— Останься, Артамон Сергеевич! — услыхал Матвеев, пробираясь к выходу из палат.
— И ты, Афанасий Лаврентьевич, обожди малость, — обратился Романов и к Ордину-Нащокину.
— Что скажешь, государь? — проговорил посольский голова, когда за последним вышедшим из палат боярином захлопнулась массивная дверь.
— Посольство к королю Михалу надобно вскорости отправить. Воевода Михаил Волынский из Краловца отправлял к королю малое посольство... Да без толку. Есть у меня идея, теперь с вами обсудить её хочу, хоть и уставши, — широко улыбнулся Владимир, присаживаясь за освободившийся стол. — После отдохнём! А нынче каждый час дорог.
Мальборк, северная Польша.
Стоящий в дельте Вислы огромный и мрачный замок Мальборк, бывшая орденская вотчина, давно служил резиденцией польских королей, и многое повидал на своём веку. Последним испытанием для древних строений стало недолгое шведское нашествие, после которого едва оправились окрестные земли, а сам замок пришлось восстанавливать после пожаров и разрушений, устроенных захватчиками. Те два года, которые Вышневецкий провёл в качестве короля, он жил в замке, выезжая в Варшаву и единожды в Краков лишь по необходимости, например на заседания Сейма. Такое положение вещей устраивало всех, а главное, самого монарха. Сегодня Михала потревожили посланцы восставших на Руси поляков, требовавшие встречи с королём, чтобы передать ему требования о немедленной военной помощи. Посланцы держались дерзко, твёрдо и голосисто отстаивая свои интересы. Михалу пришлось изрядно попотеть для того, что сначала унять незваных гостей, потом наобещать им неисполнимого и, наконец, выпроводить вон.
После тяжких переговоров король захотел выйти в сад, чтобы успокоить душу и сердце, но сначала требовалось принять капли от нервного расстройства. Выпив горькую настойку, монарх осторожно поднялся с высокого кресла. Последнее время его снова начали мучить желудочные колики — лекари связывали болезнь с излишними волнениями короля и советовали больше отдыхать. Отдохнёшь тут!
— Дурачьё! Напыщенные петухи! Ох! — легко шедший поначалу Михал вдруг резко остановился, оперевшись ладонью о край стола — в глазах его в сей же миг появились слёзы — живот пронзила острая боль, от которой он, казалось, счастливо избавился пару месяцев назад. — Проклятье!
Короля под руки подхватили слуги, заботливо помогая тому идти на своих ногах.
— Подумать только, они заботятся о Польше! — фыркнул и воскликнул Вышневецкий, с превеликим трудом добравшись до опочивальни. Вскоре король с облегчением свернулся на краю широкой кровати, бормоча:
— Да они погубят державу своими необдуманными поступками. Они решили дразнить Москву! Дурачьё... Ох! Лекаря сюда, собаки, да поживее!
Вечер прошёл неспокойно, в волнительной полудрёме, но к ночи, хвала Деве Марии, боль в животе улеглась и Михал, выпив тёплого медового вина, провалился в глубокий сон, проспав до полудня следующего дня. Едва проснувшись, Михал заметил в спальне своего секретаря, терпеливо дожидавшегося королевского пробуждения на стульчике у самой двери. Появление его не сулило королю хороших новостей — секретарь старался не попадаться королю на глаза без весомого дела. А дела оные обычно были тягостными и неприятными — Польша трещала по швам. Польша, да, теперь только она — Литва отвалилась, словно отрубленная половинка перезрелого яблока. Но и то, что осталось от великой прежде Речи Посполитой нуждалось в постоянной обороне от каждого из соседей. Австрийский и русский императоры шепчутся меж собой о судьбе польской державы, датский самодержец откровенно насмехается над слабостью Михала, а тут ещё откуда-то возник герцог Померании — ставленник Романова и его слуга. Говорят, в Москве готовят герцога и для Лужицы, от которой датчане отвадили саксонцев — совсем они там свихнулись, чёрт их побери?!
— Голова разболелась... — Вишневецкий потёр виски. — Что у тебя там? Говори же поскорей да проваливай прочь. Бумаги на подпись?
— Ваше величество... Русские известили о скором прибытии посольства.
— Как?! Снова? — Михал фыркнул и голова его откинулась на мягкую подушку. — Они были три недели назад!
— Мой король, — тихонько подойдя ближе, секретарь поклонился и понизил голос:
— Это посольство особенное, обставленное тайною — русские просят не оказывать почестей и принять их будто простых гостей, чтобы не ходило лишних слухов.
— Это правильно, — оттопырив нижнюю губу, недовольно проворчал Вишневецкий. — Едва ли мне нужны слухи о частых визитах непрошенных... гостей.
Внезапный кашель скомкал последнюю фразу Михала.
— Раз русским послам не нужны почести, я приму их в обеденной зале! — прокашлявшись, произнёс король, спустив ноги с кровати. — Всё, проваливай. Стой! Пусть позовут в залу кравчего Келпша. И епископа Выдзгу, хотя нет — епископа звать не надо.
Обильная пища способствует успокоению и душевному равновесию, считал Михал, а потому принялся за жареного гуся с охотою. Однако полностью отрешиться от неприятных мыслей за едой ему не удалось. Ещё и эти русские! Обождут! И почему этот прощелыга Выдзга вечно рядом? Хотя ясно отчего — марминский епископ — старинный товарищ гетмана Собесского. Гетман наверняка прислал своего соглядатая в Мальборк, чтобы тот сообщал ему о любых здешних делах — король недовольно поморщился, отрывая от тушки гуся крыло. Незачем ему слушать лишнего, а вот Келпш предан ему всем сердцем. К тому же он литвин.
Стукнула дверь — в залу уверенным шагом вошёл Келпш.
— А-а, Сигизмунд! Садись, раздели со мной трапезу! — Вишневецкий пригласил кравчего сесть за стол, махнув в его сторону гусиным крылышком.
— Мой король! — волнуясь, отвечал Келпш. — Русские требуют аудиенции. Сейчас.
Михал раздражённо отбросил обглоданное крылышко, вытер руки о край скатерти и пробасил:
— Ладно, пусть их зовут. Но чтобы не было тут толпы! Провести скрытно, чтобы лишние глаза не увидели гостей. Дьявол бы их побрал!
Русские появились весьма быстро — Михалу отчего-то показалось, что они прибыли под ворота замка прямиком с самой границы, так ни разу не остановившись в пути для отдыха. Вероятно, так оно и было на самом деле. Старший среди послов — князь Грауль, крепкий и жилистый старик, с аккуратно постриженной седой бородкой на обветренном лице и неожиданно юношескими, голубыми глазами, в которых играли недобрые огоньки, вышел вперёд своих товарищей и, поклонившись Вишневецкому, передал бумаги королевскому секретарю. Михал милостиво кивнул в ответ и, ответив на традиционный вопрос о здоровье, предложил гостям сесть за огромный обеденный стол, совершенно пустой, кроме небольшой части, занимаемой сейчас переговорщиками. В огромном помещении было сумрачно, а шаги по каменному полу, присыпанному соломой, гулко отдавались от стен громким эхом. Наконец, все расселись по своим местам. С польской стороны, помимо секретаря Качиньского, сидевшего на краю стола, в переговорах принимал участие коронный кравчий Келпш, а охрану нёс лично Станислав Дзялыньский, воевода Мальборкский, под командой которого в зале находились два десятка венгров-наёмников. Да ещё двое писцов сидели рядом с гостями, склонившись над бумагами за специальными столиками, готовые записать любое слово, сказанное присутствующими.
Вишневецкий с интересом оглядывал гостей, задержав взгляд на старике. Князя Грауля знали как человека, имеющего огромный вес при русском дворе. Его приезд в Мальборк сулил нечто очень важное. Кстати, молва приписывала ему связь с матерью императора и немалое влияние на самого Романова. Однако никакой информации о прежних чинах московского посла в Польше известно не было, кроме того, что князь появился в Москве вместе с юным Владимиром, а до того служил сибирскому царю в далёких и диких землях близ Китайского царства. По правую руку от посланника сидел императорский посол Артамон Матвеев, сделавший невиданную карьеру за какие-то несколько лет. О Матвееве было известно, что он, как и многие приближённые императора, вышел из простых людей.
"Романов сам создал себе же новую аристократию и теперь опирается на неё. Умно!" — подумал с тоской Вишневецкий. — "Жаль, но в Польше это невозможно".
Оставшиеся трое молодых людей, вошедшие с послами, по виду своему более всего походили на профессиональных убийц — они сидели на отдельной лавке, за спинами дипломатов.
Говорить начал коронный кравчий, владевший, как и король, и русские послы, немецким языком:
— Итак, господа, какое важное дело привело вас сюда, в сей трудный для Польши момент? С чем вы хотели бы обратиться к славному королю нашей державы, милостиво уделившему вам своё драгоценное время? И так ли нужна была та завеса тайны и та скрытность, с коими вы прибыли в эту твердыню?
Михал, постукивая по столу пальцами, унизанными золотыми перстнями, угрюмо смотрел на гостей, ожидая их слов.
— Ваше Величество, — сложив перед собой ладони домиком, заговорил Грауль. — Я прибыл к вам от имени моего императора с особой миссией. Не думаю, что она будет вам приятна, но иного варианта у нас нет.
— Зачем же вы прибыли, доставить королю неприятности? — изумился Келпш, переглянувшись с Вишневецким, который, насупившись, смотрел на гостя исподлобья.
— Нет, — понизив голос, ответил Павел, — мы привезли решение, которое может помочь вам, Ваше Величество, удержать варшавский престол.
Вишневецкий едва не поперхнулся и резким жестом остановил склонившихся над бумагой писцов. Скрип перьев немедленно прекратился, и в залы повисла гробовая тишина.
— Вы должны знать, что австрийский император собирает своё воинство, высвободившееся после замирения с Портой в Венгрии, у южных границ вашего королевства и уже захватил Спишское староство.
— Да, мы знаем, — хмуро кивнул Келпш. — В грамоте, что была доставлена из Вены, действия Леопольда объяснялись защитой от бунтовщиков, способных посягнуть на владения австрийцев.
— Тем более что на наши владения они уже напали, — заметил Матвеев.
— В армии Леопольда находится Георг-Вильгельм, герцог из дома Пястов*, — продолжил Грауль, — вы должны понимать, чем это грозит именно вам — вы литвин и этим всё сказано. Собесский и Яблоновский открыто поносят Ваше Величество при всех, кто способен услышать, а шляхта не ставит вас ни в грош.
— Довольно! — резкий окрик Михала заставил Грауля умолкнуть.
Король медленно поднялся со своего креслица, пунцового цвета лицо его горело. Он бросил на стол пустой кубок из-под вина, запачкав белоснежную скатерть рубиновыми каплями. Мадьяры, схватившись за рукояти сабель, кинулись было вперёд, но громкий рык воеводы Дзялыньского в мгновение остановил их порыв.
Немая пауза продолжалась с десяток секунд, после чего король неожиданно обмяк, и устало плюхнулся на подушечку, лежащую на кресле. Взяв со стола веер, он с полминуты сосредоточенно обмахивал лицо, лишённое теперь всяческих эмоций.
— Что именно император хочет предложить мне, князь? — веер полетел на стол, упав в серебряное блюдо с обглоданными косточками. Вишневецкий в упор смотрел на Грауля.
— Передать на особых условиях великому коронному гетману Яну Собесскому в управление Малопольскую провинцию, — холодно отчеканил Павел. — Это будет знак австрийцам. Тогда Леопольд удовлетворится Краковом и не станет входить в Варшаву.
— Иезус, Мария! — воскликнул король, схватившись за голову. — Ты сошёл с ума, посол? Как ты смеешь? Сигизмунд, друг мой, что говорит этот человек?!
На сей раз венгерцы сдержались, ожидая приказа воеводы — но тот, уловив смысл сказанного русским князем, с опаской смотрел на Михала.
— Это немыслимо, — прошептал коронный кравчий. — Уж не ростовщики ли пришли за долгом?
— Ваше Величество, у нас иного варианта нет, — повторяя Грауля, заговорил Матвеев, будто бы сочувствуя королю. — Либо вы принимаете наше предложение, либо вам предстоит самому обороняться от австрийцев. Теряя Краков, вы сохраняете для себя Варшаву.
В этот момент у боковой двери в залу послышалась какая-то возня и шум борьбы — ребята Грауля напряглись, потянувшись к поясам. Вскоре дверь решительно отворилась, и на пороге возник марминский епископ Выдзга, одёргивающий свои одежды. Епископ решительно направился к столу, громко воскликнув:
— Прошу простить меня за опоздание, Ваше Величество! Мне только сообщили...
— Я не звал вас, епископ! — сердито проговорил король.
— Любые невзгоды следует превозмогать терпением! — процитировал Вергилия священник, воздев руки. — Я должен быть с вами рядом, дабы Благословение Божие не оставляло вас ни на минуту, мой король!
— Выдзга! Не ослышался ли ты? — прикрикнул на епископа Михал.
— Ваше Величество! Сокрытие зла питает и оживляет его, — с обидой отвечал Выдзга. — Вы не должны подобным образом... — Пошёл вон! — вскочил с места Вишневецкий, охранники короля приблизились к незваному гостю.
Лицо епископа исказилось гримасой, уязвлённым голосом он заговорил:
— Я уйду! Но сегодня же я отправлюсь в Краков! Великий коронный гетман узнает о твоих делишках! Попомни!
— Плевать, — едва слышно бросил Михал. — Совсем скоро ему будет не до меня.
Аудиенция была закончена. Вишневецкий выдержал паузу в двое суток, которые он потребовал себе на раздумье. На исходе вторых суток король снова вызвал послов к себе. Вскоре в Варшаве был издан и провозглашён указ короля о наделении великого коронного гетмана Собесского особыми полномочиями в Малой Польше, для лучшего обеспечения обороны провинции. В самое короткое время, под предлогом подавления бунта в свете скорой войны с австрийцами, были арестованы многие противники Вишневецкого, из которых далеко не все потом вернулись в свои поместья. На Руси между тем мятеж был жестко подавлен воеводой князем Барятинским, а главные его вдохновители — Замойский и Заславский пленены и увезены для казни в Москву. Великий коронный гетман Ян Собесский, прекратив волнения в Малой Польше и едва успев собрать войска для отражения вторжения, оказался под ударом австрийской армии, вторгнувшейся в пределы провинции. В нескольких сражениях армия Собесского была разбита, Краков занят австрийцами, а раненый гетман умер в плену. Леопольд же после нескольких стычек с ополчением Вишневецкого, прекратил войну в польских землях, выполнив тем самым свой тайный договор с Романовым, заключённый ранее. В нём австриец обязывался оставить дальнейшие попытки подчинить всю Польшу, довольствуясь Краковом и малопольской провинцией, исключая из неё Люблинское воеводство, названное в договоре украиной меж двумя империями. Таким образом, на западной границе Руси вновь установился мир, столь редкий для этого века. Владимир, отвлёкшись от военных дел, занялся новым проектом — созданием сети государственных банков, ссужающих деньги купцам, заводчикам или даже крестьянским артелям, на создание и развитие производства, на расширение торговли или же постройку корабля. При этом не использовался ссудный процент, столь любимый европейскими банкирами, должник, отдав долг, выплачивал с ним лишь единожды кредитный налог. Точно так же работал и Эзельский банк, отчего в воеводстве буйно расцвело предпринимательство — воевода Паскевич в своём труде, переданном Владимиру, подробно описывал этот опыт.
