— Что ты знал, Агрид? — спросила мадам Максим низким мурлыкающим голосом.
Гарри определенно не хотел этого слушать; он знал, что Хагриду было бы неприятно, если бы его подслушивали в подобной ситуации (он бы точно так и сделал) — если бы это было возможно, он бы заткнул уши пальцами и громко замурлыкал, но на самом деле это был не вариант. Вместо этого он попытался заинтересоваться жуком, ползущим по спине каменного оленя, но жук был недостаточно интересен, чтобы заглушить следующие слова Хагрида.
— Я просто знал. ...знал, что ты такой же, как я. ...Это была твоя мать или твой отец?
— Я— я не понимаю, о чем ты, Агрид. ...
— Это была моя мама, — тихо сказал Хагрид. — Она была одной из последних в Британии. Конечно, я слишком хорошо ее помню. ...она ушла, понимаешь. Когда мне было около трех. На самом деле она не была похожа на мать. Что ж. ...это не в их характере, не так ли? Не знаю, что с ней случилось. ...возможно, она мертва, насколько я знаю....
Мадам Максим ничего не сказала. И Гарри, сам того не желая, отвел взгляд от жука и посмотрел поверх оленьих рогов, прислушиваясь. ...Он никогда раньше не слышал, чтобы Хагрид рассказывал о своем детстве.
— У моего отца было разбито сердце, когда она умерла. Мой отец был таким крошечным мальчиком. К шести годам я мог поднять его и посадить на комод, если он меня раздражал. Обычно я заставлял его смеяться. ... — низкий голос Хагрида прервался. Мадам Максим слушала неподвижно, очевидно, уставившись на серебристый фонтан. — Меня вырастил папа. ...но он, конечно, умер, когда я пошел в школу. После этого мне пришлось поступать по-своему. Дамблдор, заметьте, очень помог. Он был очень добр ко мне...
Хагрид вытащил большой шелковый платок в крапинку и сильно высморкался.
— Так что... в любом случае. ...хватит обо мне. Что насчет тебя? С какой стороны у тебя это?
Но мадам Максим внезапно вскочила на ноги.
— Здесь прохладно, — сказала она, но, что бы ни творила погода, было далеко не так холодно, как в ее голосе. — Я, пожалуй, пойду в дом.
— А? — безучастно произнес Хагрид. — Нет, не уходи! Я— я никогда раньше не встречал никого другого!
— Что именно? — ледяным тоном спросила мадам Максим.
Гарри мог бы сказать Хагриду, что лучше не отвечать; он стоял в тени, стиснув зубы, и изо всех сил надеялся, что Хагрид не ответит, но это было бесполезно.
— Еще один полувеликан, конечно! — сказал Хагрид.
— Как ты смеешь! — взвизгнула мадам Максим. Ее голос разнесся в тихом ночном воздухе, как сирена в тумане; Гарри услышал, как позади него Флер и Роджер вывалились из своего розового куста. — Никогда в жизни меня так не оскорбляли! Альфа-гигант? Я? У меня... у меня большие кости!
Она бросилась прочь; огромные разноцветные стаи фей поднялись в воздух, когда она проходила мимо, сердито раздвигая кусты. Хагрид все еще сидел на скамейке и смотрел ей вслед. Было слишком темно, чтобы разглядеть выражение его лица. Затем, примерно через минуту, он встал и зашагал прочь, но не обратно в замок, а по темной территории в направлении своей хижины.
— Пошли, — очень тихо сказал Гарри Рону. — Пошли....
Но Рон не двинулся с места.
— Что случилось? — спросил Гарри, глядя на него.
Рон оглянулся на Гарри с очень серьезным выражением лица.
— Ты знал? — прошептал он. — О том, что Хагрид был наполовину великаном?
— Нет, — ответил Гарри, пожимая плечами. — Ну и что?
По взгляду, который бросил на него Рон, он сразу понял, что в очередной раз демонстрирует свое невежество в отношении волшебного мира. Воспитанный Дурслями, Гарри знал, что многие вещи, которые волшебники считали само собой разумеющимися, были для него откровением, но с каждым годом таких сюрпризов становилось все меньше. Однако теперь он мог с уверенностью сказать, что большинство волшебников не сказали бы "Ну и что?", узнав, что у одного из их друзей мать -великанша.
— Я объясню внутри, — тихо сказал Рон, — пошли. ... —
Флер и Роджер Дэвисы исчезли, вероятно, в более укромных зарослях кустарника. Гарри и Рон вернулись в Большой зал. Парвати и Падма теперь сидели за дальним столиком с целой толпой мальчиков из Шармбатона, а Гермиона снова танцевала с Крамом. Гарри и Рон сели за столик подальше от танцпола.
— И что? — Гарри подтолкнул Рона. — В чем проблема с гигантами?
— Ну, они... ...они... — Рон с трудом подбирал слова. — ...не очень приятные, — запинаясь, закончил он.
— Какая разница? — Сказал Гарри. — С Хагридом все в порядке!
— Я знаю, что это не так, но... Блин, неудивительно, что он держит это в секрете, — сказал Рон, качая головой. — Я всегда думал, что в детстве ему помешали плохие приворотные чары или что-то в этом роде. Не любил об этом упоминать....
— Но какая разница, что его мать была великаншей? — сказал Гарри.
— хорошо. ...всем, кто его знает, будет все равно, потому что они будут знать, что он не опасен, — медленно произнес Рон. — но. ...Гарри, они просто злобные гиганты. Как и сказал Хагрид, это у них в натуре, они как тролли. ...им просто нравится убивать, это все знают. Но сейчас в Британии их не осталось.
— Что с ними случилось?
— Ну, они все равно вымирали, а потом многие погибли от рук авроров. Хотя, говорят, за границей водятся великаны. ...В основном они прячутся в горах...
— Я не знаю, кого Максим пытается обмануть, — сказал Гарри, наблюдая за мадам Максим, сидящей в одиночестве за судейским столом с очень мрачным видом. — Если Хагрид наполовину великан, то она точно такая. Большие кости. ...единственное существо, у которого кости крупнее, чем у нее, — это динозавр.
Гарри и Рон провели остаток бала, обсуждая гигантов в своем углу, и ни у кого из них не было ни малейшего желания танцевать. Гарри старался не слишком пристально наблюдать за Чо и Седриком; это вызывало у него сильное желание пнуть что-нибудь ногой.
Когда в полночь Странные сестры закончили играть, все в последний раз громко зааплодировали им и начали пробираться в вестибюль. Многие выражали желание, чтобы бал продолжался подольше, но Гарри был совершенно счастлив отправиться спать; по его мнению, вечер прошел не очень весело.
В вестибюле Гарри и Рон увидели, как Гермиона пожелала Краму спокойной ночи, прежде чем он отправился обратно на корабль Дурмстранга. Она бросила на Рона очень холодный взгляд и, не сказав ни слова, прошествовала мимо него вверх по мраморной лестнице. Гарри и Рон последовали за ней, но на полпути к лестнице Гарри услышал, как кто-то зовет его.
— Привет, Гарри!
Это был Седрик Диггори. Гарри увидел, что Чоу ждет его в вестибюле внизу.
— Да? — холодно спросил Гарри, когда Седрик взбежал к нему по лестнице.
Седрик выглядел так, словно не хотел говорить все это в присутствии Рона, который раздраженно пожал плечами и продолжил подниматься по лестнице.
— Послушай. — Седрик понизил голос, когда Рон исчез. — Я в долгу перед тобой за то, что ты рассказал мне о драконах. Ты знаешь это золотое яйцо? А твое кричит, когда ты его открываешь?
— Да, — сказал Гарри.
— хорошо. ...прими ванну, хорошо?
— что?
— Прими ванну, и... э-э... возьми с собой яйцо, и... э-э... просто обдумай все в горячей воде. Это поможет тебе думать. ...Поверь мне. —
Гарри уставился на него.
— Вот что я тебе скажу, — сказал Седрик, — воспользуйся туалетом старост. Четвертая дверь слева от статуи Бориса Изумленного на пятом этаже. Пароль "сосновая свежесть". Мне пора. ...хочу пожелать спокойной ночи...
Он снова улыбнулся Гарри и поспешил вниз по лестнице к Чоу.
Гарри вернулся в Гриффиндорскую башню один. Это был чрезвычайно странный совет. Почему ванна помогла бы ему понять, что означает "плачущее яйцо"? Седрик что, разыгрывает его? Он что, пытался выставить Гарри дураком, чтобы тот понравился Чо еще больше по сравнению с ним?
Толстая леди и ее подруга Ви дремали на картинке над отверстием для портрета. Гарри пришлось крикнуть "Волшебные огоньки!", прежде чем он их разбудил, и когда он это сделал, они были крайне раздражены. Он поднялся в гостиную и обнаружил, что Рон и Гермиона яростно ссорятся. Стоя в трех метрах друг от друга, они орали друг на друга, и лица у каждого были красные.
— Ну, если тебе это не нравится, ты ведь знаешь, как это можно решить, не так ли? — крикнула Гермиона; ее волосы выбились из элегантного пучка, а лицо исказилось от гнева.
— О, да? — Крикнул в ответ Рон. — Что это?
— В следующий раз, когда будет бал, пригласи меня, прежде чем это сделает кто-то другой, и не в качестве последнего средства!
Рон беззвучно выдохнул, как золотая рыбка, вытащенная из воды, когда Гермиона развернулась на каблуках и устремилась вверх по лестнице в спальню девочек. Рон повернулся и посмотрел на Гарри.
— Ну, — пробормотал он, выглядя как громом пораженный, — ну, это только доказывает, что я совершенно упустил суть...
Гарри ничего не сказал. Ему слишком нравилось снова общаться с Роном, чтобы прямо сейчас высказывать свое мнение, но ему почему-то казалось, что Гермиона поняла суть дела гораздо лучше, чем Рон.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
СЕНСАЦИЯ РИТЫ СКИТЕР
В День подарков все встали поздно. В гриффиндорской гостиной было намного тише, чем в последнее время, ленивые разговоры прерывались многочисленными зевками. Волосы Гермионы снова были пышными; она призналась Гарри, что перед балом щедро намазала их зельем для волос от Sleekeazy, "но это слишком хлопотно, чтобы делать это каждый день", — сказала она как ни в чем не бывало, почесывая мурлыкающего Косолапа за ушами.
Рон и Гермиона, казалось, пришли к негласному соглашению не обсуждать свой спор. Они держались друг с другом довольно дружелюбно, хотя и странно официально. Рон и Гарри, не теряя времени, рассказали Гермионе о подслушанном разговоре между мадам Максим и Хагридом, но Гермиона, похоже, не сочла новость о том, что Хагрид был наполовину великаном, такой же шокирующей, как Рон.
— Ну, я так и думала, что он, должно быть, великан, — сказала она, пожимая плечами. — Я знала, что он не может быть настоящим гигантом, потому что они около шести метров ростом. Но, честно говоря, вся эта истерия о гигантах. Не могут же они все быть ужасными. ...Это такое же предубеждение, как у людей к оборотням. ...Это просто фанатизм, не так ли?
Рон выглядел так, словно ему хотелось ответить колкостью, но, возможно, он не хотел новой ссоры, потому что ограничился тем, что недоверчиво покачал головой, пока Гермиона не смотрела на него.
Теперь пришло время вспомнить о домашнем задании, которым они пренебрегли в первую неделю каникул. Теперь, когда Рождество закончилось, все, казалось, чувствовали себя довольно уныло — все, кроме Гарри, который начал (в очередной раз) немного нервничать.
Беда была в том, что двадцать четвертое февраля с этой стороны Рождества казалось намного ближе, а он все еще ничего не предпринял, чтобы разгадать тайну, заключенную в золотом яйце. Поэтому он начал доставать яйцо из своего сундука каждый раз, когда поднимался в спальню, открывать его и внимательно прислушиваться, надеясь, что на этот раз в нем будет какой-то смысл. Он попытался сообразить, что же ему напоминает этот звук, кроме тридцати музыкальных пил, но он никогда не слышал ничего подобного. Он закрыл яйцо, энергично потряс его и снова открыл, чтобы посмотреть, изменился ли звук, но ничего подобного не произошло. Он пытался задавать яйцу вопросы, перекрикивая все эти вопли, но ничего не вышло. Он даже швырнул яйцо через всю комнату, хотя на самом деле не ожидал, что это поможет.
Гарри не забыл намек, который дал ему Седрик, но его далеко не дружеские чувства к Седрику сейчас означали, что он не хотел принимать его помощь, если мог этого избежать. В любом случае, ему казалось, что если бы Седрик действительно хотел помочь Гарри, он был бы гораздо откровеннее. Он, Гарри, в точности объяснил Седрику, что его ждет в первом задании, и Седрик считал справедливым обменом то, что он велел Гарри принять ванну. Что ж, он не нуждался в такой никчемной помощи — во всяком случае, не от того, кто продолжал ходить по коридорам рука об руку с Чоу. Итак, наступил первый день нового семестра, и Гарри отправился на уроки, как обычно, нагруженный книгами, пергаментом и перьевыми ручками, но с затаенным беспокойством из-за тяжести яйца в желудке, как будто оно тоже было у него с собой.
На земле все еще лежал толстый слой снега, а окна теплицы были покрыты таким толстым слоем конденсата, что на гербологии через них ничего не было видно. Никому не хотелось особенно заботиться о Волшебных существах в такую погоду, хотя, как сказал Рон, скрутсы, вероятно, хорошо согрели бы их, либо погнавшись за ними, либо рванув с такой силой, что хижина Хагрида загорелась бы.
Однако, когда они добрались до хижины Хагрида, то обнаружили пожилую ведьму с коротко подстриженными седыми волосами и очень выдающимся подбородком, стоящую перед его входной дверью.
— Поторопитесь, звонок прозвенел пять минут назад, — рявкнула она на них, когда они пробирались к ней по снегу.
— Кто вы? — спросил Рон, уставившись на нее. — Где Хагрид?
— Меня зовут профессор Граббли-Планк, — быстро представилась она. — Я ваш временный преподаватель по уходу за магическими существами.
— Где Хагрид? — Громко повторил Гарри.
— Он нездоров, — коротко ответила профессор Граббли-Планк.
Тихий и неприятный смех достиг ушей Гарри. Он обернулся: Драко Малфой и остальные слизеринцы входили в класс. Все они выглядели радостными, и никто из них не удивился, увидев профессора Граббли-Планка.
— Сюда, пожалуйста, — сказала профессор Граббли-Планк и направилась в обход загона, где дрожали от холода бобатонские лошади. Гарри, Рон и Гермиона последовали за ней, оглядываясь через плечо на хижину Хагрида. Все занавески были задернуты. Был ли Хагрид там, один и больной?
— Что случилось с Хагридом? — Спросил Гарри, торопясь догнать профессора Граббли-Планк.
— Не обращайте внимания, — сказала она так, словно считала, что он слишком любопытен.
— Я все же возражаю, — горячо возразил Гарри. — Что с ним такое?
Профессор Граббли-Планк сделала вид, что не слышит его. Она провела их мимо загона, где, ежась от холода, стояли огромные лошади Шармбатонов, к дереву на опушке леса, где был привязан большой и красивый единорог.
Многие девочки воскликнули
— о-о-о! — при виде единорога.
— О, он такой красивый! — прошептала Лаванда Браун. — Как он у нее получился? Говорят, их очень трудно поймать!
Единорог был таким ярко-белым, что на фоне него снег вокруг казался серым. Он нервно бил по земле золотыми копытцами и запрокидывал рогатую голову.
— Мальчики, отойдите! — рявкнул профессор Граббли-Планк, выбросив руку и сильно ударив Гарри в грудь. — Единороги предпочитают женские прикосновения. Девочки, идите вперед и подходите осторожно, давайте, полегче. . . .
Они с девочками медленно направились к единорогу, оставив мальчиков стоять у ограды загона и наблюдать за происходящим. Как только профессор Граббли-Планк оказался вне пределов слышимости, Гарри повернулся к Рону.
