг застыл без движения, напряглась... Ее окутало сияние, постепенно уплотняясь и превращаясь в длинную рубашку с поясом, пунктирно прошитое по краям широкой лентой, довольно-таки короткую черную юбку и ботинки с чулками до середины бедра.
— Ну кто так одевается? Ты бы юбку еще покороче нацепила! Чать, не на свидание идешь, мала больно! А сапоги эти так вообще!..
Девочка, еще недавно бывшая моей шизой, затем сгустком неопределенной формы, и, наконец, сферой чистого света, удивленно воззрилась на меня, а я в этот момент понял, что пропал с концами... Я просто не смогу... Уже не смог.
— И вообще, чего это я — 'папочка'? — Черт, а вот покраснел я зря... Моя собеседница это заметила и как-то неуверенно хихикнула. — Ты же была частью Кьюби? Ну так тогда это он... А я так, посредник... — Господи, что я несу? Этот разговор своей абсурдностью бьет 'Чаепитие со Шляпником' по всем статьям...
— Нет. — Зашагала в мою сторону. — Во мне от тебя больше всего. Энергия, воспоминания... Я нынешняя... Поэтому папочка — это ты. А Кьюби... Курама — он дедушка, во! — Улыбаясь, остановилась в шаге и тут же посерьезнела. — Пожалуйста, не бросай меня. Жить — это здорово... Но одной страшно... и холодно... Пожалуйста...
Я, будто во сне, смотрел, как моя рука самостоятельно протянулась вперед и погладила девчонку по голове. Она замерла, прислушиваясь к ощущениям, а затем вновь заулыбалась.
— И раз ты согласился быть папочкой, то ты должен дать мне имя!
— Хм... Я так понимаю, 'Бесхвостая' не устроит?
— Сам ты бесхвостый! Посмотри внимательно и подумай хорошенько, ты же можешь! — И вновь закружилась.
— Рассупонилось красно солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку... — Задумчиво пробормотал я, глядя на эту картину. — Только солнышко-то опасное... Злое, прямо скажем, солнышко... Злое Солнце... Придумал! — Во весь голос девчонке. — Теперь тебя зовут Йоко!
Только что нареченная остановилась и склонила голову набок, прислушиваясь к ощущениям.
— А мне нравится! И на дедушкину..хи-хи... фамилию похоже! Я — Йоко!
— Ну вот и прекрасно, что нравится. А теперь надо немного отдохнуть... — Я начал валиться набок.
Чакра в печати закончилась уже минут десять как... но не мог же я отключиться в такой ответственный момент, как наречение имени собственной... да, дочери, как бы странно это ни звучало... Можно, конечно, заламывать руки с воплями 'Мне всего пятнадцать! Я не готов!'... Но смысл? Раз убивать людей разрешили — значит взрослый. От чуда не отказываются... Да и не думаю, что этого 'папочка' хватит надолго. Она ведь необычная девчонка. А демоны взрослеют быстро, ей скоро это надоест. Хотя что я знаю о демонах?..
Забавная, конечно, семейка получается. Папа-девственник родил сам себе дочку-биджу. Главное, гипотетической маме не проболтаться о подобных способах размножения... Но тут отец хотя бы водку пить не будет и с мачехой вполне можно стать подругами. Что той разницы в пару-тройку лет?..
На этой оптимистической мысли меня наконец-то укрыла теплым мохнатым одеялом милосердная тьма...
— Черт! Ничего не получается! — Я расстроенно опустил руки. Энергорисунок Хирайшина никак не хотел ровно наполняться энергией, постоянно перекашиваясь и ломаясь.
Это, конечно, закономерно... Из того месива, которое после 'родов' представляла собой моя система циркуляции вместе с очагом, слепить что-то удобоваримое за четыре дня, хоть и под действием 'Восстановления', не смогла бы, наверное, и сама Цунаде... Я усердно лечился, печать, Шосен и регенерация, подкрепленные талантом и сильным желанием, за прошедшее время восстановили магистральные каналы в руках и ногах. Приступы слабости больше не опрокидывали меня в обмороки каждые два часа, ограничиваясь разом в сутки, а заполнение печати энергией изрядно ускорило процесс, но тот контроль над чакрой, которым я заслуженно гордился, и благодаря которому смог в конце концов освоить телепортацию, ушел в никуда на неопределенное время...
