Утром побежал к плотникам, вспомнив, что надо ящики. По дороге вспомнил, что еще надо почти святых братьев мобилизовывать, но тут было проще — так как моя тень поднялась еще раньше меня. Попросил его грузить святое воинство на карусель, не забыв оставить в Таганроге хоть одного дежурного. Ермолай меня огорчил, их не так много, и дежурных не будет. Ему виднее. Договорились встретится на головном фрегате карусели и расстались.
Ящики заказал большие, 50 на 25 дюймов, и 10 дюймов толщиной. По расчетам, на полтора пуда пороху и примерно на 1000 камешков. Пусть сделают, сколько успеют. Лишними не будут. Основная проблема была отсутствие досок. Лес привозили медленнее, чем мы его тратили, и по этому, практически сразу запретил делать тесаные доски. Тертых досок было настолько мало, что перед каждой бригадой пильщиков нервно переминались в очереди по несколько бригадиров строителей, выхватывая доски буквально из-под рук. В таких условиях делать ящики из досок становилось делом малореальным. Договорились с плотниками, что будем колоть пополам тонкие чурбаки от хлыстов, и делать ящики, внахлест, из них. К ящикам заказал еще и небольшие плотики, что бы одного человека держали. Плотники уже ничему не удивлялись, князь и тут уже приобрел некоторый ореол блаженного. Меня даже не спросили, зачем такие маленькие, когда можно делать нормальные. Спросили только, куда складывать, и попытались зарядить цену как за большие. Наивные. Князь у вас хоть и блаженный, но с зачатками экономического образования, полученного круговертью кооперативов прошлой жизни.
Окинул мысленным взглядом, что еще нужно сделать. Ужаснулся, от объема и для сохранения душевного спокойствия ограничил кругозор ближайшими днями. Думал об этом уже на карусели, бодро переходящей из Таганрога в Азов.
Перво-наперво надо запускать казаков в поход и братьев в огород, в смысле, в город. Торгово-разведывательная сеть, в азиатской части территории османов, становиться, остро актуальна.
Азов встретил карусель флотилией стругов, тут это оказался оптимальный способ разгрузки и погрузки, сжирающей много времени, но все равно самый быстрый.
Задержался на борту фрегата, так как не договорили с братьями о нюансах их будущей работы, и, видимо по этому, заметил странность. Часть стругов уходила восточнее основной массы. С одной стороны, ничего странного, до Азова дюжина километров, и пройти это расстояние можно разными протоками, которых тут великое множество. А с другой стороны, странно. Ведь основная масса явно пошла по отработанному маршруту.
Обратил внимание капитана на уходящие струги, задал вопрос. В ответ получил только пожатие плечами, мол, не его это дело. Становиться все интереснее.
Велел спускать шлюпку и сбрасывать в нее абордажный наряд, любопытно все же, куда везут часть добычи из Константинополя. Пока шлюпка, не торопясь, шла в кильватере основного потока, не выдавая интереса к уходящим чуть в сторону стругам — обсуждали с тенью, что это может быть. Сошлись на том, что это кто-то из своих крысятничает, уж больно маловероятной казалась возможность, что чужие вольготно себя чувствуют на берегах фаршированных русскими войсками. Тем более, много бояр в свите Петра пришло, у кого-то ведь могли и ручки зачесаться, при виде складов Таганрогских. А тут такой удобный случай, пока струги не разгрузили вроде, как и учета нет. Вот только у кого почесуха?
Снедаемые любопытством, крались за стругами, не допуская их в прямую видимость и ориентируясь на плеск весел и разговоры. Рукава Дона замысловато петляли, и скрывать небольшую шлюпку за высоким камышом труда не составило. Гораздо сложнее было не потерять струги, которые мы все же потеряли, и выскочили на них уже практически случайно, плутая по протокам. Сразу скажу, что открывшаяся картина радости не вызывала. У компании, разгружающей струги, по понятной причине, а у нас — по причине излишней многочисленности этой компании.
Мой самый главный индикатор опасности верещал мне снизу, что сейчас начнется стрельба, и вряд ли в нашу пользу. Вскочил с индикатора в полный рост, и на чистом наитии стал выкрикивать команды, обернувшись назад, к зарослям камыша, типа — "Четвертое капральство, обходи справа! Пятое слева! Второе и третье затаиться на месте! Без команды не стрелять!". После чего картинно сложил руки на груди и принял позу Наполеона, слегка испорченную качающейся шлюпкой. Не меняя позы, занялся чревовещанием, объясняя экипажу, как будем выкручиваться, пока они медленно подгребали к берегу. Экипаж даже не пикнул. Все сидели бледные, и мысленно уже отчитывающиеся перед привратником.
Ступив на берег, полюбовался на картину замершей перегрузке добра со стругов на подводы. Перегрузка замерла не от почтения к князю, увы, а оттого, что руки грузчиков заняли фузеи. Армейские, между прочим, да еще и в изрядном числе. Коль мой экипаж в шлюпке сподобиться взять по фузее в каждую руку и ногу, тогда в огневой мощи будем примерно равны. Недостающее количество стволов явно придется компенсировать красноречием, если оно соизволит выбраться из пяток, куда убежало за компанию со всем остальным.
Грозно прокашлялся, и, насупив брови, задал совершенно дурацкий вопрос, почему разгружают струги в не положенном месте. Дурацким, он показался не только мне, все присутствующие посмотрели на князя как на больного, даже команда шлюпки. А что делать? Начни кричать, что они расхитители и все арестованы — стрельба начнется сразу. А теперь есть небольшая пауза, которую поспешил заполнить.
— Так по чьему слову, добро государя, да воинов его верных, столь тайно разгружают?
По примеру Петра, повышал голос к концу фразы, одновременно вдевая в кармане пальцы в успокоитель, и идя в сторону наиболее богато одетых разгружателей. Ответ на мой вопрос был очевиден мне самому, нужно было только понять, кто отвечать начнет. Дослушав до "ты бы князь..." применил успокоитель на обозначившемся главном, немедленно начав кричать, распаляя себя, мол, "Меня! Князя! ТАК оскорбить! Ну все..."
Уже сам не помню, что орал, но дыбы и колья там вроде присутствовали. Надо завязывать тесное знакомство с повадками Петра, а то нахватался всякой жути.
Второй молокосос, явный родственник успокоенному, попытался что-то гневно вякнуть, дурашка. Не мне надо было отвечать, а команду к стрельбе давать. Теперь у меня было два успокоенных и возможность еще потянуть время, в бурном выражении чувств.
На этот раз, не забыл вплести в тираду, что прямо сейчас, сделают четыре капральства моих абордажников, со столь непочтительными грузчиками. После чего, приказал экипажу шлюпки грузить успокоенных, и двигаться в Азов. Вместе со мной, разумеется.
Ермолай не посрамил школы святых братьев, помянул кого надо и как надо, даже гиену приплел, хорошо получилось, явно внесли сумбур в мысли грузчиков. Надо пользоваться моментом и быстро сматывать, другого шанса не будет. Оттолкнул шлюпку, заскочил в нее и уже с воды велел грузчикам загружать обратно струги и идти в Азов за нами следом, а мои капральства это проконтролируют, кто сам придет, с того вину можно будет и снять. Говорил много, стараясь максимально долго держать на себе внимание, и не давая задуматься, что свидетели уходят. Но неприятное движение на берегу все же наметилось.
Велел рулевому, как отойдем на пару десятков метров от берега, нырять из протоки в камыши. Видимо этот нырок и послужил спусковым крючком начала баталии. Хотя, думаю, нам все равно уйти бы не дали.
Шлюпка уже раздвигала носом камыши, и передние гребцы вынимали весла из вилок, начиная пользоваться ими как шестами, когда грохнул одинокий выстрел, прошуршавший камышом над самой шлюпкой. Вот это и был детанатор. Нервы у всех звенели как струны, и массированные залпы не замедлили прогреметь с обеих сторон, с нашей куцый, а со стороны берега полноценный и смертоносный.
Корму нам просто размочалило, и несчастный рулевой принял большую часть того, что прописали всем нам. Но нам хватило и остатков.
Над головой шел зеленый дождь, медленно осыпающихся стеблей тростника, забрызганных алыми каплями. Стоп кадр, зеленые хлопья, щепки и кровь. Ермолай, привалившийся ко мне на грудь. Передние четыре гребца, оставшиеся наиболее целыми, со страшными богохульствами толкающие шлюпку через тростник к чистой воде. Мои руки, забрызганные красными каплями, и удерживающие привалившегося Ермолая. Гаденькая мысль прикрыться им от следующего залпа. Корма шлюпки, вся в белой щепе, и красных потеках из лежавших друг на друге тел.
Во всем теле заторможенность. Весь мир замер, а мозг не принимает этот мир. Встал на носу во весь рост, казалось, вставал целую вечность, выстрелил поверх тростника в кучку перезаряжающих грузчиков, практически не целясь, и не глядя на результат. Перезарядил, выстрелил, перезарядил, выстрелил, сел обратно на нос, в ожидании развязки, так как последняя пара выстрелов пришлась по целившимся в нашу сторону стволам. Вновь грохот выстрела с берега смешался с зеленым дождем. Боль в боку, не сильная, но правую руку не поднять, и не перезарядить. Чуть не плакал от бессилия, возясь с пистолетом зажатым ногами и запихивая в него, не лезущий патрон. Ну, хоть кого-то еще с собой заберу. Встал с трудом, оставшиеся два гребца на левом борту толкали лодку, по моим ощущениям, сильнее, чем до этого четыре. Тщательно целился, и все равно не попал. Говорил сквозь зубы что-то совсем богохульное, даже гребцы смолкли, и стали слышны крики на берегу. Перезарядил. Вставать сил не было никаких, и разом стало больно, как будто в душе прорвалась плотина.
Шлюпка выскочила на открытую воду, гребцы, совершенно без раздумий, столкнули со средней банки на пайол раненных и вставив два весла налегли до треска в уключинах.
Фору нам дали метров двести, после чего из коридора в камышах высунул нос здоровенный струг. Соревнование струга, пусть и тяжело груженного, с полным составом экипажа, и шлюпки, полной раненных и с двумя гребцами — сомнений не вызывало. Хотя, наши гребцы показывали чудеса скорости. Появилась дурацкая мысль, что отдавать этим людям пистолеты и патроны нельзя. Надо все выкинуть за борт. Хотя, не поднимаясь, могу попробовать и пострелять, все лучше, чем просто боеприпасы за борт.
Стрелял с упоением. Удача, посчитав мой бой последним, выдала мне весь оставшийся запас. А может, это просто экипаж струга так плотно сидел, что каждая пуля приносила удовлетворение моей мести, плотоядно рычащей в глубине души. Жаль только, что четыре десятка патронов не успею расстрелять до того, как они подойдут на дистанцию ружейной стрельбы и закончат дело. Но десяток патронов вполне успею.
Ружейный залп прозвучал на пятом выстреле. Обидно. И странно, что не попали — быть того не может. Второй залп стал совсем уж откровением, у них еще и ружья самозарядные? Мысли в голове стали совсем вялые. С удивлением наблюдал за двумя шлюпками, приставшими по бокам струга, и мысленно чертыхался, что они мешают мне целиться, а у меня еще минимум пять патронов осталось до конца! Потом не помню.
Под водяным душем немного пришел в себя, и даже вник в обстановку. Не надолго, но успел высказать капитану фрегата, что двое пленных — воры, разграбляющие карусель и их надо срочно доставить к Петру, желательно живыми. С чувством выполненного долга помахал всем мысленно лапкой и обещал свидеться в следующей жизни. Потом опять не помню.
Следующим запомнилась Тая. Злая. Поспешил и тут помахать лапкой. Но Тая и здесь оказалась упорной, и вытащила меня из благодатного ничего не деланья к мирским заботам и своему неудовольствию.
Запрещать беспокоить больных в этом времени было еще не принято, так что ко мне собралось масса народа, и чуть ли не поверх меня расселись, спеша поделиться новостями. Героями ходили, как не странно, два целых гребца, с нашей шлюпки. Наверное, потому, что они были в состоянии рассказать героические истории. Мне, в этих историях отвели не самый приятный образ. Согласно которому, князь метался по лодке, изрыгая проклятия и чуть ли не дымом изо рта пыхая, укладывал бандитов просто десятками. И это был только первый вариант. Когда осетр возмужал и подрос, у князя уже из ушей валил дым, а врагов на лету сбивал плевками. Если мной теперь серьезно заинтересуются священники — ничуть не удивлюсь.
Плохой новостью, стало, что кроме меня выжило еще трое, а хорошей, что в их числе был и Ермолай. Еще, хорошей новостью стал показательный суд Петра, на котором, к счастью, не присутствовал. Плохо только, что про него мне рассказывали с мстительным удовольствием и очень подробно, а воображение у меня богатое. Еще было плохо, что карусель ушла без моего напутствия атаманам, а снабжением армий никто особо не занимался, хотя они уже выдвинулись, и им теперь это было жизненно необходимо.
Устроил из шатра штаб, куда приглашал всех начальников по очереди, и намечал планы действий. К счастью, Петр уехал наводить порядок в Азов, бросив свою песочницу в Таганроге, и бояре решили, между делом, немножко позаниматься своими обязанностями, возложенными на них государем.
Общаться с некоторыми боярами было еще труднее чем с Петром, так как на каждую фразу, о том, что надо сделать, они городили целый воз, почему они это делать не будут, то их род завсегда первее того рода стоял, и им прислуживать этим худородным невместно, то им такого государь не обсказывал. И еще сотни причин, от которых мое здоровье уж точно не поправлялось. После двух дней общения был готов расстреливать некоторых бояр как чуждый классовый элемент. Если Петр соберется это, когда ни будь сделать — приду посмотреть обязательно. Такого глумления, когда там солдаты гибнут, прощать нельзя. Продолжал улыбаться и искать компромиссы. Пока мне было важнее довезти до армий снабжение, но вот потом ... Сладко улыбнулся, вызвав паузу в очередном монологе боярина, что он свой род от самого князя Владимира поименно ведет. Очень захотелось пристыдить Владимира этими продолжателями рода, но от заветной двери, за которой это стало бы возможным, меня оттащили уже далеко.
Без меня проходило самое интересное. Армии бились за Крым, правда, не встречая серьезного сопротивления татар, лишенных покровительства осман.
Пройдя за спинами нервно мечущихся, между двумя армиями, татар, обороняющих Перекоп, Шереметьев, пройдя к Ак-Мечети, сжег пустую столицу Калги султана, и далее взял Гезлев, проломив основательные укрепления, пользуясь тем, что в начале похода обладал внушительным арсеналом, в том числе бомб и гранат. Лучшей опорной точки и порта в Крыму нельзя было и желать. Точнее, было и еще несколько, но там малой кровью уже не обойтись. После этого немного поменяли план компании, точнее, поменял Шереметьев, а меня просто любезно поставил в известность. Теперь подвоз шел через Гезлев, и войска забирались оттуда же, зато перевозку войск в Константинополь начали даже раньше срока. Запасов в самом Гезлеве, хватит всей армии на пару месяцев осадного сиденья — за снабжение Шереметьева можно было больше не опасаться. На волне удачи он пошел на Бахчисарай, по дороге разбив два яростных, но бестолковых нападения татар, и взял город, сравняв его с землей, спалив дворец хана, предварительно, все экспроприировав, разумеется. Кафу благоразумно обошел стороной, одна крепость, без снабжения по морю и суше была не особо опасна, тем более, что крепость оставили охранять разъездами, если вдруг обороняющиеся захотят сами вылезти за стены и поискать съестного, которое, кстати, Шереметьев выгребал под чистую. Тут стоит отметить еще и неожиданный момент. С каждым приходящим транспортом, мне привозили изрядно скота, каждый раз ссылаясь, что обещал все брать. И при этом говорили, что это только авансы, а остальное стадо мне пригонят со временем, по суше. Скоро денег не будет хватать даже на авансы, и что делать с основным стадом — ума не приложу. Начал лихорадочно создавать бригады табунщиков и скотоводов. Стада гнать в междуречье, коров как-то доить, а то ведь у них молоко пропадет, коней выпасать, овец стричь и за всем этим, в том числе и за скотоводами, следить. Вовремя вспомнил о моих дедах-казаках, организовавших бурлаков — они местные, смогут помочь мне организовать гигантскую скотоводческую артель из дикой смеси казачек, казаков, переселенцев и славянских полонян. Морпехи теперь стали на вес золота, распихивал их везде как своих официальных представителей. А Таю вообще рвали на куски.