— Варвары... свиньи, — бормотал юнец, возясь в пыли. Размазывая по лицу слезы и сопли, он пытался подняться, но то ли потому, что он был изрядно пьян, то ли из-за поврежденной правой руки, получалось у него плохо.
"Да, парень, тебе тут явно не рады", — подумал Петрей, входя в общую залу.
В нос ударил аппетитный аромат жареного мяса и могучий колбасный дух. В полумраке освещенного факелами зала, стояло не меньше десятка огромных дубовых столов. Скамьи были заполнены до отказа. Разносившие кушанья и вино рабы с трудом протискивались между клиентами заведения. Судя по одежде, большую часть посетителей составляли бургундские воины, но было и несколько местных торговцев и, конечно, же девки.
За одним из столов царило особое оживление. Вокруг него столпилось не меньше дюжины варваров и все возбужденно орали. Из-за их спин нельзя было разглядеть, что там происходит. Появление Петрея не осталось незамеченным. Едва он переступил порог, высокий германец в богато расшитом плаще и с мечом у пояса схватил его за плечо:
— Хо-хо! Кого я вижу! Петрей!
Усмехаясь, центурион обнял бургунда, похлопав его по спине.
— Здорово, Хаген! Гуляешь, значит? Кого это вы тут раздели?
— А..., — Хаген пренебрежительно махнул рукой. — Хлыщ какой-то. Поспорил с Гере, что он мужчина, а не дохляк и падаль. Гере предложил проверить у кого рука крепче. А он, дурак, согласился. Об заклад поставили все его деньги и одежу. Ну и... сам видел, чего слово хлыща стоило. Постой-ка!
В глазах Хагена мелькнул озорной огонек. По-прежнему обнимая Петрея за плечи, он подтолкнул его к столу.
— А ну-ка, други! — заорал он зычным голосом. — Расступись! Дорогу давай, говорю!
Варвары раздались в стороны, и центурион увидел странную сцену. За столом напротив друг друга сидели двое бургундов. Одного Петрей помнил по прошлым гулянкам. Это был Фолькер, друг Хагена и командир сотни бургундского гарнизона. Другого, — настоящего гиганта с ручищами не меньше лосиной ляжки, — Петрей видел впервые. Оба, похоже, играли в какую-то игру. Правую руку каждый поставил на стол, они сцепились ладонями и яростно пытались уложить руку противника. За спиной каждого толпились болельщики, подбадривая своего бойца громкими криками.
Сразу было видно, что Фолькер изнемогал в борьбе. На лбу у него выступил пот, на висках вздулись жилы, глаза только что из орбит не лезли, но его рука неумолимо клонилась к столу. Противник сотника, напротив, был совершенно спокоен и даже усмехался в густые усы. Казалось, он не прилагает никаких особых усилий и борется как-то даже лениво что ли, совсем неусердно.
— Ну, что, ребята, — сказал он, вертя лохматой башкой. — Не пора ли кончать с Фолькером? Другие, поди, ждут, а?
— Я... тебя... еще уложу..., — прохрипел Фолькер, напрягая все силы.
— Давай! Вали его! — заорали зрители. — Вали! Вали!
— Народ требует, — сказал гигант, усмехаясь в усы.
Внезапно он чуть привстал и резко дернул плечом, раз, другой...
— Ааааа!!! — зарычал Фолькер, пытаясь удержаться, но тут его рука стукнула о столешницу, а сам он чуть не свалился под стол.
— Гере! Гере!
Зрители вопили как резаные, а многие к тому же стучали кружками по столу.
— Это Гере! — проорал Хаген в ухо Петрею. — В борьбе на руках он непобедим! Фолькера уложил! Меня уложил! Да всех вообще!
— Отдавай-ка пояс, друг Фолькер, — сказал между тем гигант. — Мой он теперь, нет?
— Твой, твой, — пробормотал сотник, расстегивая кожаную перевязь с изящной серебряной пряжкой. — Чтоб тебя девы Вотана затрахали насмерть, дубина здоровенная! Он в сердцах грохнул пояс на стол, резко повернулся и, расталкивая людей, двинулся в угол, поближе к очагу.
Здоровяк спокойно забрал пояс, основательно приложился к кружке, затем утер усы и обвел залу насмешливым взглядом:
— Ну, кто еще станет против меня? У кого тут довольно храбрости померяться силами с Гере? Есть тут мужчины еще или нет?
Бургунды загоготали, но ни один не рискнул сесть на оставленное Фолькером место.
— Так я и знал, — протянул Гере. — Ну что ж, тогда пришло время славно напиться...
— Постой!
— Хаген? Да я тебе уж два раза укладывал. Ты что, пояс силы у Тора украл, а? Или... монета лишняя завелась?
— Нет, Гере, не надейся! Бороться с тобой буду не я.
— А кто?
— Да вот этот парень!
Хаген вытолкнул вперед центуриона.
— Кто ж такой? — спросил Гере, приглядываясь к Петрею. — С виду не больно крепок. Хотя по роже видно — рубака.
— Давно ты к нам не захаживал просто. Это ж Петрей, римского попа, что к Гундиоху прибыл, охраняет.
— Понятно, — протянул Гере. — Ну, садись, римлянин. Слабаки вы все, но раз уж хочешь силой со мной померяться...
— Да я вроде не рвался, — хмыкнул Петрей, усаживаясь за стол.
— Давай, давай! — Хаген похлопал его по плечу. — Покажи себя.
— Ну раз так.., — Гере запустил пятерню в свою густую гриву. — Я за простой интерес не борюсь. Что поставишь, дружок?
Петрей оценивающе посмотрел на неожиданного соперника, почесал бритый подбородок... и грохнул на стол ножны с мечом. Гере прищурился.
— Вот так, значит? — сказал он. — И что же должен поставить я?
Центурион пожал печами:
— Угостишь всех вином, идет?
— Почему нет? Все равно ты проиграешь, дружок.
Усмехнувшись, Петрей поставил локоть на стол. Великан повел плечами, пошевелил пальцами и обхватил ладонь центуриона мертвой хваткой.
— Десять денариев за нашего Гере!
— Восемь на римлянина!
— Идет!
— Шесть против одного за Гере!
— Ставлю!
— Давай, римлянин, не подведи! — выкрикнул Хаген. — Я на тебя поставил. Начали!
Вокруг стола столпилось уже два десятка зрителей. Те, кому не хватало места, пытались пробиться сквозь плотное кольцо спин, толкались, подпрыгивали в надежде увидеть хоть что-нибудь. Бургунды орали на весь зал. Пахло потом, луком, вином и пивом.
На могучем предплечье Гере вздулись вены. Шрам на лице Петрея стал багровым. Руки не двигались. Со стороны могло показаться, что они просто держаться за руки, и только дрожь напряженных до предела мышц выдавала отчаянные усилия, прилагаемые обоими противниками. Прошла минут, другая... Кричали уже все, и в этих криках было все больше и больше изумления — такого не ждал никто. В первый раз непобедимый Гере встретил достойного соперника. Сначала гигант перестал ухмыляться, затем судорожно вцепился в стол. Напрягая все силы, три раза он пытался резким рывком выиграть схватку, — напрасно. Лицо его налилось кровью, глаза едва не лезли из орбит, но Петрей был невозмутим, разве что на лбу центуриона выступил пот, казалось, он ждет чего-то, и вот — никто не успел уловить, что же случилось, — Гере издал сдавленный хрип, и вдруг — рука могучего бургунда рухнула на стол.
В зале повисло гробовое молчание. Петрей медленно разжал пальцы и утер пот. Он ничего не говорил, только смотрел на противника. Тот распрямился, потер руку и повертел головой, словно оглядывая таверну.
— Ну знаешь.., — сказал он, наконец. — Не ждал я такого от римлянина. Вот это рука! Ты — настоящий мужчина, не хуже бургундов! Боец!
— Уговор не забыл? — спросил Петрей.
— А то! Эй, хозяин! Где там тебя черти носят?! Вина всем! За мой счет!
Зал разразился бурными криками восторга. Внезапно возникшее напряжение рухнуло, по таверне уже сновали служанки, спеша обнести всех кубками полными рубинового напитка. Зазвенели монеты, переходя из рук в руки. Те, кто ставил на римлянина, радостно потирали руки. Петрей хотел было встать из-за стола, но его остановила та самая рука, которую он только что припечатал к столу.
— Постой! Раз уж я по твоей милости угощаю всех этих слабаков, то неужели, — клянусь распятым Исусом! — я не угощу тебя, римлянин? Как твое имя?
— Петрей. Я с радостью выпью с тобой, славный Гере, но не сейчас. У меня тут есть одно дело.
— Что за дела в таверне? Есть, пить, девок щупать! — Гере расхохотался так, что на столе задрожали кубки. — Ладно, римлянин, делай свои дела и возвращайся. Я буду ждать тебя.
Центурион кивнул и неспешно направился к дальнему концу зала. Пока он шел, его четыре раза окликнули, приглашая за стол. Каждый хотел выпить с тем, кому удалось превзойти могучего бургунда. Петрей кивал, улыбался, пожимал руки, но с пути не сворачивал. Наконец он добрался до длинного стола за которым пылал очаг и суетилась кухонная прислуга. Здесь же расположился хозяин таверны, толстый и почти лысый одноглазый Лутаций. Приглядывая за рабами, он то и дело на них покрикивал, а особо нерасторопных награждал тумаками и подзатыльниками. При этом он время от времени обходил зал, приветливо болтая с посетителями, интересуясь не желают ли дорогие гости еще чего-то покушать или испить вина.
— Привет тебе, Лутаций, — бросил центурион.
— А! Достойный Петрей! Рад, рад тебя видеть! Экое ты сегодня представление устроил моим гостям!
— Он здесь? — спросил Петрей, не обращая внимания на благодушие хозяина.
— А как же! Конечно, здесь. Я предложил ему двух лучших девочек, и он не смог отказаться. Я сразу понял, что за вкусы у старого развратника, знал, чем ему угодить.
— Где он?
— Послушай, Петрей, я — истинный патриот Рима и готов служить святому делу. Поэтому я выполнил твою просьбу. Но ты понимаешь, все это будет в моем заведении. Что могут подумать люди, если поднимется шум? А я ведь дорожу своей репутацией...
Петерей выудил из-под плаща увесистый мешочек и сунул его хозяину.
— Держи. Все, как договаривались. Можешь пересчитать.
— Что ты, что ты! — пробормотал Лутаций, поспешно пряча мешочек. — Я тебе доверяю. Только знаешь что? Не убивай его, ладно? По крайней мере не в "Звездочке".
— И не собирался. Так где он?
— На втором этаже. Вон лестница. Третья по счету дверь слева. Девочек...
— Не трону я твоих девок.
— Постой! Видишь вон того парня у лестницы? Он с твоим греком пришел. Охрана, наверное. Сидит там, не ест, не пьет, по залу глазами зыркает.
— Ясно.
Не слушая больше лепетания хозяина, Петрей развернулся и, слегка пошатываясь, направился к лестнице, нащупывая под плащом меч.
Горбоносый чернявый парень в шерстяной тунике сидел на нижней ступеньке лестницы, исподлобья оглядывая зал. Его левую руку от локтя до запястья обвивал тонкий кожаный ремешок, похожий на те, что используют кулачные бойцы, а на поясе висел внушительный кинжал. Направляясь к лестнице, Петрей прихватил по пути огромную кружку пива, — пена аж стекала через край, — и теперь шел, радушно протягивая ее вперед. На лице он изобразил самую что ни на есть глупую ухмылку завсегдатая таверн и горького пьяницы, а левой рукой поудобнее перехватил под плащом ножны с мечом.
— Э-ге-гей! Что скучаешь один, добрый муж?! Не распить ли нам чудесного напитка?
Горбоносый поднялся на ноги и окинул Петрея презрительным взглядом.
— Я не пью эту дрянь, варвар, — сказал он с четким восточным акцентом.
— Это кого ты варваром назвал, негодяй?! Я к нему, как к лучшему другу, а он...
Центурион покачнулся, изображая пьяного, и половина содержимого кружки оказалась на тунике стража.
— Ах ты дерьмо свиное! Я ж тебя.., — горбоносый в ярости ухватил Петрея за плечо, и тут же получил тычок концом ножен по дых. Он отшатнулся, хватая ртом воздух, согнулся пополам, и Петрей от души приложил его кулаком по затылку.
Все произошло настолько быстро, что почти никто ничего не успел толком заметить.
— Пить со мной отказался, собака, — пояснил Петрей трем бургундам, сидевшим ближе всего к месту событий. Все трое расхохотались в усы и подняли кружки.
Все так же пошатываясь, Петрей переступил через тело поверженного противника и поднялся вверх по широкой лестнице.
Второй этаж освещала тусклая масляная лампа. Было здесь мрачновато, но довольно уютно. Стены, расписанные нимфами и фавнами, предающимися любви в разнообразных позах, вполне могли бы привлечь внимание знатока. В дальнем конце коридора виднелась огромная голова лося. Лось смотрел свирепо и недовольно. Должно быть потому, что кто-то выковырял у него один глаз. Петрею, впрочем, некогда было любоваться красотами убранства, помня слова Лутация, он подошел к третьей двери слева, прикрытой тяжелым алым пологом. Из-за двери доносились то ли всхрапывания, то ли довольное похрюкивание. Скрипела кровать. Не раздумывая, центурион обнажил меч и, отдернув полог, толкнул дверь.
На столиках вдоль стен горели десятки свечей. В центре комнаты стояло огромное ложе с балдахином. Посреди одеял и подушек лежал на спине до крайности тучный муж, волосатый, словно африканская обезьяна. Жир на боках и ляжках аж подрагивал при каждом его движении. На его бедрах примостилась девочка лет двенадцати. Сосредоточенно закусив губу, она покачивалась вперед-назад, и от каждого ее движения толстяк довольно похрюкивал. Вторая девчонка ерзала в изголовье ложа, прижимаясь к лицу развратного мужа. Занятые своим делом, они не заметили внезапного появления Петрея, пока он не ткнул острием меча волосатую ногу.
Толстяк вскрикнул, дернулся — девочки полетели на пол, и на центуриона уставилось разъяренное потное лицо землистого цвета, изборожденное морщинами и потеками румян. Все это обрамляли клочки волос, свисающие по обе стороны круглой лысины.
— Пошел вон, скотина! — взвизгнул толстяк, неожиданно тонким голосом, но тут же, заметив меч и решительный взгляд посмевшего обеспокоить его наглеца, изменился в лице и быстро отполз назад, прижавшись к спинке ложа.
— Что... что такое? Что тебе надо? — забормотал он, не отрывая глаз от меча.
— Эй, девочки, — сказал Петрей, слегка мотнув головой, — Вас Лутаций зовет. Быстро пошли! А нам надо поговорить со старым другом наедине...
Девчонки переглянулись, разом подхватили туники и стремительно упорхнули за дверь.
— Кто ты такой? — выдохнул толстяк. — Как ты сюда попал? Тронешь меня — живым отсюда не выйдешь!
— Да ну? А я вот думаю, это ты отсюда не выйдешь. Но если расскажешь все, я, так и быть, не трону твою мерзкую тушу. Сможешь и дальше девок портить. А если нет...
Петрей резко опустил меч туда, где все еще покачивалось мужское достоинство толстяка. Тот вскрикнул и попытался закрыться руками.
— Я те быстро висюльку отрежу, — мрачно пообещал Петрей. — Руки убрал!
Толстяк всхлипнул и, тяжело дыша, попытался вжаться в спинку ложа.
— Ну что? — Петрей медленно повел мечом вверх, уткнув острие в жирное брюхо. Выступила кровь. — Говорить будешь, ослиное дерьмо?
— Убери... Убери меч! Я все скажу!
— Молодец. Все понимаешь. Зовут тебя как?
— Маврикий. Позволь...
— В Аргенторат едешь? К алеманам?
Маврикий затрясся, по его щекам текли слезы.
— Можешь не отвечать. Я и так знаю. Кто вас послал?
— Император. Мы — послы императора Льва! Никто не смеет тронуть меня, иначе гнев императора...
— Заткнись. Какое у вас поручение? Что вы хотите от варваров?
Толстяк молчал. Только губы дрожали.
Петрей повел мечом вниз, среди густой поросли на животе Маврикия проступила красная полоса.
