Он замолчал.
— Ну вот, дали файл...
Потом в трубке послышался какой-то странный звук, который услышали и вздрогнули все.
— Ах!!!
Я обернулась на белобрысого. Да и все обернулись. Все слышали этот изумленный вздох в трубке. Вздох чудовищного шока.
— Клянусь, я этого не видел!!! — проорал зачем-то белобрысому генерал. Хотя он стоял недалеко от трубки.
Я посмотрела на белобрысого, плохо понимая, что там, в папке, может быть. Может, белобрысый шизофреник? Или душитель? Что может так заставить удивиться начальника? Я недоумевала. Да и все обернулись на него, так генерал кричал, веселился и возмущался в трубке.
— Немедленно сюда! — заорал он. — Ты не представляешь, что тут написано!!!
— Почему же, представляю... — печально проговорил тот, думая о своем.
— Да нет, не представляешь даже сотой части... Ты даже представить не смог бы... — оборвал генерал. — Подумать только, а мы разрабатывали подходы! Сворачивай все, бросай погоню за террористкой, нам надо разработать операцию... Жена знает?
Все в машине почему-то молчали, склонив головы...
Глава 40.
Белобрысый молчал.
— Как ты себе это представляешь, отсюда нам выбраться? — наконец, спросил он телефон, глядя на далекие вертолеты. — Пришлешь вертолет? Вон, кстати, летят...
— Да, ракетой было бы проще и ближе, — равнодушно невпопад сказала в пространство Саня, ведь не хорошо вмешиваться в чужой разговор и показывать, что ты подслушиваешь, поправляя на мне платья, но делая это как-то уж очень механически. — А они почему-то сами к нам на огонек летят.
Ее мысль дошла.
Я вспомнила мигающую лампочку на экране нашего бывшего вертолета и похолодела.
Очевидно, эта классная мысль пришла в голову не только мне. Белобрысый сам мгновенно выключил телефон, а его заместитель покрутил пальцем у виска и стер со лба холодный пот.
Все побелели, ожидая в пробке ракеты.
Я же заметила, что мы как раз приблизились в пробке к ресторану, хотя он был всего в трех сотнях метрах от ювелирного.
Мне также показалось, что солдаты в машинах прямо над нами заинтересовались нашими машинами.
— Выезжай и поворачивай к ресторану... — выплюнула я водителю "линкольна" приказание в переговорное устройство. Я среагировала сразу же. И сама же резко, перегнувшись, дернула руль влево, когда генерал с перепугу надавил на газ. Так, что машина резко вошла в образовавшийся на мгновение просвет между машинами с краю, что заслоняли выезд.
Машина дернулась, но путь все же заградила машина, едущая по обочине.
— Живо посигналь, чтоб пропустили! — выругалась я, мрачно глядя на машину с краю потока, мешающую выехать нам. И видя, что он мнется, рявкнула. — Сильнее, болван, пусть пропустят!!!
Я сама ударила по клаксону, мгновенно перегнувшись в окошечко, изо всей силы жав на гудок, а боец рядом открыл окно и высказал водителю грузовика все, что он думает о таких болванах, что мешают проехать.
Машины действительно разъехались, пропуская две наши машины к ресторану. Еще до того, как подлетели вертолеты и могли нас видеть, ибо мы скрылись во дворе стоянки и смешались с роскошными машинами, стоявшими там.
Военные машины в пробке тут же замкнули поток, проехав на наше место, спеша проехать хоть таким мизерным шагом.
А мы подъехали к входу в ресторан, что оказался в глубине проезда очень далеко от военных машин. Которые сейчас стояли плотной стеной, будто там за мгновение не было нас.
Вертолеты прошли почти прямо над ними.
Гул потряс уши.
Вряд ли это был только один ромб. Кажется, стервятники слетелись на падаль со всей округи и устроили чертово колесо. То есть машины заходили на круг и снова зачем-то летели низко по второму разу вдоль дороги. Все тряслось от грохота их пропеллеров.
Они все шли и шли, точно это было тридцать ромбов, так они шумели и стучали из-за того, что пролетали так низко. Я злилась — что они тут делают? Уровень шума стоял такой, что стекла в закрытой машине дрожали, а сама она подпрыгивала и тряслась. Мы с Олей сжались от этого шума в комочки и прижались друг к другу, зажав уши руками.
Только когда они пролетели, я приподнялась.
— Черт, они так шумят! — в сердцах сказала я.
— Это еще похуже того реактивного самолета... — простонала Оля. — Они так шумели, когда пролетели!
— Слава Богу, все обошлось! — излишне патетично воскликнула я. — Они пролетели мимо, видно просто наблюдали...
— Ничего себе обошлось! — мрачно сказал белобрысый, силой поворачивая меня за плечи к дороге.
Я глянула и ахнула. Весь участок квартала, где мы стояли, от перекрестка до перекрестка, являл собой груду металлолома. То, что я считала гулом от низко идущих вертолетов, было взрывами и очередями. Вернее, чудовищный гул лопастей маскировал для меня эти взрывы. А может и не взрывы — машины на дороге представляли собой сплошную огненную реку. Все словно было залито огнем.
— Напалм... — выдохнула Саня.
— Мама миа... — пробормотал кто-то. — С каких это пор на вертолеты ставят огнеметы вместе с пулеметами?
— С тех пор, как есть вертолеты, приспособленные для битвы в своих собственных городах. Взрывы могут разрушить близлежащие дома, а огнеметы — все гораздо проще, а машина не спасется, — мрачно сказал зам белобрысого. — Тем более, что это были открытые машины с солдатами...
— Там никто не спасся, учитывая, что все машины еще и прострочили, разбив ракетами большинство машин... — сказал белобрысый. Да только вертолеты специально так шли, чтоб абсолютно никто не удрал, — он показал на пылающие людские холмики по бокам дороги. — Эти широкие полосы по бокам стали ловушкой...
— Государство заботится о людях... — ошарашено повторила я, осматривая картину и пятясь. — Дома почти не пострадали... Оно о нас тоже будет заботиться!?! — со мной чуть не случилась нехорошая истерика. Обгоревшие кучки костей вдоль асфальта выглядели особенно рвотно. Огненная река все еще горела. Меня тошнило.
— Гм... — сказал кто-то.
— А теперь живо! — жестко сказала всем я. — Район, скорее всего, оцеплен. Выхода нет. И тут скоро тоже будут искать. Нам ничего не остается, как идти в лучший ресторан и хорошо пообедать!
Гул вертолетов обманул не только меня. А взрывалось сегодня не раз. Потому, когда мы вошли в ресторан, там никто еще ничего не понял и даже не заподозрил. Из углубления, где был сам ресторан, пока ничего не было видно, а громкий рев музыки и хорошая звукоизолированность подвала избавили клиентов от неприятных потрясений. Там играла музыка, бегали официанты, некоторые пары даже танцевали, пел знаменитый певец.
Ресторан был в самом центре города и даже в такое время бурлил жизнью.
Правда, людей было не так много, и официант провел нас к свободному столику у эстрады. По его виду я сразу поняла, что он и не вспомнит, когда мы пришли, такой он был замотанный.
Странно, но у меня было такое впечатление, что нас ждали, и никто не удивился нашему приходу. Мы были одними из многих. И только когда я увидела многих мужчин и женщин, украшенных драгоценностями, как елки, я поняла, что нас приняли просто за одних из них. Никто не удивился даже чемоданчику в руках кавалера. Похоже, кроме обычных посетителей тут собрались обсудить вопросы владельцы магазинов.
Я уловила на себе чей-то пристальный взгляд. Пожав плечами, я обернулась — сцену огибал лентой лозунг: "Наши ювелиры самые лучшие". У самой трибуны сидел седой как лунь древний старик, по сравнению с которым ту сухонькую старушку можно было принять за молодую девушку. Он был весь как высохшая пергаментная мумия. И он упорно смотрел на мой кровавый гранатовый набор, выглядевший в неровном свете на белом как капли сияющей крови. Зрелище, как я могла посмотреть на себя в зеркало, действительно было потрясающим.
Я помотала головой, чтобы отогнать наваждение, что я могла заинтересовать старика, который, наверно, знал еще царя. Он был похож на аристократа. Зато остальные не обратили на нас особого внимания. Авторитет с прекрасной девочкой не вызвал ни у кого особого интереса. Странно, но заинтересованные их взгляды скорей относились ко мне, чем к Оле. Странные какие-то мужчины. Более того, они смотрели скорей на драгоценности, чем на меня.
Ужасно, извращенцы.
Я посмотрела вокруг и поразилась богатству, окружавшему меня. Я поняла, что мой чемодан ждет еще одно потрясение. Взглянув на мою компанию в порядочное количество человек и на свой чемодан, в который я даже боялась заглядывать после посещения двух магазинов, чтобы напрасно не расстраиваться, я пришла в ужас. Моя компания явно собиралась гульнуть так, чтоб страна помнила, раз уж попали в такую ситуацию. Сидя с меню, они явно выбирали наугад самые дорогие.
— Больше пятидесяти тысяч не дам... — прошипела я, в отчаянии на ощупь залазя рукой в полузакрытый чемодан, чтоб только не увидеть, сколько осталось от моего миллиона.
Как ни странно, Саня понимающе кивнула.
В это время к нам, наконец, кинулся запыхавшийся управляющий, сам захотевший обслужить явно опасных гостей. Но Саня осторожно задержала его, не допустив до белобрысого, точнее лысого авторитета, расположившегося в центре стола как царь со своей свитой Олей. Я глянула на Саню и немного обалдела — сейчас это была чудовищно властная, жесткая, чуть пожилая женщина, настоящая герцогиня со сталью внутри, пытающаяся быть доброй. Я была по сравнению с ней маленькой девочкой, что он наверняка принял меня за дочку.
— Наши мужчины настоящие герои, — ласково сказала она. — Нет ничего страшнее наших мужчин... Они богаты и щедры... Они бесподобные мачо и не думают о счетах... Они пришли гульнуть так, чтоб страна ахнула... — Саня ласково положила свою руку на его. — Но больше десяти тысяч долларов ты от меня не получишь, — жестко и резко закончила она совсем неожиданно.
Саня незаметно от мужчин передала ему пачку долларов, сунув ему ее в руку. Сказав это так спокойно и твердо, что даже я вздрогнула и потупилась, настолько это было естественно властно. Она произнесла слова так, что даже мне было ясно, что управляющий и подумать не мог превысить этот лимит. Он подобострастно поклонился, понимающе незаметно сунув пачку в карман.
— И если ты надумаешь превысить этот лимит какими-то штуками, то это будет подарком мальчикам от тебя... — она сказала это так властно, будто королева, что в этом нельзя было сомневаться. — И еще, — она твердо, но ласково остановила его. — Если кто начнет свободно приставать к нашим девочкам, а мальчикам захочется показать, какие они крутые, платить за мебель я не буду... И сомневаюсь, что они это будут делать...
Она отпустила его и нежно улыбнулась. Тот угодливо и почтительно закланялся, а потом кинулся принимать заказы нашей разошедшейся компании.
И начался такой пир горой, что небеса ахнули.
Мы уплетали самые изысканные деликатесы и дичь, ели икру ложками и что-то горящее в огне, баранов, запеченных целиком и акулу в каком-то соусе, хохотали, пили лучшее вино, а потом я потребовала тортов, как в детстве. Впрочем, вместо вина я пила свой любимый сок, ибо "детям" категорически все запретили даже пригублять вино. Как когда-то в детстве, я потягивала сок из трубочки, кося глаза по сторонам, и разбиралась с лучшими пирожными и тортами. Певец пел перед нашим столом, а официанты бегали, как угорелые.
Кое-кто заглядывал внутрь, но на нас даже не обращал внимания, осматривая в основном тихие углы.
Тот древний седой сухонький и какой-то прямой, как военный, старик упрямо смотрел на меня. Вернее на мои драгоценности. Как уставился, так и не прекращал. Он даже беседовать перестал со своим собеседником — только молчал и смотрел. И что-то изредка отрывисто отвечал своему собеседнику. Он так тоскливо смотрел на эти чертовы гранаты, будто в них был смысл его жизни, и любовь, и ушедшая жизнь...
Мне было нехорошо от его взгляда, и я дважды смущенно оглядывалась и застенчиво съеживалась, стараясь стать меньше.
— Ты имеешь успех! — поощрительно сказала Оля, уплетая пирожное и смотря на зал. — С тебя не сводят глаз!
Я ответила шуткой, хоть мне хотелось зареветь от такого внимания. Вечно мне не везет! Вообще Оля вела себя слишком вольно. По ее приказу принесли чемоданы, и теперь она со счастливым лицом все время бегала за занавеску и меняла наряды один за одним из своей коллекции, демонстрируя, как они сидят. Мужчины с восторгом встречали каждое ее появление.
Оля вдруг усмехнулась и поглядела мне за спину. Я оглянулась — старик медленно поднялся, видимо на что-то решившись, и со своим спутником двинулся ко мне.
— Старик — какой-то аристократ, я не помню, — тихо сказала мне Саня, незаметно наклонившись к моему уху. Она сказала так, чтоб они не услышали, будто случайно потянулась за пирожным. — А вот спутника я, к сожалению, знаю. Это главный в этом сборище ювелиров, он гениальный мастер и к тому же владелец не только сети ювелирных магазинов, но и занимается переправкой зарубеж старинного ювелирного антиквариата. Он меня учил, но, по счастью, не знает моей профессии...
— Брить и садить?! — одними губами, так, чтоб это не было видно, спросила я, широко улыбаясь своей компании.
Старик упорно медленно пробирался между столами, слегка задыхаясь. На него стали оглядываться.
— Успокойтесь, Евгений Иванович... — пытался удержать старика его спутник.
— Если он сделает тебе гнусное предложение, — мрачно и зло зыркнул на него боец, что сидел рядом со мной и опекал меня, — он пролетит на свое место одним шагом и на одном дыхании, не касаясь ни стола, ни пола! — выплюнул он.
— Не злись Викинг!
— Ненавижу тех богатеньких буратино, кто думает, что ему все позволено! — проскрипел тот, словно собирался защищать меня.
— Успокойся... Она одета так, что чтоб сделать ей гнусное предложение, ему надо иметь все русские банки, а не счета, — буркнул белобрысый. — Скорей он хочет поухаживать!
Я чуть не съела их. Во всяком случае, подавилась пирожным.
Они с старцем подошли и в упор меня рассматривали. Тонкие линии лица старца исказились. Я заметила, что он совершенно не смотрит в мое лицо, даже раз не глянул, и что он с моноклем, и он близорук.
Но когда он увидел вблизи набор, то побелел, задыхаясь, словно умирал от горя и того, что увидел. Так что все обратили на него внимание. Люди оборачивались со всего ресторана. И немудрено — цвет лица его менялся так быстро, словно по нему бежали волны.
Он потянулся руками к моей груди к брошке.
Я резко дала ему по рукам.
— Что вы себе позволяете! — прошипела я.
— Извините, можно нам посмотреть драгоценности, я ювелир, так любопытно? — вежливо и элегантно спросил его спутник, пока старик рукой вцепился в гранатовое колье и держал его, будто цепь с меняющимся лицом.
Все уставились на нас. Да и действительно, было на что посмотреть — лицо было белым, красным, пепельно-серым...
А когда он неслушающимися пальцами подтянул к себе деталь украшения на груди, на которой было написано — Татьяна — и про которую Саня сказала, что это новодел, с ним случилось что-то не то.
