Преображение барона заняло где-то месяц с лишком и породило множество слухов и кривотолков. Пошли разговоры, что у барона другое лицо, другой голос, и даже рост. Кое-кто договорился до того, что барон не настоящий, а оборотень-подменыш, под личиной которого скрывается колдун. Пампа дон Бау, когда до него дошли эти слухи, поступил неожиданно умно. А именно — объявил, что готов сразиться с каждым, кто сомневается в его сущности и баронских правах, на мечах или кулачным боем. Охотников не нашлось.
Все разговоры прекратились, когда барон на зимних праздниках устроил, наконец, грандиозную пьянку и выставил верным людям славное угощение. А через пару недель лично расправился с бандой разбойников, которые решили, что барон уже не тот и теперь можно пограбить обозы с серебром. Главарю банды барон руками оторвал уши, а потом скрутил голову с плеч.
Это всех убедило: барон настоящий. Во всяком случае, сила у него была настоящая, доблесть тоже. А всё остальное мало кого заботило.
День 101
Что-то у меня в левом боку покалывает. Не то чтобы сильно, а всё-таки нехороший симптомчик.
Был бы я не здесь — сходил бы, проверился. У меня такой возраст, что за здоровьем уже следить надо. И за физическим, и за психическим, и вообще.
Вот кстати. Наша общественность как-то привыкла, что в плане здоровья все проблемы решены — ну, кроме старости и смерти. Потому что мы все фукамизированные, с усиленной регенерацией, а если что — есть медкамеры. Так что можно прожигать здоровье, всё равно его немеряно.
Ну в принципе да. Но есть детали.
Например, зубы. Обычно человек меняет за жизнь два-три комплекта зубов. Процедура так себе, особенно когда старые зубы вываливаются, но ничего такого уж ах. Месяц потерпеть можно. А вот я общался с людьми, которые меняли зубы раз по десять, потому что попадали под всякие излучения и прочие дела. Так вот, довольно часто бывает, что после пятых-шестых зубов на верхней челюсти клыки вырастают длинные и заострённые. И никакими современными методами это исправить невозможно, там что-то очень проблемное генетическое. Так что людям приходится зубы выращивать отдельно и потом пересаживать. Реально гимор.
Или вот, скажем, аппендикс. Есть профессии, в которых его полагается не иметь — скажем, тем же прогрессорам, которые годами живут на диких планетах без нормальной медицины. Так вот, после некоторых регенеративных процедур он отрастает заново. Причём никто этого даже не предполагал. Ну вот так: не подумали, что такое может быть. Что и довело до факапа на Малой Гее, когда там началась война, и наши прогрессоры остались без связи. Погибло трое, причём один — от самого обычного перитонита. Потом были разбирательства, масса людей пострадала, пока разобрались. И опять же: сделать с этим проклятым аппендиксом ничего нельзя, только вырезать по новой... И вот таких моментов, если посмотреть внимательно, достаточно много. Ты-то, Лена, как член Совета, живёшь на личном медконтроле и обо всём этом можешь не думать. А вот мне приходится. Хотя даже если бы у меня был личный мед — всё равно думал бы. Потому что на технику надейся, а сам не плошай. Тебе жить, как выражается Славин в таких случаях.
Н-да. Ладно, вернёмся к делам давно прошедшим. Закончу-ка я про Званцева, пожалуй. Ну то есть не совсем закончу, но на данный момент. Ну не знаю, как это сказать литературно правильно! А и пёс с ним. К делу, в общем.
Новоявленный барон Пампа понимал, что окончательно легализоваться он может только при дворе. Он туда и заявился, причём с самой что ни на есть благородной целью — подыскать себе новую супругу. Поскольку, дескать, ещё в силах и желает оставить после себя наследников, достойных рода Пампа.
Матримониальная репутация барона была очень сильно подпорченной. Однако слухи о чудесном спасении и перемене нрава сыграли свою роль. Ещё большее впечатление произвела баронская щедрость: он буквально сорил деньгами. Правда, пристрастия к хмельному и буйный нрав дон Пампа не утратил, да и привычку чуть что хвататься за меч — тоже. В первый же день пребывания в столице он разнёс в щепки какой-то кабак, где его якобы обсчитали. На следующий — повздорил с городской стражей и гонял несчастных охранителей по городу, как зайцев. На третий — завалился в самый дорогой арканарский бордель и показал там себя с наилучшей стороны, как с мужской, так и с финансовой. В дальнейшем подобные подвиги он повторял регулярно, чем вызвал большой интерес у скучающих столичных доний. На каковых он довольно скоро и переключился. Одна из его любовниц, бывшая королевская пассия, настолько впечатлилась, что сосватала ему свою дочь (официально — от покойного мужа, на самом деле — от Его Величества). Девице было четырнадцать лет и она, несмотря на происхождение, была очень хороша собой.
Через полгода в замке Бау появилась новая баронесса. Что не помешало барону Пампе и дальше вести столь же яркую и насыщенную жизнь в столице.
Левин на эту тему много думал: как же это из коммунара Званцева получился такой хороший, годный барон Пампа? По результатам он пришёл к выводу, что Николай Евгеньевич был жертвой контрреализации психотипа. Это такой термин из социопсихологии. Где различают психотип как таковой и его реализацию как жизненную стратегию. Так вот, контрреализация — это ситуация, когда развитие естественных склонностей человека их же и подавляет. Например, у человека есть желания, а есть склонность к подавлению желаний во имя чего-то более важного. Например, социального успеха. Или одобрения родителей и Учителя. Или каких-то духовных ценностей, которые для него тоже очень важны по психотипу. И вот он живёт так, чтобы избежать контакта с объектами своих желаний, потому что с глаз долой — из сердца вон. Или наоборот — человек чего-то не хочет и не любит, но заставляет себя это любить, потому что это красиво вписывается в построенный им образ себя. И он, соответственно, всю жизнь с этим возится, причём очень старательно, так как ищет в этом хоть что-нибудь приятное. Ламондуа, например, всю жизнь пил мате, потому что в молодости ему какая-то девушка сказала, что с бомбильей он смотрится обалденно. Мнение девушек для Ламондуа было почти так же важно, как физика. Ну и к тому же она была в чём-то права: самая знаменитая его фотка — это где он сидит на бизоньей шкуре с тыковкой. Проблема была в том, что никакого вкуса мате он не чувствовал: для него это была разваренная трава и всё. А по-настоящему любил он сладкую газировку под солёный арахис. Это мне тот самый дедушка рассказал, который арахис делал. Так что верю.
Ну а с Николаем Евгеньевичем всё было ещё круче. Борис, изучив все доступные материалы, пришёл к выводу, что Званцев был повышено агрессивен и имел ярко выраженную склонность к насилию, особенно физическому. Видимо, обусловленную генами. Однако обстоятельства жизни, в том числе и история появления на свет, заставляли его всячески себя подавлять. И это на фоне склонности к личной преданности и желания быть хорошим. Что его привело сначала в ученики к Сусуму Окада, а потом к одиночеству. Это вообще очень понятно: Николаю Евгеньевичу уж очень хотелось бить людей по мордасам — за глупость и некомпетентность, например. А он не то что сделать, но и признаться в таком не мог. Даже себе. То есть даже не так: себе-то в первую очередь не мог. Потому что считал себя настоящим учёным и коммунаром. Хотя природные склонности этому образу решительно противоречили.
Однако на Авроре он как бы получил индульгенцию. В Арканаре нужно было вести себя именно как средневековый барон, да ещё и с репутацией баронов Пампа. В общем, все обстоятельства сложились так, что стало можно дать себе волю.
Он и давал. Наверное, сильно удивляя пасынка. Который хоть и отыгрывал Румату всерьёз, но не до такой же степени!
Впрочем, о чувствах Антона мы можем только гадать. В отчётах Малышев был осторожен, а книжка его была написана уже после того, как он провернул свою память через мясорубку. Соответственно, эпизоды с бароном — это в основном работа подсознания, заполнявшего дырки и лакуны в порезанном мозгу. Хотя и по ним можно кое-что понять, если вчитаться. Левин вот вчитывался. И пришёл к закономерному выводу, что Антон отчиму доверял и помогал чем мог. Например, делился с ним средствами. Поэтому личный фемто-принтер "Мидас" он спрятал не где-нибудь, а в Икающем лесу — как раз на границе баронских владений. И, скорее всего, сообщил отчиму код от сейфа с устройством.
Ну да это было потом. А сейчас мы про конкретную ситуацию, в которую попал Румата и его приятель. Ситуацию довольно-таки стрёмную, если честно.
Началось всё с того, что Пиц Шестой, как следует погоревав о невинноубиенном доне Гаутаме, завёл себе очередного фаворита. Им оказался некий дон Рэба, серая плесень из какой-то канцелярии.
Само по себе возвышение нового фаворита выглядело стандартно. В какой-то момент никому не известный человек был назначен столоначальником в королевских архивах. Эта должность уже полгода была вакантной, так как считалась абсолютно неприбыльной и непочётной. На такие места обычно шли чьи-нибудь очень бедные родственники, готовые трудиться за крохотное жалованье и должность при дворе. Но чаще дырку затыкали первым более-менее годным чиновником. Во всяком случае, так это виделось со стороны. Так что маленький угодливый человечек не вызвал интереса.
Потом король приказал арестовать первого министра. По обвинению в мздоимстве. Дон Рэба был поставлен на процесс в качестве главного архивариуса и начальника службы протокола. Это было уже серьёзнее, к нему начали присматриваться. Тем более, что и сам арест вызвал недоумение двора: министр был состоятельным доном и имел репутацию честного служаки. Приговор тоже удивил — министр был признан виновным и был приговорён к квалифицированной казни, которую король в своей неизречённой милости заменил на обычное отсечение головы. Зато несколько его ближайших коллег погибли под пытками. Снова начались шепотки на тему того, что Пиц Шестой — идиот и вырожденец, швыряющийся головами верноподданных.
Земные наблюдатели знали больше. Например, то, что первый министр был состоятельным потому, что получал немалое содержание из Соана. Причём от той группировки в Конференции негоциантов, которая категорически противилась дальнейшему сближению с Арканаром. Что противоречило планам Пица Шестого на дальнейшее улучшение отношений с республикой. Однако по арканарским понятиям всё это никак не тянуло на смертную казнь — максимум на опалу. В конце концов, первый министр был хорошим специалистом, которыми король обычно не разбрасывался. Что касается запытанных сотрудников первого министра, то на них тоже были разные грешки, но до уровня государственной измены они никак не дотягивали. Некоторые земные наблюдатели даже задались вопросом, уж не свихнулось ли их величество на самом деле. От чрезмерных забот о государственном благе.
Тем временем дон Рэба за прекрасное ведение процесса получил высочайшее одобрение, сопровождаемое крупной денежной суммой и дарованием личных привилегий. Важнейшей из которых было право присутствия при вечернем туалете Его Величества. Это было воспринято двором с пониманием: к новому королевскому любимчику потянулись просители. С обычными предложениями — дружба и услуги в обмен на несколько слов в королевское ухо. Но серый человечек удивил: вежливо, заверяя просителей в совершеннейшем почтении, он отвёл все просьбы. Из чего был сделан логичный вывод — человечек рассчитывает на дальнейшее возвышение и не хочет дешевить.
Вывод был правильным: где-то через месяц дон Рэба стал первым министром. Над Арканаром воссияла новая звезда.
От прежних королевских фаворитов дон Рэба отличался тем, что о нём не было известно ровным счётом ничего. По официальной версии, он был единственным сыном какого-то разорившегося в пух и прах дворянчика, который оставил сыну титул дона, — очень сомнительный, — а сам пропал с концами. В это, разумеется, никто не верил. По другой версии, несколько менее официальной, дон Рэба был бастардом Пица Пятого. В это тоже не верили: бастардов предыдущее величество наплодило довольно много, но все они несли хоть какие-то черты отца (даже Вага Колесо), а дон Рэба — нет. Впрочем, на кого он похож, было сказать затруднительно — настолько стёртой и труднозапоминающейся была у него внешность. Кто-то пустил слух, что новый фаворит имеет отношение к Святому Ордену. На эту версию работал бытовой аскетизм дона Рэбы, а также отсутствие личной жизни. С другой стороны, орденских можно было выкупить по поведению и манере речи, а за доном Рэбой ничего подобного не замечалось. Он был человеком без ярко выраженных особенностей. Да что там — вообще без особенностей.
Естественно, тут же появилось множество людей, которые точно знали, кто такой дон Рэба, и насколько низким и позорным является его происхождение. Кто-то утверждал, что Рэба — беглый раб или холоп. Кто-то шёл дальше и называл его вором или разбойником. Один особенно породистый аристократ, живущий с доходов от нескольких принадлежащих ему публичных домов, клялся святым Микой, что дон Рэба — сын шлюхи, выросший при борделе. Всех превзошёл Гур Сочинитель, написавший изящный стих про муху, неосторожно присевшую на чернильное перо и от него зачавшую некоего великого государственного деятеля. В дальнейшем, когда начались репрессии прочив книгочеев, многие думали, что всё сословие расплачивается именно за этот неуместный юмор.
Мнение это было ложным. Несмотря на то, что все неуважительные высказывания доходили до ушей первого министра в самые кратчайшие сроки — придворные обожали доносить друг на друга — никто из краснобаев и острословов не пострадал. В смысле — не пострадал за слова. Дон Рэба убил много людей, но по другим соображениям. К обидным толкам вокруг своей персоны он, судя по всему, относился совершенно равнодушно. Рассказывали, что когда очередной доносчик сказал дону Рэбе "вы даже не представляете, что придворные говорят о вас в ваше отсутствие", он ответил "в моё отсутствие они могут меня даже резать на части". В другой раз, когда ему сказали, что некая придворная дама распространяет о нём самые отвратительные слухи, он только и сделал, что бросил "волк не сердит, что овца пердит". Извините за скатологической юмор.
У нового королевского фаворита были и другие достоинства. Он и в самом деле был неподкупен, совершенно равнодушен к роскоши, ходил в старом сюртуке и отличался крайней неприхотливостью в плане гастрономическом и гигиеническом. То есть ел и пил очень мало, спал на жёстком ложе и никогда не мылся. Последнее, впрочем, относилось к области слухов, так как подтвердить это доподлинно было некому: женщинами он тоже не интересовался. Естественно, пошли разговоры, что дон Рэба извращенец. На этот раз он — по каким-то своим соображениям — решил, что подобная репутация ему не нужна. И завёл официальную любовницу. Впоследствии он их часто менял. Последней и наиболее известной была некая дона Окана. Кончила она, надо сказать, плохо — но это отдельная история.
Деятельность дона Рэбы на высоком посту выглядела странно и малоуспешно. Начал он с того, что попытался поссорить два баронских рода. Действовал он при этом настолько неуклюже, что бароны — глупые и драчливые — сумели понять, что их разводят, помирились и совместно захватили кусок коронной земли, чтобы Его Величеству и его фаворитам было неповадно интриговать. Потом дон Рэба попытался развязать войну с Ируканом, повёл войска к границе и там растерял половину людей по лесам и болотам, а сам сбежал. Мир с Ируканом стоил двух приграничных городов и немалых денег, а потом начались крестьянские восстания, охватившие половину страны. После этого новый министр затеял перетряхивание высших государственных должностей и убрал оттуда всех более-менее компетентных людей. На этом фоне ликвидация министерств образованности и благосостояния прошла почти незамеченной.
